Анна Маркер - Влечение: эротическая сага
Девочка встала, повернулась к классу и окинула всех блеском больших лучистых глаз. На секунду Косте показалось, что её взгляд задержался на нём дольше, чем на остальных. Он смутился и опустил ресницы вниз, непроизвольно прикрыв руками то самое место, которое мгновение назад должно было быть заметным всему классу.
А вот имя и в самом деле было странное. Перекатом горного эха, оно прозвучало тогда из уст Лидии Ильиничны, угадав на долгие годы форму своего существования.
Поделиться нахлынувшим состоянием мальчику было не с кем. Он не искал друзей. Не стремился быть инициативным заводным активистом, манифестантом, не бился за лидерство, как многие его одноклассники. Не участвовал в массовых спортивных соревнованиях. Он любил быть сам по себе, и всех окружающих делил на чужих и своих. Как маленькое животное по неопытности отвергает опёку стаи, так и он при любом незначительном натиске выпускал когти и щетинился всем организмом. Демонстрации и общественные мероприятия были для него сущей пыткой. Два-три пацана во дворе – вот и вся компания друзей того времени.
После занятий идти домой не было сил. Бабка беспрестанно воспитывала, жалела мальчика, оставшегося без родной матери. Злилась на свою старость, на его молодость, на гибель невестки, на загубленную жизнь отца, на то, что снег белый, а дождь мокрый, на ломоту в ногах и пояснице, одним словом, на весь мир.
Костя пошел болтаться по побережью.
С большой раскатистой силой морской прибой заливал уже большую границу между бухтой и Высоким Берегом, уверенно вступая в свои осенние права.
Возможности насобирать материала для страны маленьких героев в такой прибой не предоставлялось возможным. Мальчик от души порадовался за бабку: «Карманы будут чистыми!». Хотя точно знал – это тоже повод для нотаций, да и подошвы новых дерматиновых ботинок будут в песке. В голову пришла хорошая мысль: «Снять их вместе с носками?» Да, от командора всё равно не скрыть, что он был на море. Он всегда там был, по её твёрдому убеждению.
Медленными шагами мальчик добрёл к своей спасительной бухте. В любое время и погоду, она для него была и крепостью, и плацдармом. Бухта счастья и бухта горести знала обо всех переживаниях, крылатых мечтах в воображении души ребёнка, а затем и взрослого человека. Он думал о матери, её образе, который всё выше улетал от него до воздушных облаков, становившийся уже где-то надуманным с годами. В этом защищённом от тревожного большого мира месте думалось, мечталось и плакалось. Именно сюда пришёл Костя в тот ничем не выделявшийся простой осенний день начала учебного года. Когда не свершилась мировая революция, не было открыто средство по борьбе со СПИДом, и человек не постиг тайну мирового океана. Была ласковая осень и день сентября, подаривший мальчику первое ощущение сильного мужского влечения, страх смятения, неизвестности и радости от первого чувства детской любви. В руках будущего скульптора рождался образ девочки с необычным именем и розовыми бантами в белый горох. Именно тогда ему стало понятно, почему это место многие горожане называют «Бухтой любви».
Вечером Костя, с большим нетерпением дождался, когда бабка зальётся своим переливным храпом, тихонько прокрался в маленький закуток пластилинового царства, которое проживало под старой скрипучей лестницей, освещаемого старым уличным фонарём. Руки в волнении быстро лепили маленькую фигурку тонконогой крылатой лани, с узкими щиколотками и гордо вскинутой головкой на балериновой шее. В мальчишечье сердце стучалась любовь…
Эдвард своим небольшим монологом всколыхнул противоречивые чувства присутствующих. Компанию влекло желание поскорее увидеть новую работу скульптора. «Перерезайте ленточку!» «Покажите, что там!!!» «Народ требует зрелища!»
Костя по шум друзей отвлекся от своих воспоминаний. Он бодро подошел к постаменту, который был прикрыт тканью и обвязан розовой лентой. Воздух, свет и тепло, лёгкая волна воспоминаний о пробуждении первых мужских природных импульсов, приподняли его настроение, окутали в эротическую тайну перед совершением требуемого действия. Автор взял с подноса ножницы и перерезал стягивающую ленту.
Ткань быстро соскользнула вниз. Всеобщему взору открылось его творение последних месяцев.
Миниатюрная, тонкая лань с огромными загадочными глазами. Фигура стояла, чуть повернув в сторону людей маленькую изящную головку. Тонкая длинная шея и вскинутые к полету крылья придавали такую феерическую динамику движения этому чуду, что не у кого не возникало и мысли назвать её Парнасом, или каким-то иным персонажем греческих мифов. На маленьких рожках порхали нежные экзотические бабочки. А вздернутая лапка так томно была приставлена к подиуму, что копытце как бы стыдилось своей грациозности.
Это был символ нежной юношеской любви, образ невинности и страстного стремления к ней. У любого стоящего напротив (никто не смог усидеть в кресле) замерло дыхание, но участилось сердцебиение. Чувства каждого, перехваченные неожиданным смятением, не могли вырваться наружу. Ощущение сопричастности с рождением необыкновенного, талантливого произведения, овладело всеми.
Первым в себя пришел Колобок. Он как-то мгновенно протрезвел, встал на стул, поднял руки и сделал несколько негромких, но уверенных хлопков, к которым присоединились аплодисменты всех, кто был рядом.
Эдвард, Гера, Виталик, Ира, Татьяна, Адик, официанты, горничные – все случайные посетители, ставшие свидетелями этой сцены, не остались безучастными. Они окружили Константина, жали ему руки, девчонки целовали в щёки и висли на шею.
– Как ты назовешь это чудо?
– Откуда оно родилось?
– Твои образы – это что-то!
– Бросай рубить свои надгробия! Твори вечное!
– А можно сфотографировать?
– А потрогать разрешите?
Чего только не услышал Константин в этот вечер. Какие идеи ему только не подкидывали, как только не хвалили. А он сидел в своем нежно-бирюзовом платке и улыбался. А иногда посматривал на Геру, строго охранявшего композицию или бросал взгляд чуть левее его – на свою скульптуру. Он хорошо понимал, примеряя к ней свою философию, что «ей теперь жить самостоятельной жизнью».
Ещё не будучи зрелым и сильным, Кот смоделировал своё пространство жизненной реализации и схему пребывания на земле. Закон его был прост и понятен. Когда ты сам, люди, дела, обстоятельства расширяют твоё пространство, на тебя, по закону вселенной, даётся время. А если ты, те же самые люди, дела, обстоятельства откраивают его скрежетом грубых ножниц, оно, пространство, сужается и исчезает. А нет пространства, нет времени – нет человека. И человек уже не воск, он память, памятник, воспоминание…
