Ева Пунш - Крысоlove
Ваша общая «семейная» коллекция – составляла пятнадцать экземпляров – упитанных сереньких пасюков.
Вы уехали. И вернулись. Через две недели. В бочке сидела одна крыса. Не самая толстая, не самая нервная. Самая обычная. Одна. В бочке не было – ни косточки, ни шерстинки, ни пушинки. Никого, кроме одной-единственной, самой обычной, довольно равнодушной к вам крысе. Она на вас не шипела, не бросалась, вообще не реагировала. Сергей взял ее руками – и сказал:
– Добро пожаловать в летнюю резиденцию, Ваше Величество!
«Крысиный король» – даже не обернулся. Ушел. Сергей сказал:
– Собака в доме привяжи!
Ты испугалась тогда страшно. Вдруг поняла, почему эта крыса осталась одна. Мужчина наблюдал за тобой. Ему виделось каждое движение твоего лица. Он увидел – когда и как ты поняла. Перебил:
– Цахеса жрать не пойдет, он теперь – специальный. Спесьяль. Только по крысам. Он их маньяк и убийца и сверхчеловекокрыс. Но собака лучше привяжи, чтобы он сам к нему не полез.
В четыре дня «король» уничтожил всех крыс в твоем доме, на твоем участке – и на трех участках твоих ближайших соседей. Потом волна экзекуций закончилась. Мужчина с тобой в деревню больше не ездил. Когда ты ему рассказала, что крысы плодятся с новой силой, он объяснил, что это начал плодиться «крысиный король», а свое потомство он уже не жрет – бережет.
– Пора нового короля выбирать!
XV
В качестве эпиграфа:
Наш охотник загрустил,
Очи долу опустил.
Грустный после разговора
Он выходит на крыльцо.
Перед ним собачья свора:
Все любимцы налицо.
Эдуард Успенский
Виктор навещал Сергея в больнице через день. Майор Коломейчук тоже наведывался. Жизнь Сергея была вне опасности, но из больницы его пока не выпускали – переломы и ушибы, полученные в автомобильной аварии, осложнялись воспалением легких, как следствие вынужденного купания в зимней речке.
Официальное следствие продвигалось ни шатко ни валко. То, что в деле фигурировал бесхозный пистолет Макарова – путало все карты.
Коломейчук подробностей уже не выпытывал, с ленцой задавал дежурные вопросы. Казалось, он пытался склонить Сергея к определенным показаниям.
Например, его устроила бы версия, что у погибших – Николая и Макса – был давний затянувшийся конфликт. Макс застрелил Николая, воспользовавшись незарегистрированным оружием и общей суматохой.
Но Макс сам потом погиб, спустя буквально несколько часов. Что это было – самоубийство, случайная авария, постороннее вмешательство? Техническая экспертиза подтвердила – да, за рулем в тот злополучный день действительно находился Максим. Также было обнаружено, что у машины были разболтаны тормоза. Но машина-то принадлежала Сергею.
Каково его участие в этой трагедии – отдельный вопрос. Да, он сам также пострадал, но это никак не может являться доказательством его невиновности и непричастности.
Майору Коломейчуку, похоже, надоело разжевывать и пережевывать эту кашицу.
Если бы Сергей дал показания, что Максим перед аварией выкинул пистолет...
– Вспоминайте, вспоминайте, может быть, вы видели что-то такое...
Если бы Сергей подтвердил, точнее, «вспомнил» бы, то, копнув немножко в сторону прошлого, сведя в этом прошлом Макса с Коляном – дело можно было бы и прикрыть.
Майор намекал на это довольно явно, иногда угрожая, что если Сергей не вспомнит пистолет Макарова у погибшего, то придется искать этот пистолет у него – у Сергея.
Виктор в своих изысканиях и в беседах с Сергеем – решил двигаться с другой стороны. А именно – сначала разобраться в прошлом, а потом уже искать оружие.
Наконец удалось раскопать что-то в клубе. Нет, открытого конфликта или какого-либо скандала между покойными не было, но некоторая зацепка появилась. Ни руководство охотничьего клуба, ни завсегдатаи клубного ресторана ничего связного вспомнить не могли.
Но, как обычно случается,– обслуживающий персонал оказался куда внимательнее.
Официант из ресторана при охотничьем клубе – хорошо помнил «обоих клиентов». Он-то и рассказал Виктору, что видел этих мужчин не вместе, но в компании с одной женщиной. В разное время.
– Я даже не сразу понял, что женщина одна и та же. С Николаем Ивановичем она приходила очень давно, и всего пару-тройку раз. Но он сам редко тут бывал. Редко, но метко. Обычно, когда клиент полгода не появляется – его забываешь. Но Николай-Иваныча забыть трудно.
– Это почему? – озадачился Виктор. На него Николай никакого незабываемого впечатления не произвел.
– Кутил-с,– кратко ответил официант Миша.
Но Виктор потребовал «подробностей» – в лучших традициях майора Коломейчука.
– Ну, гулял он крепко, широко, всех угощал. А если напивался, а он обычно напивался, то мебель ломал. Потом, конечно, все оплачивал. Он же капитан, моряк, приходил из рейса – и выгуливался по полной программе.
– Ого! И при нем, значит, дама была?
– Да, бывала. Но не дама, скорее – девчонка. Лет двадцать максимум ей было.
– И что? Пила, крушила и буянила на пару с Николаем? – полюбопытствовал Виктор.
– Точно так,– усмехнулся Миша.– Песни орала, на столах плясала.
– Мебель била?
– Мебель нет, а вот посуду могла. Стопку выпьет – и об пол.
– А как она выглядела?
– Ну рыжая такая, растрепанная. Смеялась громко – любой шутке, хохотала просто, водку наравне с мужиками пила...
– Напивалась?
– Да в том-то и дело, что нет. Ну, не так, как Николай Иванович, хотя пили наравне, графинами. Она обычно его потом и уводила.
– И эта же девушка стала потом приходить с Максимом Александровичем?
– Да она, но тут ее было не узнать.
– Сильно изменилась?
– Взрослая такая стала. Прическа гладкая, костюм дорогой, тихая, вежливая, немногословная.
– Не кутила, не смеялась?
– Совсем нет. Очень приличная такая девушка стала, прямо официальная.
– Тоже водку пили графинами?
– Что вы! Пили только вино, скромно очень – бутылку за ужин, ну иногда коньяк к десерту или херес, и все.
– Максим Александрович тоже пил скромно? – уточнил Виктор.
– Ну да. Я же говорю – бутылку вина на двоих. Но вино всегда выбирали дорогое. Максим Александрович – гость капризный, официантов гонял.
– А она?
– Она сидела тихой скромницей, ему в рот смотрела, как примерная ученица. Ни на кого другого внимания не обращала.
– А Макс? То есть, Максим Александрович, он с ней как?
– Ну он и сам с ней как с ученицей себя вел, разве что салфетку не поправлял, и все время указывал – как и что правильно, и заказ делал за нее...
