Бывшее счастье (СИ) - Дем Ана
Хочу подойти к нему, поздороваться обычным рукопожатием и сказать: «Вот он я, твой никчёмный папашка». Нарастающая злоба на подбежавшего к нему малолетнего спиногрыза Александры заставляет притормозить с этой затеей, поглядеть на разворачивающаяся картину.
Мелкий гаденыш, не имея никакого воспитания, начинает пинаться, требовать подростка принести тому то же, что выпивают все взрослые люди. Вино или шампанское. На что слышит сухой ответ — «нет».
Проходящие мимо меня бывшие одноклассницы, здороваясь, пытались запудрить мне мозги своими расспросами: «как жилось в другой стране?»; «ты всего добился в своей жизни?». Нет, млядь, не добился. А все из-за одной мерзкой гадины, что поплелась в сторону дамского туалета, куда только недавно зашла Варя.
— Ты что делаешь? — доносится крик Артёма.
— Да пошёл ты! — момент и до моих ушей долетает звук ломающийся вещи.
Сидящая за два столика Дианка, резко встав с места, цокая длинючими каблучищами, виляя пред всеми своей пятой точкой, направилась в эпицентр развернувшегося хоррора. Завидев стоящего возле входа меня, скорчила моську так, словно перед ней не человек, а животный помет, махнула ладонью.
Я не шестёрка, чтоб бегать и выполнять твои требования.
— Что здесь произошло?
Подойдя ближе, разглядывая валяющийся пред ногами разбитый, с потекшим экраном, мобильный телефон Артёма, засек валявшегося рядом с диванчиком ребёнка. Потирая невидимый ушиб на лбу — видимо от злости щелкнули хорошенько, — поглядывая то на подходящего меня, то на сына, то на его, даже говорить не хочу эти слова, крестную, мальчишка, испугавшись, убежал с места преступления.
Далеко не убежит, мать заплатит за его совершенные преступления. Она же должна как-то долг отработать, значит пускай выплачивает все до последней копейки. И не мне, а бывшей однокласснице — Варе.
— Этот молокосос телефон швырнул на пол. — полыхает неистовым гневом Артём, напоминая себя в молодости.
Точно также, без раздумываний, мог лбом долбануть по парте, вывихнуть за гаражами руки, сломать челюсть, нос. Заставить просить прощения за то, что тронули меня и то, что принадлежит лично мне. Вроде бы, если не изменяет мне память, хахаль Саши тоже получил по заслугам… А, точно, он же обсуждал своим похотливым грязным языком, как лишит Варю целостности.
Ошибочка вышла, она давным-давно ходила порванная моим членом. И все из-за вскипевшей на одной из закрытых вечеринок страсти. Видимо на одной из них у нас и удалось наплодить потомство, ведь других мест, где мы могли заниматься любовью не было.
— Не могу поверить, — ругается как старая бабка Дианка, — как у этой заучки вырос обалдуй?
Никак. Наплодила потомство с бывшим другом на свиданках в зоне закрытого типа, теперь страдает, изображая жертву мать. Да только пацан нафиг не сдался ей, только выплачиваемые за него пособия, на которые, собственно, и живёт. Как бы не старался Силуанов не может передавать грязные деньги через посредников.
Спасибо хоть где-то мои связи сработали. Помогли избавиться от старой жизни, повернув на новую дорожку. Более светлую и извилистую.
— Дегенерат мелкий, — рычит Артём, потирая ушибленное этим пиздюком место под подбородком. — Будь другое воспитание одним щелбаном не отделался.
Молчу. Ставлю себя на его место. Лицом один в один, темпераментом, сложившимся в некоторой степени характером. Одно только воспитание мешает увидеть вторую копию себя: набыченного, обозленного подростка, что готов пасть в драку ради удовлетворения потребностей. Но я не сын и сын не я.
Могу запросто схватить мелкого Силуанова и вздрючить. Даже его мать стерва не помешает.
— Держи, — подняв разбитый телефон, тут же отдаю в руки Артема.
— Благодарю. — взгляд мелкого тигрёнка и тот перехватывает свою вещь. — Где мама? Я хочу уйти с этого места.
— Она в уборной, — отвечает Дианка, разглядывая крестного сына на наличие каких-либо повреждений. Нет, на нём ничего не было, только лёгкий ушиб. Но вот у мелкого… там может и рука растяжение связок получить. — Пойдём, я позову её и мы поедем в отель? Все равно закуски тут отстой.
Лишь бы пожрать. Как она со своим аппетитом не съела кого-нибудь ещё, представляя себя самкой богомола: спрыснул спермой, откусила голову, плотоядно улыбаясь. Фу, ужасно представлять её обнажённой и с голой задницей мужика, что тренькает своим пиструном её саму.
Следую за спиной Артёма, рассматриваю оглядывающих, шепчущихся между собой девах. Никогда не пойму суть женской натуры, как развязно обсуждать то или иное, придумывая слухи прямо на ходу. Бесят, раздражают с новой силой.
За дверью, что вела в женский сортир, послышался крик Сашки. Дура, неужели решилась действовать на фоне старых ошибок, начиная рыдать о безответственной любви ко мне? Варю так просто не пробьешь, она другая, изменилась за эти пятнадцать лет. Не то что потерявшая все школьные знания курица.
— Диан, — обхожу её, надвигаясь а двери. Обхватив дверную ручку, подав подруге Варьки сигнал — на что та кивнула, — резко дёрнул вниз.
Убью. Отвезу в лес и, мать её, убью!
— Мама! — доносится перепуганный голос сына, заставляя обернуться и увидеть павшую в обморок её.
Где-то вдалеке слышится театральный рёв Саши, звук собирающихся на представление зрителей. А я, боясь прибить здесь всех к чертовой матери, сдерживая внутри себя воспламенившуюся бомбу, рывком хватаю за локоть падаль и веду в сторону выхода.
Ага, ну да, конечно, Варька плохая, обидела животное «оскорблениями». Если бы я с ней в школе не встречался, то точно поверил этому косяку, но, тц, ошибочка вышла. Бывшая школьная любовь даже мошки толком не обидит, про послать далеко в лес вообще молчу. Растеряшка, всегда за моим крепким плечом находилась, зажимала уши при одном только слове — «хуй».
Пустившийся в пляс ветер раздувал из мухи слона, поднимал ввысь бушующий ураган эмоций. Жаль, очень жаль тому, что бросил курить после переезда в другую страну. Сейчас бы затянуться, почувствовать тот самый обволакивающий лёгкие никотин и блевнуть от забытых чувств моментально.
Как только отходим дальше проходной двери, завернув за угол к стоящим возле чёрного входа мусорным бакам, сжав гусиную шею, вдавливаю тело в стенку. Вырывающаяся из моих лап Саша пыталась дотянуться до моих глазах нарощенными когтями, разорвать всего меня в клочья.
— Не выйдет, — отвечаю, отрывая её ноги от земли. Пускай болтается, одно неверное движение и будет валяться на больничной койке и ссать под себя. — Я тебя предупреждал, что бы ты не лезла в мою жизнь? Предупреждал?!
— Да пошёл ты! — цедит сквозь зубы, проявляя настоящий оскал. — Она не твоя жизнь. Смею напомнить, она тебя бросила, скрыв факт своей беременности.
Сдавливаю шею сильнее, разглядываю конвульсивное состояние задыхающейся девки. Отпускаю, мне не нужен труп здесь, пускай живёт. Пока что.
— А кто в этом виноват? — срываюсь на рык. — Кто заставил прийти перенюхавшуюся дозу кокаина подружку Силуанова и при всех растрезвонить о беременности?!
Я очень прекрасно помню тот день. Пришедшая заплаканная Кристинка, снимающий на свою камеру телефона придурок Антон, полетевшая в сторону туалетов Сашка. Нет бы пойти к ним, тряхнуть при девчонках её, рявкнуть, какая она мразота, учудившая прямо в школе концерт одного актёра. Нет же, Кристина, бедная дуреха, пригвоздила при всех на публике одной только фразой о беременности.
— Я любила тебя! — выкрикивает слова, на которые мне глубоко плевать. — Я хотела, чтобы ты был моим! А не серой мыши, что боялась трахаться с тобой при свидетелях за стенкой!
— За это я её и любил! — мой кулак врезается рядом с её лицом. И плевать на разлившуюся боль по костяшкам.
— Да не любил ты её! — кричит, начиная с усердием вырываться из мёртвой хватки. — Как и не любил меня, не уважал своих бывших друзей! Ты даже не искал её!
О, как запела, мразь. Да у меня после того случая проблемы на проблеме были: взятая из задней части обезьяны чужая беременность, несколько заявлений в полицию, суды, связанные с бывшим другом.
