Татьяна Алюшина - Чудо купальской ночи
– А я теперь, – рассмеялась она, отдала ему смартфон, достала свой и тоже протянула. – Снимете?
– А то! – пообещал он.
Полина отошла от Клима, пошептала что-то еще в свой платочек, кинула его в костер и направилась к площадке для разбега, где уже стояла очередь из троих желающих. Она прыгнула, визжа не столько от страха, сколько от удовольствия игры, высоко приподняв подол платья. И Ставров увидел ее ножки, только сейчас сообразив, что до сих пор их не видел. Ах, какие у нее чудесные точеные ножки! Красота!
Он поймал ее, когда она перепрыгнула огонь, и на мгновение прижал к себе.
– А теперь, – сказала Поля ему, несколько запыхавшись, но вся еще в восторге прыжка, возбужденная, – пора купаться в реке. Мы с вами идем отдельно: меня уже девочки ждут, – и она показала на группу девушек, стоявших недалеко от костра и звонко над чем-то смеющихся, – а вы идете с мужчинами вон туда, – Полина повела рукой, указывая дальше по берегу реки, – там и Костромин с Усюговым будут. Они, как и вы, первыми через костры прыгали. Только помните, Клим: заплывать сегодня никуда нельзя, вообще мужчинам сегодня плавать нельзя, тем более в одиночестве, русалки утащат. Пусть это и кажется вам суеверием, но каждый год в эту ночь пропадают несколько мужчин. Кого-то находят потом, но чаще так и исчезают без вести. В общем, не плавать. Но трижды окунуться с головой обязательно.
– Инструктаж понял, – кивнул Ставров и спросил: – А вы где будете?
– В другом месте, – озорно сверкнула она глазами и рассмеялась: – А что, подсмотреть хотите?
– Очень хочу, – честно признался он. – На вас голенькую, бегающую по полю в росе. Очень хотел бы посмотреть.
Полина рассмеялась звонко, откинув голову, а потом сверкнула на Клима загадочными глазами веселой ведьмочки и, понизив голос, сказала:
– Нельзя, погибните навеки, – и снова таинственно рассмеялась.
– А может, я не прочь погибнуть за такое, – наклонившись к ней поближе, в ответ загадочно прошептал он.
– Берегите свою жизнь, Климент Ставров, – снова засмеялась Поля чарующим низким смехом, отходя от него, и махнула рукой, пообещав уже издалека: – Я найду вас потом. А если потеряетесь, встречаемся у тех деревьев, где наши расположились.
И исчезла в ночной тьме, только ее серебристый смех он услышал и подумал: неужели девушки действительно пойдут на какое-то поле бегать голыми, а потом нырять в речке? Вот уж воистину: ночь чудес и тайн!
По полю Полина с девчонками бегала с радостным визгом и хохотом. И хоровод водили, и катались по земле, купаясь в росе, и точно знали, что какие-то парни за ними подглядывают вон из-за тех деревьев, но ни за что не подойдут – во-первых, запрет, а во-вторых, просто побоятся: вдруг это не живые девушки, а русалки или ведьмочки – в эту ночь все возможно…
А Поля бегала, плясала, купалась в росе и непрерывно думала только о нем – о Климе Ставрове! Как он смотрел на нее весь вечер и всю эту ночь! Он словно звал к себе, за собой в горячее, запретное, сладкое… Как вот сейчас, шепотом, от которого у нее полыхнуло все внутри, признался: «А может, я не прочь погибнуть за такое…» Эти его зеленые глаза, в них не просто сильное мужское желание, в них что-то другое, глубокое. Ее как током ударило от его тела, когда она обвязывала его поясом, прижалась на мгновение к нему и почувствовала и поняла его возбуждение.
Клим Ставров!
Даже имя его ее завораживало. Он оказался единственным мужчиной в ее жизни, которому отозвалась и запела ее душа, женственность…
А потом девчонки, накинув только нательные рубахи и прихватив одежду в охапку, со смехом и визгами добежали до речки, разделись и сиганули в воду! Трижды погрузившись в реку с головой, Полина помахала резвящимся в воде девушкам и выбралась на берег. Ставрову, разумеется, и историки расскажут все интересное и важное, но ей почему-то не хотелось оставлять его надолго одного, вернее, не одного, а без ее компании, и она вроде как подписалась на роль гида по празднику. Ну, как предлог оправдаться перед собой, что так торопится разыскать его, но все же обязанность какая-никакая!
Поля отжала и распустила косу, подняв снизу, потрясла копну волос руками, обсушила их немного нижней рубахой, оделась, надела на голову венок и пошла искать Клима Ставрова.
И не смогла сразу найти: историки сказали, что был здесь где-то, отошел. Она разыскала Василия Игнатьевича с Антониной Петровной, говорят: приходил, искал ее и куда-то пошел, обещал вернуться, если не найдет. Поля посмотрела на реку, где с восторгом и радостью плескались люди, на берега, где цепочкой горели костры, через которые до сих пор кто-то прыгал. Праздник пел, плясал и радовался, но уже перевалил свой пик, постепенно затихая: совсем незаметно начинало светлеть, парочки расходились, ища уединения, старшие семейные женщины отправились по домам готовить праздничное угощение и нести его к реке, где мужчины скоро уже начнут ставить столы, и все будут ждать красивого заключения ночи – горящего Перунова колеса.
Красиво. Хмельно от веселья, радостно и красиво.
Полина пошла вдоль кромки деревьев в какой-то теплой задумчивости, отдалявшей от громких праздничных звуков, погрузившись в неожиданное размышление о том, что она прямо вот чувствует и даже видит, как сегодня меняется вся ее жизнь. И это завораживает.
Страшит и завораживает.
И вдруг Полина увидела Его.
Оказывается, погрузившись в свои мысли, она интуитивно старалась уйти подальше от праздничного шума и забрела глубже в рощу, и почему-то обернулась – не то звук какой-то услышала, не то почудилось, что позвал кто… И увидела Клима.
Он где-то потерял свой венок, и это словно подчеркивало его одиночество. Стоял, опираясь плечом на ствол березы, скрестив руки на груди, и смотрел куда-то на реку, и никого рядом не было. Везде веселились люди, а здесь, в таком красивом романтическом месте, они почему-то оказались одни. Полина пошла к Климу, чувствуя, как заколотилось отчего-то сердце и стало трудно дышать. Поля шла, смотрела ему в спину, и казалось, что она идет в другую жизнь, словно перешагнула через невидимый портал в иную, неизвестную реальность…
Клим с удовольствием нырнул три раза, хоть водица была и не молоко, бодрила. Плавать не стал, послушал Устюгова, напомнившего, что делать это одному не стоит, не стал выпендриваться, к тому же не солнце на дворе, а ночь, и не жара-жара, а свежо так к утру стало.
Нырнул голышом. Ну а что, раз уж подписался на это дело, надо бы соответствовать, тем паче он сегодня в круг значимых на празднике лиц включен – посмеялся про себя таким мыслям Ставров.
И первым делом, выйдя из реки, подумал: «Так, а где Полина?» И не удержался, спросил у историка:
