Полина Поплавская - Вечер в Венеции
Поначалу костюм и тяжеловатая маска немного сковывали ее, но потом, увидев, что теперь в Венеции человека с открытым лицом встретить труднее, чем ряженого, она перестала стесняться и полной грудью вдохнула воздух большого веселья, царящего вокруг.
И, не боясь повстречать в этой кутерьме Томаша, если он все же решится прийти на площадь Сан-Марко, Божена решила посвятить эту ночь только себе.
Отведав традиционного карнавального блюда – телячьих внутренностей и запив их изрядной порцией граппы, они с Фаустиной влились в праздничное шествие, двигающееся по площади в сторону мола. Потом им захотелось прокатиться на гондолах с факелами в руках. В конце концов они уже не думали, чем им заняться, а просто пели и танцевали вместе со всеми, время от времени подхватывая хвалебный гимн царице Венеции, эхом гуляющий над толпой.
Фаустина, которой ее костюм и вовсе не мешал двигаться, взобралась на плечи какому-то Пьеро и вещала оттуда гулким утробным голосом слова с детства знакомого ей гимна:
Прекрасна сутью, обликом прекрасна,
Ты как рассвет нежна!
Сияешь ты любовью лучезарной,
Венеция – царица наша!
– Венеция – царица наша! – нестройным хором вторила ей толпа.
Но Фаустина не унималась:
Парящий сирокко, леденящий ветер
Слетает с губ твоих.
Мы все счастливые рабы твои…
Но на этот раз ей уже не удалось закончить – ее голос утонул в сонме других:
– Венеция – царица наша! – еще долго звучало после того, как она спрыгнула с плеч печальника Пьеро и они с Боженой, желая чем-нибудь освежиться, двинулись в сторону «Флориана».
Пересекая пьяццетту, они услышали странный свист над головой. Размахивая руками, как крыльями, над ними сверху вниз пролетал человек в огненно-алом развевающемся одеянии. Вскоре он, скрывшись за Сансовиновой библиотекой, исчез из виду, а они, переглянувшись, побежали обратно в сторону мола и успели увидеть, как летун с размаху, подняв веер брызг, упал в воду канала Гранде.
– На это стоило посмотреть. Теперь карнавал уж точно начался!
– А что это было? – спросила пораженная зрелищем Божена.
– Этот полет посвящается обычно самой Царице Венеции. Но смельчака, желающего его осуществить, не так-то просто найти. Бывали времена, когда никто не осмеливался открыть карнавал, как положено.
– Но как он это сделал?
– А ты не заметила? Он скользил по тросу, который тянется от верхнего этажа колокольни до самой воды. К нижнему концу привязан груз, который лежит на дне канала, и…
– Откуда ты все это знаешь?
– А ты посмотри сама.
Божена запрокинула голову и действительно увидела блестевший в свете бесчисленных фейерверков и вспышек салюта трос, довольно круто спускающийся в воду канала.
«Да он действительно храбрец. А я бы тоже хотела так полетать – отчаянно, не задумываясь», – неожиданно подумала она и потянула Фаустину за собой.
Подруги протиснулись еще ближе к воде и увидели плывущего к берегу храбреца. Нащупав под водой ступеньки, он встал на ноги и начал подниматься на набережную. Но не дожидаясь, когда он выйдет из воды, к нему навстречу побежали восторженно кричащие свидетели этого полета и, подхватив на руки, понесли его наверх. Там главного героя новорожденного карнавала принялись раскачивать и подбрасывать в воздух. Он, еще не опомнившись после своего головокружительного спуска, смеялся, пытаясь высвободиться из плена поддерживающих его рук, но все новые желающие коснуться его подбирались поближе, и человек в облепившем его сильное тело мокром костюме подлетал в воздух снова и снова.
Затем на него накинули какое-то покрывало и все так же на руках понесли в сторону площади.
Процессия поравнялась со стоящими чуть поодаль подругами – и тут Божена вдруг узнала в герое того самого итальянца, с которым танцевала на подмостках, а потом – до поздней ночи во «Флориане» во второй день своего пребывания здесь. Она уже успела рассказать про него Фаустине и теперь, сжав ее руку, взволнованно прошептала:
– Смотри, это же он!
– Кто – он?
– Мой Влюбленный.
– Тот, что пел тебе серенаду?
– Да! А потом целовал на виду у всей Венеции. Ах, ты бы знала, как он танцует!
– О, этот герой может нам пригодиться. Хорошо, чтобы и наш двуликий Томаш взглянул на него хоть одним из своих четырех глаз. Правда, чудесную маску я привезла для него?
– Ох, Фаустина, ну конечно!
– Давай-ка догоним их.
– Но он не узнает меня в этом костюме.
– Тем лучше.
И ловкий Арлекино, взяв за руку свою пернатую спутницу, припустил следом за быстро удаляющимся веселым шествием. Пристроившись в его хвосте, они, пританцовывая и радостно покрикивая в лад остальным, двинулись в сторону огромного костра, разведенного на моле.
Чуть поодаль от костра стояли три высоченных трона, и на двух из них уже кто-то сидел. Подойдя поближе, Божена разглядела своих давних знакомых – они тоже проплывали мимо ее окна в то первое венецианское утро, когда она, разбуженная шумом, раздвинула занавески и увидела разноцветные гондолы, плавно скользящие в сторону главной площади. Теперь же Нептун и Царица Венеция, возвышаясь над пестрой толпой, горстями бросали в нее конфетти и распускали в воздухе путаницу серпантина.
Тем временем незнакомец в еще мокром, потемневшем от воды красном костюме был уже спущен вниз и, отделившись от тех, кто принес его сюда, пошел к восседающим на троне коронованным особам. Нептун взмахнул рукой, и откуда ни возьмись появились два карлика в смешных колпаках, парчовых шароварах и длинных халатах, подолы которых волочились за ними подобно шлейфам. Они катили перед собой огромный сундук, ужасно тяжелый на вид, но, видимо, бутафорский. Поравнявшись с героем, они легко откинули громоздкую крышку и, чуть не нырнув в сундук с головой, извлекли из него пышный наряд и сверкающую корону какой-то неправильной формы. Ее разной длины зубцы беспорядочно торчали в разные стороны, некоторые из них были вообще скручены в бараний рог.
– Что это? – Божена уже давилась от смеха.
– Подожди, то ли еще будет. Ты еще не поняла, что знакома с самим Королем Карнавала? А сейчас мы, его свита, присутствуем на коронации.
И действительно, летун скинул свою мокрую одежду, оставшись на мгновение совершенно обнаженным, а карлики быстро набросили на него что-то пестрое и блестящее и стали ловко сновать вокруг, добавляя в его наряд все новые детали. Наконец они завершили свой таинственный обряд и, разбежавшись в разные стороны, так же внезапно скрылись.
Пламя костра освещало теперь статного мужчину с ниспадающими на плечи черными кудрями, в роскошном костюме, искусно сшитом из мельчайших лоскутов дорогих тканей. Его одеяние, будто покрытое перламутром, переливалось всеми возможными цветами, а живое лицо с крупными красивыми и мужественными чертами светилось веселой гордостью.
