Мужской персонаж (СИ) - "Ляля Фа"

Пытаюсь представить французские дома без окон, и у меня это плохо получается.

— Но есть и другая легенда. Там прототип Деда Мороза спасает трех девс.. кхм.. девиц от публичного дома, — заговорническим шепчет Рафис.

— Ты меня совсем за глупую держишь, что ещё за любовный роман с Дедом Морозом в главной роли? — смеюсь от такой идеи. — Издеваешься, да?— А вот и нет! Я думал, что тебе нравятся любовные романы.При этих словах он ведёт пальцем по моей раскрытой ладони, а я напрягаюсь и вглядываюсь в лицо Рафиса: неужели он знает, что я их пишу?! Почему он заговорил о романах?

Но Рафис уточняет:

— Нравятся, как и большинству девушек, разве нет?

Уф, а я уж было начала волноваться!

— Так что там с Дедом Морозом?

— Для тебя наверняка не новость, что один из вдохновителей доброго старика был христианский святой Николай — человек, существовавший на самом деле. Так вот, одна из легенд о нём гласит, что он узнал о трёх сёстрах-красавицах, чей отец из-за нищеты не мог собрать им приданое и задумал продать их в публичный дом. Дальше история «18+». Тебе есть восемнадцать?

Рафис подносит мою руку к своему лицу и легко цепляет кожу зубами, следом тут же целуя укус. Он играет со мной, а я таю, но заставляю себя держаться. Снова смеюсь в ответ:

— История «18+» со святым Николаем?! Ну и шуточки у тебя!

— Эх, я бы тебе рассказал, а, может, и показал бы... но ты права, ты не доросла до такого. — Раф сжимает мою кисть, потому что я пытаюсь её вырвать. Он снова смеётся: — Ну ладно, ладно, шучу! Легенда гласит, что Николай собрал три мешочка с золотом и подкинул их в дом сестёр, чтобы спасти девушек от печальной участи. По одной из версий легенды он их бросил в трубу. А мешочки эти угодили в носки, вывешенные над очагом для просушки.

Да уж, прямо сюжет для романа «Любовный квадрат». И пока я размышляю, а реально ли обыграть легенду так, чтобы никоим образом не задеть чувства верующих в западного Деда Мороза, таксист обьявил, что мы уже приехали.

Я не зря говорила о красном — он был цветом вечера в «Эспри Боэм». Предупрежденная, я оделась в ярко-красное платье до колен из тонкой шерсти и накрасила губы в цвет. Рафис так не заморачивался. Мужчинам проще: белая рубашка, чёрные классические брюки — наряд на любой вечер.

Хоть я и знала, что Рождество у французов — главный праздник в году, и что его отмечают торжественнее, чем Новый Год и, как правило, в узком семейном кругу, я оказываюсь не готова к увиденному. Ресторан не узнать, так щедро он украшен к празднику.

Играет тихая музыка, а в углу я вижу ёлку, наряженную в красные, белые и серебряные шары и гирлянды. На полу под ёлкой — коробки, перевязанные лентами.

Ой, а я ведь ничего не предусмотрела в подарок хозяевам! Рафис проследил за моим взглядом и успокаивающе сжал мне локоть:

— Это просто декорации для фотографий, чуть позже я тебя сфоткаю там на память. А подарок я Грегу уже сделал, и, так как ты со мной, он считается от нас обоих. Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю.

«Ты со мной». Никак не могу к этому привыкнуть.

Всю прошедшую неделю Раф был неизменно внимателен и невероятно мил. Это не удивительно, что он открыл собственное дело. Он не из тех мужчин, кто довольствуются тем, что предлагает судьба. Он сам ставит себе цели и идёт к ним, это я уже поняла.

Иногда с ним бесполезно спорить. Как в случае с моим заляпанным грязью полушубком — он просто забрал его с собой и вернул мне его чистым пару дней спустя.

Я отказалась от его предложения возить меня на работу. Во-первых, не хочу, чтобы снова пошли сплетни, а во-вторых, его собственный офис в другой стороне. Но он и слушать не стал эти доводы, когда речь зашла об обратном пути. Каждый вечер он ждёт меня на «нашем» месте в переулке и везёт до дома. Пару раз мы ужинали вдвоём в ресторане. Ничего шикарного, просто и уютно.

Он всё время касается меня, как до этого в машине, словно приручая к себе и своему присутствию в моей жизни. Сначала я дергалась каждый раз, но постепенно привыкла, ведь он никогда не переступает границ. Паркуясь перед моим подъездом, Раф нежно целует меня, надеюсь, не догадываясь о том, как заходится моё сердце, и как с каждым вечером мне всё труднее выскальзывать из машины и из его объятий. Но я больше не звала его к себе, так как не готова к большему.

Сейчас мы спорим о том, где я буду встречать Новый Год. Рафис настаивает на том, чтобы мы были вместе, а я собираюсь уехать к родителям. Пока не хочу его звать к ним, я ещё помню, как он назвал меня «просто коллегой» в разговоре со своей мамой.

От размышлений меня отвлекает его голос.

— Наташа, познакомься, это моя мама Румия Рафисовна. Мама, это моя Наташа.

Что?... Кто?!

Широко раскрыв глаза, я смотрю на красивую темноволосую женщину. Она невысокого роста и вся какая-то маленькая. У неё глаза Рафиса. Точнее, наоборот. На автомате протягиваю руку, пытаясь пробормотать вежливую фразу, принятую в таких случаях, но женщина опережает меня, мягко обнимая. Это длится пару секунд, но полностью лишает меня дара речи.

— Милая моя, мне очень приятно. Зови меня Римой, хорошо? — её голос журчит ручьём, в нём столько энергии, что это неожиданно для её хрупкой комплекции. — Рафис столько рассказывал о тебе, но забыл упомянуть, какая ты красавица! Теперь я понимаю, почему он убегает от меня на Новый Год. Но я тоже приглашена, поэтому, желаю вам хорошо повеселиться!

Она, может, и понимает, а я нет! Смотрю на Рафиса. Он стоит рядом, чуть сощурив глаза. Значит, вот как — «моя Наташа»?

Открываю рот, чтобы оповестить его о своих новогодних планах, в которые он пока не входит, но и тут не успеваю. Его рука обвивает мою талию, прижимая к его боку.

— Мама, не смущай Наташу. Мы пока ещё не знаем, где будем тридцать первого. Но у нас ещё несколько дней, чтобы решить этот вопрос. Да, любимая?

«Лю...» — я не ослышалась?

Смотрю в лицо Рафису, забыв обо всём вокруг. Краем уха слышу, как его маму кто-то зовёт, и она быстро с нами прощается. Рафис отвечает за нас обоих. И... это кажется мне правильным.

Почему — не знаю. Просто это так.

— Наташа, дыши, пожалуйста.

Я в кольце его рук, и его голос раздаётся где-то у моего виска. Со стороны — ничего такого, но барабанный бой в моих ушах — это не Крыша. Крыша с Ноэмией затаились на задворках сознания, хрустя попкорном и наблюдая нашу мелодраму. Громкий стук — это сердце мужчины под моей рукой. А ещё я знаю, что мои щеки горят красным. Ну и что, это цвет вечера, в конце концов!

Напоминаю себе, что я всё ещё у руля, хоть уже и не уверена в этом. Делаю глубокий вздох.

— Как ты назвал меня?

В моём голосе — растерянность и немного наезда. Ну а с какой стати он вводит свою мать в заблуждение? И меня тоже!

Рафис смотрит мне в глаза, не выпуская из кольца своих рук.

— Я могу и повторить, без проблем. Но ты уверена, что хочешь этого? Что ты будешь делать с этой информацией?

Ой, мамочки! Это что, он серьёзно?! И что, я должна что-то ответить?

Мои «мамочки» тут как тут, и про попкорн забыли:

«Скажи ему: „Рафис, за кого ты меня принимаешь?!“- советует Крыша. — Давай, Наталья, вставай в позу: брови на переносицу, руки в боки, подбородок в небо!»

«Нет, не так! — капризно противоречит ей Ноэмия. — Оближи губки и скажи, вздыхая полной грудью: „Много вас таких влюблённых развелось, а чуть что — только пшик в качестве воспоминаний!“ И пальчиком проведи посередине между ключицами. Пусть брюлики нам дарит!»

Так, я запуталась! Брови в боки, грудью в небо... А чью надо переносицу облизать? И чего там со средним пальцем?

Мои метания прерывает Раф. Он невинно чмокает меня в кончик носа, но его следующие слова полностью ломают шутливый настрой.

— Закон нужен, запрещающий невинным девушкам красить губы красным. Я же не железный... хочу твои губы... целиком сожрать.

Хорошо, что подошедший Грегори услышал только последние слова. Очень вовремя, потому что я окончательно теряюсь от восклицаний восторга Ноэмии и криков ужаса Крыши.