Жаклин Митчард - Прощение
«Разве в Милуоки нет людей, которые нуждаются в обращении в веру?»
«Может, и так, – написала я. – Но ведь это не Уганда, а он ведет себя, словно герой».
«РВ прибыли», – сообщила Клэр, что означало: «родительские войска» в комнате.
Я просто надоеда.
Но то, как большинство девушек суетилось вокруг парней, смущало меня. Другие родители не обращали на это особого внимания, но не мои. Конечно, мы были очень рады за Сеси. Свадьба должна была состояться в большом храме в Солт-Лейке, и семья Патрика была довольно богатая. Они подарили Сеси жемчужное ожерелье и планировали устроить праздничный банкет в ресторане, пригласили профессионального фотографа («Но только чтобы сделать черно-белые фото», – предупредил Патрик). Все это вписывалось в сценарий красивого праздника. Обычно мормоны устраивали скромный прием, но всегда по высшему разряду: то ли на нижнем этаже храма, где угощали сыром, сладостями и крекерами, то ли в банкетном зале отеля. Выбор зависел от семьи. Мы с нетерпением ждали свадьбы[ она обещала быть богатой и давала прекрасный повод купит себе новые наряды.
Чем больше времени проводил Патрик в нашем доме, тем больше я склонялась к мнению своего отца. Патрик говорил правильные вещи, называл нас кузинами, но не вел себя так, как положено влюбленному. Он вел себя так, словно Сеси выиграла в лотерею. Когда однажды вечером я пожаловалась на это маме, она ограничилась тем, что заметила:
– Выходи замуж за мужчину, похожего на твоего отца. – Потом наморщила лоб и тихо добавила: – Так делает большинство девушек. Так поступает и Сеси.
Как бы там ни было, но мы прекрасно проводили время. Сеси обожала нашего малыша и, судя по всему, не собиралась откладывать рождение ребенка на потом. Рейф как раз был в той поре, когда вызывал умиление: он мог следить за полетом мухи так долго, что, в конце концов, падал от напряжения. Первый раз мне довелось хвастаться маленьким братом, которого – я знала это по стуку своего сердца – я любила так же сильно, как своих сестер. Я даже не стала возражать, когда тетя Джульетта решила посетить вместе с нами могилы наших девочек, хотя сама я ни разу там не была. Меня тронула установленная на могиле скульптурная композиция в виде сплетенных рук, которые соединяли Беки и Руги навсегда. Может, кому-то это показалось бы немного пугающим, но меня это зрелище утешило. Я с сожалением думала об отъезде всех гостей, зная, что потом все вернется на круги своя.
Спустя всего несколько дней, когда после моего дня рождения (родители подарили мне тогда еще одно зимнее пальто) прошло уже несколько месяцев, папа поднял меня рано утром и позвал в конюшню. Он стоял рядом со старым стойлом Руби, и на его лице расплывалась улыбка. Наверное, он готовился к этому давно.
Я назвала лошадь Джейд.
Это была трехлетняя кобылка бежевой масти, нежная, как ягненок, с разноцветными глазами, карим и зеленым.
– Она напомнила мне тебя, – сказал папа, – потому что ты тоже всегда витаешь мыслями где-то далеко.
Я захотела сразу взобраться на нее, но дама из Седар-Сити, которая воспитала лошадку, сказала, что Джейд не знает чужих. Тем не менее, я хотела попробовать. Дама придержала кобылку, пока я подула той в нос, поговорила с ней, шепча на ухо, а потом погладила ее бок (лошади не любят, когда их хлопают по шее, я не знаю, почему все это делают). Я села на стену стойла и перебросила ногу. Лошадь задрожала, но все равно позволила оседлать себя прямо здесь, в стойле. Дама была удивлена. Но Джейд оказалась доверчивой, и мы нашли общий язык с первой же минуты. Этот подарок очень отличался от тех, что я получила накануне, и он был как нельзя кстати. Я побежала в дом, чтобы забрать Рейфа и показать ему лошадку.
Джейд вдохнула в меня новую жизнь. Она не была похожа на мою покладистую и добрую Руби, ездить на которой было так же комфортно и безопасно, как сидеть верхом на кофейном столике. Я никогда не надевала на Руби даже уздечку – так, небольшую веревку вокруг шеи, чтобы легонько потянуть ее, если бы понадобилось повернуть Руби в сторону. Все меры предосторожности я предпринимала только ради Беки и Рути. Несмотря на ангельский характер, Джейд бывала иногда весьма своенравна. Той поздней весной я провела многие часы, приучая се быть послушной под седоком, принимать уздечку, стоять спокойно во время купания или когда я седлала ее. Джейд не то чтобы выказывала строптивость, но все эти новшества были ей в диковинку. Когда она была сбита с толку, то останавливалась или начинала топтаться на месте. Это смешило меня, но бывало и так, что я оказывалась на земле. Джейд никогда не вставала на дыбы, никогда не сбрасывала неугодную всадницу, но она была такой юркой, что пришлось ездить в седле, пока она не привыкла ко мне.
Тем летом я выезжала на Джейд каждый день. У меня теперь были самые натренированные мышцы бедер. Выезжая вечером, я всякий раз вспоминала, как прогуливалась с девочками на Руби, когда та еще стояла в нашем стойле. Я выводила ее, чтобы она постояла в ручье. Однажды вечером Беки сказала мне, что, когда вырастет, хотела бы «лично» посмотреть в телескоп на каждую звезду. Мы лежали на спине Руби, как на софе, и я указывала на звезды в созвездии Ориона и на звезды в яркой Большой Медведице. Беки спорила со мной, говоря, что она совсем не похожа на медведицу. И добавила, что видит маленькую звезду-медвежонка. Мы с Рути ничего не смогли разглядеть.
– Это все потому, что у тебя глаза круглые, а у меня зоркие, – заключила Беки.
Я вывела Джейд к ручью, пытаясь не думать о них, как и о том, видят ли они меня сейчас со звездного неба. Джейд приняла водную стихию очень благосклонно, хотя многие лошади не любят купаться. Я даже решила, что поеду как-нибудь туда, где мы сможем поплавать.
В июне, перед тем как установилась жара, я отправилась верхом к холму, где стоял дом Сассинелли. До этого я заметила их машину и решила проверить, все ли приехали, – так, на всякий случай. Я не могла дождаться, когда смогу показать Серене свою Джейд. Однако оказалось, что дома был только глава семьи доктор Сассинелли, по своему обыкновению заскочив туда лишь на время, перед каким-то семинаром. Он отдал мне ключи, чтобы я могла начать уборку. Я только закончила мыть Джейд и заплела волосы в косу, чтобы хоть чуть-чуть быть похожей на человека. Однако я не потрудилась переодеться. На мне была старая фланелевая рубашка отца, которую я завязала на поясе. Джинсы стали такими короткими, что я подвернула их наподобие капри, спустив на талии.
Но я не учла того, что ни разу не ездила на Джейд по каменистой дорожке, которая тянулась вдоль горного хребта. Наверное, звук цокающих копыт о гравий раздражал ее. Она затанцевала подо мной и раз, и два, даже поскользнулась, но я не испугалась. Однако прошла минута, и Джейд вдруг вся взмокла – я натянула поводья что есть силы. Можно было повернуть ее назад, но я все же двинулась вперед. Нам не грозила никакая серьезная опасность, но Джейд продолжала топтаться на месте, приводя меня в бешенство. Наконец я пришпорила ее, и она помчала с места в карьер, прямиком к крыльцу дома Сассинелли. Я ехала без седла, ухватившись за гриву и натянув поводья. Когда Джейд ощутила под копытами траву, она резко остановилась, как будто натолкнувшись на стену, и я кувырком полетела через ее голову. Я не сильно ушиблась, пострадало только мое «мягкое место», да еще зацепилась ладонью за острый камень. Конечно, я была очень смущена. Из дома никто не вышел, и я была за это благодарна судьбе. Наверное, в доме никого не было. Чтобы убедиться, я постучала, потирая зад, – там, где порвалась ткань джинсов. Джейд лениво пощипывала цветы на клумбе Сассинелли, глядя на меня зеленым глазом в обрамлении длинных ресниц. В этот момент дверь неожиданно открылась и на пороге появился Мико. Он был босиком и держал сандвич размером с мою голову. Мико позвал меня в дом. Я ни минуты не колебалась. В ушах у него были наушники, из которых доносились громкие звуки «Времен года» Вивальди. Я бы не услышала ничего, даже если бы он что-то сказал, а он продолжал есть свой сандвич. Когда музыка закончилась, он спросил:
