Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия

Несколько приводит в чувство контрастный душ. Торопливо собираюсь, бегу кормить Мишку завтраком. Аппетит у него такой, что успевает откушать и дома, и в садике. Хотя там рекомендуют детей дома не кормить.

Пока я варю кашу, Юра готовит кофе. Ставит передо мной чашку, мимоходом целует в щеку. Свекровь подмигивает мне, доставая из духовки запеканку. Она тоже страшно рада возвращению блудного сына. Сглатываю собравшийся в горле ком. Неужели они не понимают, что, так легко ему всё прощая, они предают меня? Или я драматизирую? Может, мне тоже проще обо всем забыть? Продолжая и дальше притворяться, что ничего не было.

Перед глазами мелькают стоп-кадры из нашей жизни последних месяцев. В ушах звенят голоса, так что разговоры в кухне доносятся как будто издалека.

– ... если китенка не уберут, он еще долго будет вонять и разлагаться, – сокрушается свекровь.

Взгляд, который я все утро старательно отводила от окон, устремляется к чернеющей на берегу туше. Я вижу в ней жуткую аллегорию с моей любовью, которую так отчаянно пытаюсь спасти.

– Мама сказала, что ты машину бросила на работе? Поедем на моей? Эль!

– Ага. Успеем? Мишку еще надо забросить в сад.

– Конечно. Мишань, поедем с папой?

– На басой масыне!

– Ага. На большой, – Юрка достает сына из стульчика, звонко чмокает в щеку и на секунду, зажмуривавшись, прижимает его к себе. – Папа жуть как по тебе соскучился.

– Я тозэ!

Маленькие руки изо всех сил смыкаются на Юркиной шее. Свекор, шмыгнув носом, отворачивается. Свекровь с намеком сжимает мои пальцы, мол, видишь, я тебе говорила, что все будет хорошо. Ну, да… Разве не прекрасно? Мир и покой вернулись в семью. Красота же! А то, что у меня на сердце, кого волнует? Даже моя родная мать винила меня в уходе мужа. Дескать, не вовремя я заварила кашу с универом. Теперь, когда Юра вернулся, наверное, все будут счастливы.

– Так, Мишань, давай-ка наперегонки, кто быстрей съест свою кашу?

– Подавится еще.

– Сегодня аховские пробки, – бормочет Юра, утыкаясь в телефон. – Надо пораньше выехать, если не хотим опоздать. Слушай, а ты получила цветы?

Такая резкая и опасная смена темы вводит меня в легкий ступор.

– А, да. Красивые. Спасибо. – Отвожу глаза, а сама думаю, что у Юрки просто железные нервы. Мне один раз соврать тяжело, а он меня больше года водил за нос. И главное, ни разу ведь ничем себя не выдал. Ну, или же я была такой доверчивой дурой, что просто ничего не замечала. Интересно, со временем станет легче? Хоть чуть-чуть легче, а? Хоть немного, чтоб банально нормально дышалось…

Сев к Юрке в машину, провожу неосознанный, но очень тщательный осмотр на предмет чужих забытых вещей. Ловлю себя на этом, и вдруг становится жутко. Неужели теперь всегда будет так? Именно это – моя новая реальность?

– Что? – удивляется Валов.

– Ничего. Просто мысли всякие.

– Дай угадаю. Вспоминаешь, как мы тут трахались? – бросает на меня жаркий взгляд, и я мгновенно воспламеняюсь. Просто мгновенно, да… И так же быстро перегораю от мысли, что, может, не со мной одной он тут трахался. Ведь где-то же они с Ленкой того... И судя по тому, что Бутенко об этом не знал, их встречи происходили не на ее территории. Юрке хватило ума быть осторожным. Хоть на это хватило.

И будто мне мало переживаний, судьба подкидывает еще одно. Встречу с Бутенко. Нет, понятно, что мы бы с ним в любом случае встретились в отделении, но я никак не ожидала увидеть его на стоянке. Ведь обычно он приезжает едва ли не раньше всех. А тут, видно, из-за пробок… В общем, неловко до тошноты от мысли, что он обо мне подумает? Наверняка решит, что я тряпка. И что гордости у меня нет.

– Привет, Жор. – Юра, улыбаясь, жмет другу руку. – Тоже в пробке застрял?

– Ага…

– Привет, – шепчу, не в силах поднять на Георгия глаз.

– Хорошо, что я тебя поймал. Думал сегодня в обед освободить твою жилплощадь. Спасибо, что позволил перекантоваться. И вообще… За поддержку. Жорка, Эль, во многом помог мне разобраться в себе.

– А я думала, психолог.

– И это тоже. Я не прекращаю терапии.

– Да брось, – хмыкает Бутенко.

– Ну, правда же помог, – пожимает плечами Валов. – Ладно, мне бежать надо. Сдаю Эльку с рук на руки. Смотри, не сильно ее гоняй. У меня на жену планы. Второй медовый месяц, понимаешь ли…

Юра наклоняется и целует меня, будто тот самый второй медовый месяц уже начался. А я какого-то черта взгляда не могу оторвать от Георгия, который тоже на меня смотрит.

– Все. Побегу. Люблю тебя.

И ничего, ничего не замечает. Жмет Жорке руку и уносится прочь, оставляя нас наедине.

– Простила, значит.

– Не знаю. Он вернулся вчера. Неожиданно очень… Ну я и… – пожимаю плечами и добавляю резко, будто бы защищаясь: – Ты же понимал, что так может быть.

– Да. Допускал такую возможность.

– Между нами ничего не было. Ну… вчера, – зачем-то бормочу я.

– Но ведь будет.

– Да, наверное… Прости, я…

– Бог с тобой, Эльвира Валерьевна, я ж по доброй воле в это вперся. С тебя какой спрос? Я так понимаю, Юра не знает, что ты в курсе?

– Нет. Я не представляю, как об этом заговорить, и надо ли вообще, если это все равно ничего не изменит.

– Уверена?

Я смеюсь, глядя в пасмурное небо:

– Нет. Абсолютно. Ни в чем.

Время поджимает, и мы, не сговариваясь, идем в сторону нужного корпуса. Тишина между нами кажется тяжелой, как никогда. Чтобы ее хоть чем-то разбавить, рассказываю грустную историю своих ночных приключений и резюмирую с натужным смешком:

– Сегодня будет очень сложная смена.

Бутенко кивает, пропускает меня в лифт, заходит следом. Кабина дергается. Первый, второй, третий этаж… В звенящей тишине. А потом как взрыв:

– Уходи от него, Эля. Уходи, а?

ГЛАВА 19

ГЛАВА 19

– Ну, вот и последняя капельница! – ободряюще улыбаюсь Вере. – Ты как себя чувствуешь?

– Вообще не очень. Но то, что это последняя порция отравы, не может не радовать.

– Радоваться нужно тому, что она помогла, – назидательно выставляю перед собой указательный палец.

– Ну да, – Вера отводит глаза. – Кстати, я вот что спросить хотела: ты как вообще к балету относишься? У Есении премьера, помнишь Есению?

– Девочку Вершинина? Конечно.

– Ну вот, он подкинул Шведову билеты, но тот уезжает и не сможет пойти. Можем сходить с тобой, чтобы добру не пропасть. Как ты на это смотришь?

– Конечно же, положительно, ты как спросишь! Правда, я ничего не смыслю в балете.

– Ну, если Есения растянется посреди сцены, ты это поймешь.

– Это точно, – смеюсь. – Думаешь, она совсем бездарна?

– Да нет, – удивляется Вера, – почему? Есения и в столице делала большие успехи, насколько я знаю. Но потом что-то случилось, и она вернулась домой.

– Тогда сам бог велит идти. Единственное, надо будет подгадать с работой.

– Это суббота. На семь вечера. Сможешь?

– О, в субботу у меня выходной. Можем даже пораньше встретиться и перед театром забуриться в какой-нибудь ресторанчик. Я так давно никуда не выбиралась с подругами!

– Я только за.

Дверь в палату открывается. Заходит Бутенко. С тех пор, как он предложил мне уйти от мужа, прошло уже две недели. Но я до сих пор со стыда сгораю, стоит только вспомнить, как по-идиотски я на эту просьбу отреагировала.

– Добрый день. Как у нас дела?

– Все хорошо. Еще минут пятнадцать, – бормочу я и устремляюсь к выходу. Тогда я тоже сбежала, кстати. Как будто боялась, что Георгий насильно прикует меня к себе в случае отказа. Ну, не дура ли? Надумала себе всякого. На какое-то время поверив даже, что Жорка непременно попытается на мне отыграться. А ведь он с тех пор ни разу косо на меня не взглянул. Идиотка. Подозревать Бутенко в такой низости… Бутенко, который делает, кажется, все, чтобы облегчить мою новую жизнь. Да он на глаза мне старается лишний раз не попадаться. Словно знает, что мне невыносимо встречаться лицом к лицу с последствиями той ночи. Пересекаемся мы исключительно по делу. Но даже в эти моменты он разговаривает со мной предельно вежливо и корректно. А я все равно, как дикая, смотрю куда угодно, но не на него, и, вот как сейчас, тороплюсь поскорее смыться.