Керстин Гир - Я сказала правду
Прямо из загробного мира. И с косой наперевес.
– Из... э-э... Франкфурта.
– О, – сказал Оле. – Надеюсь, он говорит не на этом ужасном гессенском диалекте1. Ты как- то обмолвилась, что совершенно не находишь его сексуальным.
– Да, не нахожу. Но Джо говорит на абсолютно правильном немецком языке. Он родом из... э-э... Бремена.
– Ага, если он придет, – произнес Оле. – Нехорошо заставлять человека ждать одного в баре.
Постепенно он начинал действовать мне на нервы.
– Слушай, я и одна подожду с большим удовольствием. На твоем месте я бы сейчас поехала домой.
– Это исключено. Я не позволю, чтобы на тебя глазели какие-то незнакомые мужики.
– Да никто здесь не смотрит на меня, – возразила я.
– Ну конечно. Все пялятся. У двух типов вон там уже слюнки текут. Это платье, оно... очень пронзительное.
– Хм, спасибо.
– Серьезно. Я еще ни разу не видел тебя в нем. Еще эти туфли...
– Они у меня уже давным-давно, – зачем- то приврала я.
– И ты была в парикмахерской. Миа тоже вчера в парикмахерскую ходила. – Тут подоспел виски, и Оле сделал два небольших глотка. – Как думаешь, сколько ему лет?
– Джо?
– Нет, любовнику Миа. Как он выглядел?
– Я бы сказала, лет сорок пять – пятьдесят.
– Старая развалина. Наверное, переживает с Миа свой кризис среднего возраста. А сколько лет Джо?
– Тридцать пять, – снова соврала я. Ровно столько таблеток снотворного ждали меня наверху в номере. И они наверняка уже задавались вопросом, где, черт возьми, я пропадаю.
– Ну и куда запропастился этот парень? – спросил Оле. – Он мог бы, по крайней мере, позвонить и предупредить, что задержится.
– Я оставила свой сотовый наверху в номере, – пробубнила я. – Пойду, принесу.
Оле ошарашено на меня уставился:
– Ты сняла здесь номер?
– Нуда.
– Но зачем? Ты ведь можешь пойти с Джо к себе домой. Или... о нет, только не говори, что у вас тоже тайный роман, о котором никто не должен знать.
– Чепуха! Ведь вы же все об этом романе
– Он женат, да?
– Нет! – сказала я. – Нет-нет!
Оле замолчал, но молчание это было каким-то
сочувственным. Пианист снова заиграл «Когда время пройдет». Может, он больше ничего играть не умел. Мне жутко захотелось выбраться отсюда.
– Хотите еще бокал шампанского? – предложил официант.
– Нет, спасибо... хотя ладно, давайте. – Я вздохнула. Не могла же я так просто пойти наверх и убить себя, когда Оле страдал от серьезной жизненной проблемы. Я должна была, по крайней мере, убедиться, что он целым и невредимым добрался до дому и тоже с собой чего-нибудь не сделал. – Ты собираешься сидеть здесь всю ночь и ждать Миа?
– Не знаю, – ответил Оле.
– По-моему, это не очень хорошая идея.
– Тогда предложи что-нибудь получше, – произнес он.
– Лучше тебе поехать домой и гам спокойно подумать.
– Интересно о чем? О том, какой я идиот?
– Ну, например.
Оле заказал еще виски.
– Но мне здесь нравится, – сообщил он.
Ну, все, хватит. Я уже довольно выслушала.
Перед мысленным взором проплыли мои предсмертные письма так, как работает сортировочная машина для писем на почте, когда распределяет письма по индексу. Что я до сих пор делаю здесь, внизу? Я что, совсем лишилась разума?
– Я пойду, – решительно заявила я.
– Куда? – Оле бросил на меня испуганный взгляд.
– В свой номер. Я позвоню Джо.
– Нет, Герри, останься со мной, пожалуйста!
– Нет.
– Да-да, я понимаю. Конечно, нет. Прости. – Оле взглянул на часы. – Просто я думаю, он вообще уже не придет. Этот женатый подлец тебя обманул.
– Может быть, – произнесла я. – Поэтому я и хочу позвонить.
– Значит, он все-таки женат! Я так и знал. Вот подлец. Изменяет своей жене, а тебя просто использует. Такая женщина, как ты... опустилась до положения любовницы. А потом он еще и не приходит вовремя. – Оле нагнулся над стойкой. – Эй, вы, – обратился он к официанту, – можете себе представить? Этот подонок ее обманул.
– Да нет же! – Я соскользнула со стула. – Вы не могли бы записать шампанское на мой счет? Номер 324.
Официант кивнул.
– Нет-нет, – сказал Оле. – Я заплачу.
– Возьми такси и поезжай домой, Оле.
– Ты так хорошо ко мне относишься, – расчувствовался Оле. – Ты, без всякого сомнения, самый милый человек из всех, кого я знаю. И красивая, и умная, и с чувством юмора. Ты чересчур хороша для этого Джо.
– Слишком поздно. – Я чмокнула его в щеку,чтобы в последний раз вдохнуть запах зубного
врача. И чуть не расплакалась. Но теперь мне действительно необходимо было проявить твердость. – Пока, Оле. Вот увидишь, все будет хорошо. И, надеюсь, тебе в голову не придут всякие там глупости.
– Нет-нет, не волнуйся, Герри. Я позвоню тебе, когда снова смогу мыслить ясно.
Я закусила нижнюю губу и, спотыкаясь, побрела к двери.
– Я буду здесь на случай, если тебе понадоблюсь, – крикнул Оле мне вслед.
Дорогая фрау Колер!
Да-да, вы уже много лет предлагаете мне называть вас тетя Анна-Мари. Но у меня столько настоящих тетушек, что я до сих пор не могу пойти на подобную фамильярность. К тому же мне известно, что с тех пор, как я отказалась идти с Клаусом на выпускной бал, вы меня терпеть не можете.
Хочу прояснить здесь раз и навсегда старое недоразумение: «я так неожиданно передумала» НЕ для того, чтобы оставить бедного Клауса без пары. Наоборот, я очень ясно и не один раз давала понять своей маме и Клаусу, что лучше съем фунт живых слизней, чем пойду с этим парнем на выпускной бал, потому что:
1)когда он танцует, он всегда оттопыривает зад как утка, справляющая нужду;
2)воняет так, как будто пару лет не мылся;
3) во время перерыва между танцами ковыряет в носу и выдавливает себе прыщи на шее;
4) несмотря на все это, считает себя неотразимым.
Тут нужно отдать вам должное – именно это я называю отличной воспитательной работой.
Вероятно, именно из-за своей самоуверенности Клаус в день выпускного бала заявился к нам с букетом цветов. Одновременно с ним пришел Георг Штауб, у которого в руках тоже был букет (на всякий случай и для вашего успокоения говорю: хотя от Георга Штауба всегда хорошо пахло, во время румбы он постоянно сбивался со счета, а во время танго планомерно оттаптывал мне ноги).
Неправда, что я открыла дверь и начала смеяться. И я не кричала: «Ха-ха, Клаус, вот теперь ты по- настоящему сел в лужу, дурень!»
На самом деле я испытала сильнейшее в своей жизни потрясение, когда увидела двух парней с букетами цветов у своей двери. Клаус полностью проигнорировал Георга и его букет. Он спокойно поковырял в носу и спросил: «Ты готова, Герри?»
