Люси Гордон - Этот несносный Лука
Она пробовала найти правильные слова, которые побудили бы его говорить дальше, но прежде чем Бекки произнесла хоть слово, он сказал:
— Когда мы встретились в Лондоне… — На мгновение он остановился, словно испугался чего-то.
— Продолжай.
— Я никогда не спрашивал тебя о родах. Я все думал об этом, но…
— Роды были преждевременными.
— Тебе трудно говорить об этом. Бекки, ты сильно страдала?
— Все произошло очень быстро. Она была маленькая, недоношенная. Мне было плохо после родов. Я очень хотела увидеть тебя и не знала, что ты сидишь в тюрьме.
— Твой отец, должно быть, вызвал полицию, пока я вызывал «скорую». Полицейские прибыли быстро и арестовали меня, как сказали, для «исправления поведения». Я умолял разрешить мне поехать с тобой, но они не позволили. Я помню закрытые двери санитарной машины, увозящей тебя, в то время как меня тащила в противоположную сторону полиция.
Лука надолго умолк, затем продолжил свой рассказ.
— Казалось, я схожу с ума, я начал беситься.
Потребовалось четверо полицейских, чтобы справиться со мной, я разбил нос одному из них, так что у полиции нашлось обвинение против меня. В тюрьме я пробыл много дней, не получая никаких новостей о тебе. Потом явился твой отец, сказал, что ребенок родился мертвым и я должен забыть тебя.
— Что он сказал? — Она ошеломленно уставилась на него.
— Он сказал, что наш ребенок родился мертвым. Бекки, что с тобой? — нервно спросил он, увидев, что она уставилась на него с мертвенно-бледным взглядом.
— Она не родилась мертвой, — прошептала Ребекка. — Она жила несколько часов в кувезе. Я видела ее. Она была такая крошечная, подключенная к аппаратам, вся в проводах. Это было ужасно. Доктора и медсестры боролись за ее жизнь.
Они старались, но все было бесполезно. Она умерла.
— Но она была жива? — хрипло спросил он. Она была живой, хотя бы некоторое время?
— Да.
— Ты держала ее на руках?
— Нет. Она должна была находиться в кувезе.
Это был ее единственный шанс. Но когда она умерла, медсестра завернула ее в пеленки и дала мне. Я поцеловала дочку и сказала, что мать и отец любили ее. Потом я попрощалась с ней.
— Ты все это помнишь?
— Да, тогда я еще находилась в здравом уме.
Депрессия началась несколько часов спустя.
— Ты спрашивала, где я был?
— Да, я продолжала спрашивать папу, он сказал, что полиция все еще пытается найти тебя.
— Он сказал так, зная, что меня посадили в тюрьму? — с тихим гневом спросил Лука.
— Он продолжал говорить, что ты ушел. Дочь умерла, а потом… — Бекки с трудом удавалось подбирать слова, — все вокруг вдруг стало темным.
Черное облако окутало меня. Я чувствовала себя обессиленной, я задыхалась и была испугана.
Весь мир, казалось, был полон ужаса, и так продолжалось день за днем. — Бекки провела рукой по глазам. — Возможно, депрессия началась из-за смерти ребенка. Но, возможно, если бы мы были вместе, этого бы не случилось. Или я оправилась бы скорее. Хотя теперь какая разница.
— Все было бы хорошо, если бы твой отец не разлучил нас, — сказал Лука. — Неважно, злом или обманом, он причинил нам боль, но и сам получил по заслугам.
Она кивнула.
— Я думаю, он полагал, что с легкостью вернет меня. Но ситуация вышла из-под контроля, и отцу пришлось нагромождать один обман на другой, лишь бы не признавать, что он был не прав. В конечном счете он терпел фиаско.
Лука взглянул на нее.
— Ты защищаешь его?
— Нет, но я не думаю, что он был плохим изначально. Отец стал таким, потому что не умел просить прощенья. Он разрушил нас, но разрушил и себя. Он знал, что сделал, но не мог в этом признаться. Знал и не мог столкнуться с этим лицом к лицу.
— Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?
— Да, однажды. Мы ужасно поссорились, и я сказала, что это он убил моего ребенка.
— Что он ответил?
— Ничего. Только уставился на меня и побелел.
И ушел. Позже я нашла его в каком-то оцепенении. Спустя год после этого у отца был обширный инфаркт. Ему было только пятьдесят четыре, но он умер сразу.
— Я не сожалею о нем, — ожесточенно сказал Лука. — Я не простил ему и не буду притворяться.
— Я знаю. Мне немного жаль его, он навредил не только нам, но и себе. Но пока я также не могу простить его. Кроме того…
Бекки притихла на несколько секунд, встав со стула в нерешительности.
— Что? — спросил Лука. — Что еще?
— Кое-что. Я ждала, когда смогу сказать тебе.
Ждала удобного момента. Сейчас, я думаю…
Она остановилась в нерешительности, зная, что обратного пути нет. Лука взял ее руки в свои.
— Скажи мне, Бекки, — попросил он. — Сейчас самое время.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Да, — сказала она. — Ты должен знать. Лука, ты когда-либо возвращался в Каренну?
— Нет, — сказал он, подумав.
— Я тоже, до недавнего времени. Я была там несколько недель назад и узнала кое-что еще, о чем солгал мой отец.
Бекки снова умолкла. Внезапно она спросила себя, разумно ли поступает.
— Продолжай, — сказал он.
— Я всегда думала, что дочь умерла некрещеной, без имени. Папа никогда не говорил мне, что все иначе.
— О чем ты?
— Она — там, на кладбище. Ее крестил священник больницы.
— Но почему ты не знала?
— Врачи поместили ее в кувез. Как только она родилась, а я осталась с медсестрами. Там был священник, который пришел к другому ребенку.
Все думали, что наша маленькая девочка проживет только несколько минут, так что священник крестил ее тут же, на случай, если не успеет позже.
— И врачи никому не сказали?
— Они сказали папе. Я думаю, они решили, что он скажет мне, но он не сделал этого. Она была похоронена в освященной земле. Священник умер в прошлом году, но я говорила с новым. Он нашел запись о нашей дочери. Очевидно, старый священник собирался устроить небольшие похороны и сообщил отцу, когда они состоятся. В общем, на похоронах нашей дочери… — Бекки била дрожь, не было никого.
— Даже твоего отца?
— Он сделал вид, что ее никогда не существовало. Он хотел, чтобы я забыла о ней. Отец пытался уничтожить ее, уничтожить нас. Он даже сказал священнику, что ее имя — Ребекка Солвей.
— Что?
— Это имя на ее могиле, — с гневом продолжала она. — Ребекка Солвей. Но она там, Лука. Она не исчезала в пустоту. Он не смог уничтожить нашу дочь.
Лука в исступлении вскочил и заходил по комнате. Он мотал головой, как животное от сильной боли, и Бекки поняла, что никогда еще не видела такого опустошенного лица.
Наконец он остановился и резко ударил кулаком в стену. Раздался оглушительный звук, Лука бил в стену снова и снова. Старый дом, сделанный из прочного камня, противостоял ему. Или это была его судьба, которую не могли смягчить ни гнев, ни страдание.
