Его сладкая девочка (СИ) - Драгам Аля

И хоть бы где-нибудь был проблеск с ответом: что делать-то? Как быть дальше?

Егор, конечно, четко обозначил наше будущее в ближайшее время. Он хочет, чтобы я переехала к нему. Не против присутствия моих сестер. Но… Это, скажем так, план на два — три месяца. А потом?

Что будет, если пойдет не по плану лечение? Если не смогут сохранить? Из разговоров я поняла, что моему малышу уже досталось больше, чем многим за всю жизнь. Одно то, как я запрещала себе его любить. Конечно, любила. Сразу. Но ведь запрещала же думать.

Закрываю лицо ладонями — не хочу будить парня. Лицо и без моих причуд уставшее, под глазами синяки. Его вырубило моментально. После своего признания целовал, шептал нежности, а потом вдруг прилег рядом и ровно задышал. Как Дашка. Та может бегать, прыгать, кричать. А потом упадет в кроватку и спит до утра. Пару раз стоя выключалась даже.

— Ксюш, малыш, ты плачешь? — Сонный Егор такой милый. И этот голос с хрипотцой… — Посмотри на меня.

Разбудила-таки…

Убирает руки и наклоняется ко мне. В свете ночника его глаза кажутся черными, как ночь. И даже темнее.

— Приснилось что-то, да?

— Нет. Я не хотела будить. Извини. Мне просто… просто страшно, Егор. Очень страшно. Что будет в будущем?

— Ксюш, я не провидец и не могу такого тебе сказать. Масштабно не могу. Двигайся. Раз не спим, будем разговоры разговаривать.

Сам аккуратно подвигает меня и устраивается сбоку. И так ловко, как будто не первый раз проделывает. Еще один червячок с сомнениями в копилку. Кто знает, сколько в жизни парня таких, как я? Может, я для него игра или развлечение в пресыщенной жизни?

— Давай с самого начала. Выкладывай. Говори всё, что тебя мучает. Будем сражаться вместе со всеми трудностями.

Спрятаться в себе, как привыкла, или… или рискнуть?

— Судя по сжатым губам, думаешь ты про меня и что-то не очень хорошее? Я прав?

— Откуда ты?...

— Оттуда же, откуда и все люди. А про мысли догадался. На лице все написано. Поэтому повторяю — рассказывай. Вот как есть, так и мочи. Можешь не стесняться. Моей беременной девушке позволительно всё.

И я рискую. И рассказываю. Всё.

***

Просыпаюсь от того, что затекла шея. Пытаюсь повернуться, но мешает… мужская рука? Открываю глаза и только потом вспоминаю, как вчера засыпала. Как говорила и говорила, вываливая на Егора тонну своих сомнений. Как он успокаивал, гладил по волосам, а потом устроил мою голову на своем плече и отвечал на все мои признания.

Успокоил? Пока не могу сказать точно. Но тревога потихоньку отступает. Может, я скоро пожалею о своем решении и смелости, но глупое сердце предательски трепещет от … того, что рядом мой любимый…

Нет, я не призналась ответно. Сначала не могла поверить в серьезность своих же чувств. Неужели правда возможно влюбиться, не зная человека достаточно близко? Такая тонкая материя — испытывать чувства к другому. Для меня понятна ненависть. Знаю, что плохо это, но она живет внутри. Я ненавижу себя за слабость и страха. За эти две составляющие моего существования. Мне знакомо чувство паники, когда отключаются мозги и контроль над телом, а единственной доступной опцией становится спрятаться и убежать. Но я знаю про свои слабости и стараюсь с ними бороться. А что делать с прямо противоположным чувством?

Поворачиваю все—таки голову и рассматриваю красивое лицо. Очень правильные черты, выразительные. Сейчас Егор не улыбается, но я дорисовываю его привычную ухмылку. Не знаю, зачем, но протягиваю руку и провожу пальчиком по скулам, носу, замирая на бровях.

— Я тоже тебя люблю, Егор. Кажется, сразу полюбила, как только ты посмотрел…

Говорю еле слышно. Скорее самой себе. И вскрикиваю, когда горячая ладонь ложится на затылок, а к губам стремительно приближается торнадо. Иначе и не назовешь. Поглощает мои слова и эмоции. Воздуха не хватает, но это такая мелочь. Меня сейчас и танком не оттащишь от Егора.

— Ксюша, ягодка моя… — Егор прерывается, тяжело выдыхая в районе виска, — как мне тебя не хватало… всю жизнь не хватало…

А у меня такие же ощущения. Ни убавить, ни прибавить.

— Молодые люди, если что, я стучал. — В палату широким шагом входит вчерашний врач. А я и забыла, где мы находимся. Стыдно—то как… — Вашу беременность буду вести я. По просьбе Егора Александровича.

Егор удовлетворенно кивает, и вообще не стесняясь, будто так и надо, поворачивается на спину, подкладывая под спину подушку. Толкаю его в бок, но он невозмутимо хмыкает и говорит доктору «спасибо».

— Зовут меня Тарас Алексеевич, все контакты оставлю здесь. — На тумбочку ложится визитка и большой лист, на котором что—то напечатано. — Это, — врач указывает на список, — перечень анализов, необходимых для сдачи. Сейчас Оксана Игоревна может привести себя в порядок и позвать медсестру. Кнопка, как всегда, над головой. Ходить никуда нельзя. Максимум — душевая и уборная. Приемы пищи сидя, все принесут сюда. Если хочется дополнительно что—то — ограничений никаких, кроме стандартных — острое, жирное и цитрусовое исключаем. Сладкое можно в разумных количествах. Пока все понятно?

Синхронно киваем, как самые прилежные ученики. Я успеваю привстать и натянуть халат, пока наглец разваливается на всю спальную поверхность.

— Половая жизнь на время лечения полностью исключается, — Тарас Алексеевич с улыбкой поворачивается к Егору, пока я подбираю челюсть от таких откровений и борюсь с желанием провалиться сквозь землю, — но другие доступные способы, скажем так, личной жизни не мешают. Принцип такой: приятно маме, приятно малышу. Тоже понятно?

Я все—таки прячу лицо в ладонях, а Егор весело ржет, поднимая руки вверх.

— Все понятно, доктор. Спасибо.

— Тогда готовьтесь и зовите медсестру. Напомню, что есть нельзя, воду можно. После анализов принесут завтрак.

Выходит также стремительно, как вошел, а я оборачиваюсь, сгорая от стыда.

— Нормальный мужик, ты чего засмущалась?

— Егор, — шиплю, — ты почему не встал? Что он теперь обо мне… о нас подумает?

— Я встал. Частично. Я ж говорю, понятливый мужик. Ничего он не подумал, кроме того, что два человека друг друга любят. Давай сдадим, что он понаписал, ты позавтракаешь, а я на работу смотаюсь.

Наконец—то спрыгивает с кровати и направляется в душ. Ух. Можно выдохнуть.

Пока Егор плещется под водой, успевают набрать целую палитру пробирок. На них маркировки разных оттенков цветов радуги. Красиво, наверное. Только голова кружится.

— Сейчас будет завтрак. Обязательно поешьте, чтобы набираться сил.

Вот это больница. Страшно представить, какой счет выставят за мое пребывание. Со мной носятся, будто я царица, не меньше.

— Уже все что ли? И ты не плакала?

— Я не боюсь уколов и иголок. И с легким паром, кстати.

— Смееелаааая? Это хорошоооо, — тянет, причмокивая губами. — И спасибо, кстати. Только какой там пар? Вот у Дейва банька… ну мы туда еще съездим, сама посмотришь. Тебе понравится.

Егор столько болтал ночью, что его друзей я знаю, мне кажется, не хуже, чем Милку. Поставил себе задачу отвлечь — отвлек. Мозг переваривать не успевает.

— Завтракай, малышка, а я помчал. Буду к обеду. Что тебе привезти?

— Егор, — обнимаю за шею, когда он тянется поцеловать.

— М?

— А ты можешь еще немножечко остаться? И со мной поесть? Вот столечко, — показываю пальцами, сколечко.

— Всё, что захочешь. Уговор прежний: ты не надумываешь, а говоришь мне прямо.

— Хорошо. Я постараюсь.

Я правда постараюсь. Мне сейчас петь и танцевать хочется, как на душе легко. Жаль, вставать нельзя.

С опаской кладу руку на живот. Еще непривычно. Егор тут же подхватывает мой жест и накрывает сверху своей ладонью. Сердце замирает от интимности момента. Люблю по—настоящему. Понимаю сейчас. Когда признавалась, не верила до конца. А сейчас верю.

Глава 26

Александр Клементьевич.

Не придал значения шуму у ворот с неделю назад, а зря. Снова змеиное гнездо зашевелилось, снова на сходку собираются, не иначе. И ладно, молодые, заняться им нечем. Но моя-то во главе угла.