Вероника Кузнецова - Робин
Я благополучно добрался до третьего этажа и сразу же определил, какое помещение находится над запертыми комнатами. Дверь была открыта, и я туда зашёл. Это было нечто вроде просторного кабинета-библиотеки, а в таких вещах я уже научился разбираться, но по коробке с сигарами, лежащей на столе, я понял, что это, вроде бы, и курительная комната. Мне очень хотелось взять сигару, но я сдержался, потому что этот необдуманный поступок мог выдать меня с головой и представить хозяевам и слугам воришкой, промышляющим в доме, где меня приютили, поверив в мою честность.
Комнаты леди Кэтрин, а эта дама не смогла уместиться в одной комнате, были с другой стороны от лестницы, что я помнил точно, мистер Эдвард обитал где-то недалеко от курительной, а вот его двоюродный брат и дети… Я пытался припомнить, что говорил отец, знакомя меня с домом и проводя по третьему этажу.
Я нашёл то, что искал, но не буду описывать, с какими предосторожностями и как тщательно прислушивался под дверями и вглядывался в замочные скважины, прежде чем попытаться приоткрыть дверь. Я не ошибался и не мог ошибиться в том, что это комната Энн, потому что больше нигде не видел игрушек, а здесь их было множество, столько я не видел за всю свою жизнь. Животные мне понравились, а куклы, высвечиваемые бесовским светом луны, казались злобными живыми существами, только прикинувшимися неподвижными игрушками. На них были роскошные платья с оборками и кружевами, волосы уложены в разные причёски и украшены лентами, перьями, искусственными цветами или укрыты шляпами, такими же, как у богатых леди, только маленькими. Противные это были игрушки, а девочка, которая ими играла, была, наверное, коварной и капризной.
Мне было не по себе в этой комнате. Блестящие фарфоровые глаза внушали беспокойство, а застывшие лица были преисполненными тайного значения. Маленькой ведьмой должна быть девочка, живущая среди этих творений чьих-то рук и чьей-то недоброй фантазии. Но моё дело не было выполнено до конца. Я оглянулся в поисках куклы, похожей на мой кошмар, однако ни одна из них, как ни была отвратительна, не напоминала беловолосое голубоглазое создание в белом платье, лежащее в красной луже. Я выбрал самую неприятную куклу и дотронулся до её холодного твёрдого лица, потом взял в руки, подержал, недоумевая, как могла меня пугать такая нелепость, как кукла с фарфоровой головой, посадил обратно и, пренебрежительно усмехнувшись, повернулся к двери. Я сразу замер, потому что там, в малиновом, почти чёрном в лунном свете кресле, белело пышное платье куклы, в чьих фарфоровых голубых глазах играли блики и чьё лицо обрамляли светлые пышные волосы.
Я попятился, случайно дотронулся до кукольной руки черноволосой ведьмы сзади, ощутив твёрдые маленькие пальчики, и вздрогнул. Меня пронзило холодом, и я сразу же вспомнил все самые скверные минуты своей жизни. Передо мной ясно встал полный ненависти взгляд умирающего отца, обращённый на миссис Хадсон, сменился подозрительным злобным взглядом Громилы, устремлённым на меня, а затем всё вытеснил блеск наивных голубых фарфоровых глаз втоптанной в кровавую лужу куклы. Сейчас она, эта изувеченная в моём сне кукла, целой и невредимой сидела в кресле. На меня словно смерть повеяла своим дыханием, и я бессильно стоял среди скопища глазеющих на меня с немым вопросом игрушек. Наверное, любой другой, окажись он на моём месте, умер бы от разрыва сердца, но я, хоть и с опозданием, вспомнил, чьё имя ношу, и подошёл к креслу с отвратительной куклой, больше похожей на наваждение, чем на реальность. Я заставил себя протянуть руку и дотронуться до неё, заставил себя поднять её и приблизить к своему лицу, чтобы рассмотреть. Это была игрушка, очень дорогая, отлично сделанная, тщательно разрисованная, одетая в чудесный наряд игрушка, но, сознавая это, ощущая в своих руках её безжизненность, я чувствовал, что вынудил себя совершить действие, равное подвигу, и на это ушли все мои силы. Я осторожно посадил её на место и тихо вышел из комнаты, преодолевая дрожь в ногах и тяжесть во всём теле. Кто-нибудь, может быть, посмеётся над смелостью мальчика, решившегося дотронуться до куклы, но я был вправе собой гордиться и знал, что не посрамил своего имени.
Обратно я шёл с не меньшей осторожностью, но не с тем бодрым чувством искателя приключений, как вначале. Я был совершенно опустошён, утомлён и мечтал не о подвигах, а о своей тихой безопасной комнате. Всё-таки какое-то чувство заставило меня заглянуть в курительную, причём не распахнуть дверь и открыто войти, а припасть к замочной скважине. Там не были зажжены свечи, поэтому окно с раздвинутыми шторами светлым прямоугольником предстало перед моим жадным глазом, а на этом фоне неподвижно чернела знакомая мне по кошмарам фигура. Я не мог отвести взгляд от неё, пока, не знаю, через какое время, она не шевельнулась и не отошла от окна. Вот тут и мои ноги обрели силу. Я пробежал к лестнице, скатился, почти буквально, на второй этаж и прошмыгнул к себе. Дверь я для надёжности припёр стулом и сел на кровать.
Понемногу волнение улеглось, и я уже мог поразмыслить над увиденным. А что я видел? В малиновом кресле сидела кукла в белом бальном платье, со светлыми волосами и голубыми глазами. Таких кукол много, и никаких отличительных признаков на ней не было. Кукла как кукла, и в моих фантазиях она не повинна. Это я наделил её жуткими свойствами своих больных грёз. А фигура? На светлом фоне любой человек кажется чёрным силуэтом. Кто-то, мистер Эдвард, отец Уинкл, а, может, даже мой отец, зашёл в курительную за забытой вещью или сигарой, подошёл к окну и засмотрелся на залитые лунным светом деревья. Ничего страшного, никакого злого умысла, а я сейчас же решил, что это стоит чёрный человек без лица, порождение позабытой болезни или одиночества. И что бы мне в те давние времена не потешить себя весёлыми выдумками? Может, и жизнь у меня стала бы радостнее, или, если ужас перед пьяным отцом всё-таки никуда не денешь, ушли бы из неё хотя бы беспочвенные страхи.
Я рассуждал очень здраво, а глаза помимо моего желания поглядывали на окно, чтобы не упустить появление чёрного человека без лица. Лишь огромным усилием воли, листая для поддержания духа книгу и подкрепляя свои душевные силы славным примером существования в былые дни истинного героя, мне удалось вполне успокоиться и лечь спать. А сон…
Мне приснилось, что окно в моей комнате открыто и ветерок слегка раздувает занавески. Светит луна. Мир тих и спокоен. Вдруг безмятежность летней ночи нарушает чья-то тень. Я смотрю на окно и вижу на его фоне чёрного человека, лица которого не могу различить. Он не стоит неподвижно страшной тенью, а идёт ко мне, и я в ужасе просыпаюсь. По-прежнему тихо, по-прежнему светит луна, и в комнате никого кроме меня нет. Потом, как верный спутник первого кошмара, появилась и кукла. Я засыпал и просыпался, а она вкрадывалась в мои мысли, едва меня охватывало дремотное состояние. Много раз за эту ночь я переживал её появление в кровавой луже, мокнущие в красной жиже волосы, белое платье. Потом чья-то нога вдавливала её тело в кровь, а голубые широко раскрытые глаза продолжали глядеть на мир, не ведая, что принадлежат уже не кукле в белом платье, а окровавленным изуродованным останкам.
