Татьяна Алюшина - Девочка моя, или Одна кровь на двоих
Но, выйдя из душа, она была напряжена, почему-то заметно нервничала и сразу дистанцировалась, спрятавшись за бесконечное «спасибо», «благодарю» и отстраненный этикетный тон.
Он смотрел и не понимал, не стыковалось здесь что-то: на дурочку она была точно не похожа, на овцу напуганную тем более – не той пробы женщина, мужика вон спасла, не задумываясь!
Так в чем дело?
Классовая ненависть к богатым или, наоборот, угоднический трепет?
Да нет, точно нет. Не то.
Или почувствовала, что он ею заинтересовался, как женщиной заинтересовался, «песня» из классики «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»?
Дмитрий раздражился: не хочешь, как хочешь, будет он разбираться в ее мотивах и страхах – нет так нет!
Но надо отдать девушке должное, при всех своих испугах держалась она молодцом, если учесть к тому же, что находилась не в выигрышном положении – он хозяин дома, она русалка, занесенная из реки течением, он одет, она в мокром купальнике, босиком. Он незнакомый богатый мужик, и его предложения дружеского участия могут грозить ей чем угодно – ну, попадет ему «вожжа под мантию», прикажет своим охранникам не выпускать девицу и что она сможет сделать?
Нет. Она определенно умница!
Когда они вышли из дома на яркий солнечный свет, он смог рассмотреть ее в деталях, внимательно. Не такая уж и молоденькая, старше двадцати пяти, и он честно признался себе, что не совсем прав, раздражаясь в ее адрес, – вела она себя мудро, отказавшись от всего, что он предлагал – знакомство легким коньячным намеком, гостеприимство, одежду.
Он и предлагал-то потому, что заинтересовался ею как женщиной. Был бы на ее месте мужик, Дима дал бы ему коньяка или водки прямо там, на берегу, дал полотенце, пожал с уважением руку и отправил в пансионат в одной машине с врачами и пострадавшим.
Все она правильно расчухала, и дистанцию указала, и отказалась от всего правильно!
И тут она наступила босой ногой на маленький камушек, попавший на плиты дорожки, тихо ойкнула, поджала ногу…
И его шибануло!!
Как очень много лет назад – под дых, в голову, в пах, перекрывая дыхание, сбивая сердечный ритм!
Машка!!
Его маленькая севастопольская соседка!
Он даже зубами заскрежетал, перевел дыхание, приказал себе «отбой!!!», добавив попутно парочку крепких выражений в свой адрес, присмотрелся к ней внимательнее – другим взглядом, продолжая любезно-холодное прощание у распахнутой дверцы машины.
Она! Его Машка! Изменившаяся, повзрослевшая, другая! И красивая!
И она его не узнала!
Он захлопнул за ней дверцу машины, широкими стремительными шагами вернулся в дом, на ходу проорав:
– Осип!
Осип в вербальных призывах Дмитрия не нуждался и материализовался откуда-то слева, из дверей, сразу же приступив к изложению фактов:
– Она занимает четырнадцатый люкс на третьем этаже. Одна. Потерпевший – пентхаус на пятом. Не знакомы. Подробности?
Статус одиночного или нет пребывания спасенного мужика Осип, прочувствовавший происходящее с Дмитрием, не посчитал нужным озвучить.
Он слишком хорошо, иногда лучше самого Димы, знал и чувствовал Победного, замечая все детали.
– Потом, когда выяснишь, – отмахнулся Победный.
Даже великому Осипу Игнатьевичу не под силу выяснить все, на самом деле «все»: за сорок минут – биографию официальную от рождения до сего дня, более подробную информацию – чуть позже.
Дмитрий Федорович быстро прикинул в голове месторасположение номеров в корпусе-шхуне. Значит, это она была ночью на балконе.
Ну, надо же!
Муть душевная, с которой он был уверен, что справился, поменяв окрас, содержание и получив конкретный объект для нападения обвинением, зашевелилась внутри, тяжело, по-совиному ухнув.
Она. Его. Не узнала!
Вот тебе и девичья любовь! Мыльный пузырь!
«И кто тебе люкс оплатил, Мария Владимировна?» – вопросила муть темная.
Машку, придерживая под ручку, доставил к стойке администратора корпуса, в котором она проживала, один из охранников господина Победного, передав с рук на руки охраннику корпуса и дежурному администратору. Под охи, ахи от восторженных до преувеличенно заботливых ее сопроводили в номер и вызвали врача.
Как и предполагал господин Победный, Машины вещи, оставленные на пляже, были доставлены в номер и сложены аккуратной стопкой на кровати вместе с сумкой.
Женщина-врач осмотрела госпожу Ковальскую, померила температуру, давление, обработала длинную красную полоску содранной кожи и расползающегося синяка на руке выше кисти от удара мокрым канатом, предложила сделать успокаивающий укол.
– Не надо, – отказалась Машка, – со мной все в порядке.
– Мария Владимировна, – настаивала терпеливо врач, – вы перенесли стресс, он может дать запоздалую и непредсказуемую реакцию!
«Это точно! – подумала Машка, перед глазами которой неотступно стоял Дмитрий Победный. – Я получила тако-ой стресс, и последствия его непредсказуемы!»
– Давайте мы вас сейчас отведем в нашу водолечебницу, у нас прекрасные специалисты! Получасовая успокаивающая и расслабляющая ванна, и вы будете как новенькая!
И от данного предложения Мария Владимировна также любезно отказалась, сказав, что примет ванну в номере. Докторша позвонила по сотовому, распорядилась о чем-то, и минут через десять в номер принесли специальную морскую соль и какой-то там целебный отвар для ванны.
Про ванну Машка сказала просто так, чтобы отстали и отвязались со своей заботой, но пришлось принимать, так как врач самолично набрала воды в необъятную лоханку, называемую ванной, в нужной дозировке разболтав в ней чудо-средства. Потеряв счет времени, Машка лежала в исцеляющей водице, размягчившей ей все кости, и никак не могла собрать обрывки мыслей в подобие маломальской четкости.
«И к черту!»
Кое-как вытащив себя из воды – сколько у нее сегодня воды, прямо моря! – не вытираясь, голышом дотащилась до кровати, упала в постельный уют и заснула. Сразу.
Проснулась от голода или от того, что отдохнула и выспалась, но голод был основной побудительной в прямом смысле слова причиной.
Не сразу сообразив, где она вообще в пространстве, что вокруг нее, который час и день, села на кровати и огляделась. Так, понятно: это ее номер люкс. Темно. Не ночь-полночь, но поздний вечер.
Через распахнутую балконную дверь доносилась развеселая музыка и смех, ясное дело – народ зажигает, на отдыхе все-таки.
В животе требовательно заурчало.
– А сколько у нас времени? – спросила себя Мария Владимировна бодрым голосом.
Время оказалось девять с минутами вечера. Она проспала обед и ужин, и что там бывает еще в пансионатах?
