Татьяна Веденская - Мечтать о такой, как ты
– Это точно, – согласилась я, лихорадочно соображая, как бы увести опасный разговор в сторону. И о том, что в институт Ника даже не ходила. Нам надо, чтобы нас снес ураган? Вот и пришлось менять тему: – А я со Стасом, кажется, разошлась.
– Как это? – удивилась мама. – Вы же еще толком сойтись не успели? Вот, говорила я тебе – меряй по себе шапку.
– Мам, это не шапка, это мужчина.
– Вот тебе лишь бы меня перебить. Значит, бросил он тебя.
– Почему он? – обиделась я. – Может, я его.
– Нет. Не может, – категорически не согласилась мама. – Никого ты не можешь от себя отвадить. Могла бы – не было бы Ники. И Леонида этого, прости господи! Хорошо хоть, он не стал тебе жизнь ломать.
Мама говорила себе под нос и перемещалась по комнате, расставляя на столе заварочный чайник, печенье и прочую ерунду. И ей, как и всегда, казалось нормальным, что она все решает в моей жизни. Как будто я сама неспособна решить хоть что-то. Но дело в том, что впервые это до глубины души возмутило меня. Больше всего возмутило то, что мама действительно имела смелость думать, что она тогда поступила правильно. И уверяла всех вокруг, включая меня, что иначе и быть не могло. Считалось, что я с этим согласна, но тут мне вдруг пришло в голову, что вообще-то я же на самом деле всегда была против. Я никогда не была с мамой заодно, и у меня есть масса вещей, которые я давно должна была ей сказать. Нет, не для того, чтобы ее обидеть или сделать ей так же больно, как она делала мне. Нет, я прекрасно понимала, что маму не переделать и что обижает она меня не специально, не сознательно, стремясь еще больше испортить мое отношение к себе. Просто такова была ее природа. Но для самой себя, для цельности моего мира, я должна была наконец решиться и сказать, что именно я думаю на самом деле.
– А Леонид вообще-то был хорошим человеком, – вдруг возьми да и ляпни я. И сама себя испугалась, потому что порвать меня должны были после этого не по-детски.
Мама от неожиданности даже печенье не проглотила, подавилась.
– Что ты сказала?
– Леонид меня любил. И бросать не хотел. Это все ты тогда решила, сама решила все за нас. Ты вообще все всегда решала за нас. – Я говорила и не верила своим ушам. Неужели же это все я говорю?
– Что?
– Мама, я думаю, это было неправильно. Мы могли бы и сами разойтись, но тогда я бы не мучилась из-за этого всю жизнь. Это были мои отношения и мой мужчина. Я должна была сама разобраться. Он терпел тебя три года. Почти три года! Мне до сих пор кажется, что он меня любил. – Тут я разрыдалась.
Видимо, все эти истории с Никой так на меня подействовали, что я совсем забылась и несла всякую чушь. То есть мама смотрела на меня, словно я несла полнейшую чушь. Конечно, на самом деле это было не так.
Глава 3
Бои без правил
Человеку с разбитым сердцем, оказывается, совершенно нечего терять. Особенно если человеку с разбитым сердцем около тридцати шести лет. В двадцать лет ты еще веришь, что дело вовсе не в тебе или в устройстве мироздания и не в мужчинах в целом, а дело в этом конкретном человеке с карими глазами или, к примеру, со складкой на животе. Это не жизнь такая, а он, Паша, Саша или Жора, а посему надо только ждать и не терять веры. В любовь и в другого мужчину, у которого глаза будут, к примеру, зеленые, а характер более подходящий к семье и браку. И будет неземная любовь, и будут красные розы на снегу около дверей твоей машины, и будет кольцо в бархатной коробочке и мягкий полумрак спальни, освещенной свечами. Или, на худой конец, шашлыки на даче и совместные воскресные поездки в «Ашан». Но что делать, когда тебя оставляет человек, ради которого ты впервые в жизни была готова абсолютно на все. Он желает тебе счастья, вешает трубку и исчезает навсегда, просто выкинув тебя из головы? Что делать, если ты никак не можешь его забыть?
Остается подчищать хвосты. Если жизнь перевернулась с ног на голову, значит, кто-то в этом виноват. В большинстве случаев, как я подозреваю, мы же сами и виноваты. Например, взять мою маму. Вы думаете, это ее вина, что она вертела мною всю жизнь? Нет, это моя вина. Это я должна была давным-давно послать ее подальше и делать все так, как считала нужным.
«Я выросла, мама. Я все решу сама!» – вот что должна говорить каждая взрослая женщина своей матери. Но тридцать шесть лет – это слишком поздно для такого рода заявлений. Однако лучше поздно, чем никогда. Я вспомнила, как устроила несанкционированный праздник правды и откровенных признаний. Впервые в жизни я сказала маме, что жалею о парне, которого она вышвырнула из нашего дома пятнадцать лет назад. Я уже не помню, как Леня выглядел, но надо же мне было вступиться за него. Через столько-то лет!
«Меня бросил Стас. Стоило ли мне всю жизнь бояться и прятать голову в песок, чтобы меня все равно в итоге бросил Стас?» – этот вопрос не давал мне покоя, толкая все дальше и дальше. Мне, например, захотелось вдруг, чтобы и я, и, главное, Ника, получили право жить обычной человеческой жизнью, неподвластной маминому суду. Чтобы мы могли влюбляться, терять работу, разбивать свое сердце или даже чужое (такого у меня не было никогда), паниковать и быть слабыми. Особенно Ника, я не хотела, чтобы она услышала в свой адрес все, что в свое время услышала я. И я, конечно же, хотела поговорить с мамой об этом, но мне было слишком страшно, поэтому я начала с Леонида, с реабилитации памяти о нем.
Что тогда началось! Как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Мама, конечно, пришла в ярость. Я спаслась бегством, но вечером наш разговор продолжился. Видимо, маме надо было прийти в себя после этой неожиданной атаки со стороны давно поверженного врага. Еще бы, никогда, ни разу за все время существования нашей семьи, никто и ни в чем ей не перечил. Даже папа предпочитал молчать, только чтобы не попасть под водопад маминых обвинений. И мне всегда казалось, что он был прав. А тут вдруг пришло в голову, что, может быть, и нет. Может быть, он, если бы не сдавался маме так безропотно, сумел бы сохранить семью. Он никогда не показывал, но я знала, как сильно он ее любил. Как сильно страдал, что не может сделать ее счастливой. Ее счастье – слава художника – было выше его сил.
Мама позвонила мне, когда я стояла на кухне и жарила рыбу. Рыба полезна, особенно беременным женщинам (девочкам тем более), поэтому я стояла в дыму и терпела. И я, и квартира пропитались запахом жареной рыбы. Все для фронта, все для победы. Вот тут-то мама и позвонила.
– Надя, ты что, считаешь, что я была не права? Ты это серьезно? Неужели я должна была жить с человеком, который попытался меня ударить?! – спросила мама, застав меня врасплох. Я уже было возрадовалась, что вечер будет мирным. Нет, мама просто копила аргументы, прежде чем нанести мне сокрушительный удар.
