Анна Берсенева - Последняя Ева
Так что нельзя же всех мерить собственными несуразными мерками!..
И вообще, Ева уже привыкла, что жизнь любого мужчины – тайна для нее за семью печатями; брат не являлся в этом смысле исключением. Как они там живут в своей динамичной и подчиненной житейской логике жизни, что их волнует, кроме вещей, которые можно потрогать руками, и волнует ли что-нибудь вообще?
По сути, все мужчины жили для нее на Сахалине, и Ева уже смирилась с этим.
Она вообще со всем смирилась – со всей своей жизнью. То ли характер был не борцовский – даже наверняка не борцовский, – то ли просто не видела смысла в какой бы то ни было борьбе. А за что, собственно, бороться? За то, чтобы что-то значить в жизни Дениса? Чтобы собственная жизнь была наполнена каким-то смыслом? Все это были слишком ускользающие материи, к таким не может быть применимо само понятие борьбы…
Для Евы лето началось как обычно.
В школе было тихо, и от этого знакомые коридоры казались особенно просторными; Ева любила этот затихший простор.
Она уже поучаствовала в письменном экзамене по литературе: проверила выпускные сочинения одиннадцатого класса, даже успела поспорить с еще одной словесницей, Ириной Васильевной, которая считала, что одно из сочинений не тянет на медаль и они недостойно будут выглядеть с ним в гороно.
В общем, все было как всегда. Ева приходила в школу каждый день, потому что отпуск у нее начинался в июле, и доделывала какие-то мелкие дела, на которые вечно не хватало времени в учебном году, когда кругом кипела бурная ученическая жизнь.
Освобождалась она, конечно, раньше обычного и уходила домой когда хотела. У них в школе вообще все строилось на полном доверии: раз учитель считает, что уже закончил дела, значит, может идти домой. Ева благодарна была Мафусаилу за то, что он завел именно такой стиль отношений. Да ему и все были за это благодарны.
Мафусаила она и повстречала у выхода, уже в вестибюле. Его кабинет находился на первом этаже, и, кажется, он специально вышел в коридор, чтобы позвать Еву к себе.
– Зайдите ко мне, пожалуйста, Ева Валентиновна, – громко сказал он, когда она обернулась на его голос. – А я уже собирался в учительскую к вам подняться.
Ева не испытывала ничего похожего на испуг, когда ее вызывал директор. Да и чего ей было бояться? Все, что она делала в школе, было настолько на виду, что Эвергетов, пожалуй, знал об этом лучше, чем она сама. Поэтому она спокойно вошла вслед за ним в небольшой кабинет и села за стоящий буквой Т стол.
– Я слушаю, Василий Федорович, – сказала она. – Если вы насчет сочинения Поляковой, то я уверена, что…
– Да нет, Ева, нет, – махнул рукой Эвергетов. – Пятерку нашу утвердили, все в порядке. Я насчет тебя.
– Меня? – Она посмотрела удивленно. – А в чем дело?
– Понимаешь, – помолчав, сказал Мафусаил, – может быть, смешно говорить тебе об этом, но я все-таки должен… Ко мне тут мамаша вчера заходила, требовала принять меры. Ну, меры никакие я принимать, конечно, не собираюсь, – сказал он, глядя в ее удивленные глаза, – но поговорить с тобой обязан. Клементова мамаша, из десятого «А».
– Артема? – Евино удивление только усилилось. – А что ее беспокоит? У него по литературе пятерка, и по русскому. И вообще он, по-моему, прекрасно закончил год, вы же слышали на педсовете.
Эвергетов посмотрел на нее внимательно – ей показалось, даже испытующе. Она молчала, глядя в окруженные сетью мелких морщинок глаза Мафусаила. Наконец он нарушил это неловкое молчание.
– Ее беспокоит, что ее сын в тебя влюбился.
– Да вы что, Василий Федорович! – От изумления Ева даже из-за стола приподнялась. – Что это за бред такой? Ой, извините… – смутилась она. – То есть я хотела сказать, что… Просто не знаю, что и сказать! Как это можно в меня влюбиться? И кому, мальчику!
Неожиданно Эвергетов рассмеялся. Морщинки у его глаз тут же собрались в веселые стрелки.
– А почему это, интересно, в тебя невозможно влюбиться? – поинтересовался он. – Впервые слышу, чтобы женщина такое говорила! Ну, неважно. – Лицо его стало серьезным. – Влюбился он или не влюбился, а мать считает именно так. Говорит, что ее сын совершенно переменился, уже давно, и она никак не могла понять причину. Взгляд такой какой-то стал, говорит, что даже смотреть иногда страшно. А недавно она видела, как ты с ним прогуливалась в двух шагах от их дома. Правда это, Ева?
Тут Ева вспомнила неудачный урок о Гамлете две недели назад, и мимолетную встречу с Денисом в учительской, и свою тоску… И как она шла с Артемом по Трехпрудному переулку, разговаривая с ним так, как будто он не учеником ее был, а ровесником. Но при чем здесь «влюбился»?
– Мне как-то странно это слышать, Василий Федорович, – пожала плечами Ева. – Она что, школьницей меня считает, его мама? Да, я шла с ним однажды по улице, потому что нам было по пути, мы продолжили беседу о Гамлете, которая началась на уроке. По-моему, ему было интересно продолжить эту беседу. Артем вообще умный, чуткий мальчик. Может быть, он не все понял на уроке, что-то его не оставило равнодушным. Что в этом плохого?
– Да по мне-то, конечно, ничего, – согласился директор. – Не вижу криминала в том, что ты рассказала. Собственно, она говорила то же самое: что вы прогуливались… За что купил, за то продаю. Ее встревожило, что, когда ты ушла, он смотрел тебе вслед именно тем взглядом, который так ее пугает.
– Каким же именно? – улыбнулась Ева. – Просто даже интересно! Меня вот его взгляд ничуть не пугает. Наоборот, очень внимательный, вдумчивый взгляд, побольше бы таких.
– Ну, не знаю, – завершил разговор директор. – По-моему, тоже, это все домыслы дамы в критическом возрасте. Ладно, Ева, пусть это будет нашей самой большой проблемой! Но ты имей в виду все-таки. Зачем мамашу нервировать? – Эвергетов поднялся из-за стола. – Куда летом поедешь? – поинтересовался он напоследок.
– В Кратово, наверное, – пожала плечами Ева. – Куда еще?
– Почему же? – не согласился он. – Сейчас возможностей много. У меня вон сын в прошлом году в Грецию ездил. Салоники, Афины, потом на пароме по островам. Говорит, как в раю побывал!
– Да мне как-то не хочется одной, – смущенно улыбнулась Ева. – А у подружек денег нет на такие путешествия, у всех ведь мужья, дети, не до того…
– Да, это верно, – вздохнул Эвергетов. – И чего ты замуж не выходишь, не понимаю, – добавил он каким-то мимолетным тоном.
Кто-нибудь другой, может быть, и не решился бы задать ей такой неприятный вопрос. Но Мафусаил знал ее с первого класса, уже двадцать пять лет – страшно подумать! Вся Евина жизнь прошла перед его глазами, и смешно было бы, если бы он постеснялся задать ей любой вопрос.
