Сандра Мертон - Роковая весна
В антракте они вышли в фойе, он усадил ее в кресло, а сам, как ледокол в океане, отправился пробивать дорогу к бару. Конечно же, он не поинтересовался, захочет ли она одиноко ожидать его в углу, правда, оставил ей право решать, уходят ли они или снова возвращаются в зал.
Миранда достала из сумочки листок бумаги, огрызок карандаша и стала по памяти делать наброски. «Дирижер, скрипачи, сцена…» Она не заметила, как он вернулся.
— Тулуз-Лотрек, говорят, тоже был фанатом, — шепнул он ей на ухо.
— Дэниел, мне хочется успеть все, что я вижу и чувствую, запечатлеть на бумаге, — смутилась Миранда, пряча набросок в сумочку.
— Париж — Мекка всех художников мира. Правильно? — сказал он и протянул ей бокал вина.
— Я всегда мечтала оказаться в Париже. Мои родители меня не понимали, считали, что вполне можно обойтись и Нью-Йорком.
— Нью-Йорк?.. — он радостно воскликнул. — Подумать только! Мы жили в одном городе и не встретились. Я поражен!
— А я нет. Полагаю, что мы с вами из разных слоев общества, — она снова перешла «на вы». А кроме того, — отпив глоток, она продолжила, — в Нью-Йорке я жила всего год. Детство и юность прошли в Филадельфии.
— Твоя семья из Филадельфии? Миранда кивнула.
— Мама, папа, маленькая сестренка, две кошки и пес.
— Наверно, кошки и пес заплакали, когда ты получила первую стипендию?
— О, да! — засмеялась Миранда.
— Твои родители тоже художники?
— Папа — механик. А мама… однажды смастерила мне изумительный маскарадный костюм. Как вы полагаете, это что-нибудь да значит?
— Без сомнения, — он приподнял бокал, как бы поздравляя ее с удачей, и улыбнулся. — Художественные наклонности определенно заложены в генах семьи Стюартов.
— А вы? Вы выросли в семье удачливых предпринимателей?
— Нет. Совсем не так. «Удача» в моей семье было запретным словом.
— Я не поняла.
— А я и до сих пор не все понимаю. Хорошо помню, что у матери для отца другого прозвища, кроме как «неудачник», не было. — Дэниел залпом допил вино.
— А зачем? Для чего она это ему говорила? — спросила Миранда.
— Ты, думаю, назвала бы его «мечтателем». Он всю жизнь лелеял в сердце мечту — разбогатеть или стать знаменитым.
— И этого не произошло?
— Конечно, — Дэниел замолчал. — Я ненавидел мать за ее отношение к отцу. Только теперь я понимаю, что ей досталось, как она пыталась сводить концы с концами в то время, когда отец сидел в своей берлоге и обдумывал варианты, как снюхаться с денежными ребятами.
Миранда наконец поняла, какие чувства волновали Дэниела. Интуитивно угадала, что этим он никогда и ни с кем не делился. Она обрадовалась, поняв, как много это для нее значит.
— А вы выбились в люди? — спросила она, мягко улыбнувшись. — Снюхались с денежными ребятами?
— Полагаю, да, — ответил Дэниел задумчиво.
— Значит, ваш отец успокоился, радуясь успехам сына.
— Он об этом никогда не узнает. Умер до того, как я чего-то добился в жизни.
— Но, если бы он… — Дэниел не успел договорить, так как зазвенел звонок. Все направились в зал. «Как не вовремя», — подумала Миранда и поставила пустой бокал на столике. Дэниел накрыл ладонью ее руку.
— Миранда, ты очень хочешь вернуться в зал? Или, может, лучше отправимся смотреть ночной Париж?
— Я предпочту Париж, — ответила она без колебаний, и Дэниел, крепко обняв ее за талию, повел к выходу.
Они долго бродили, держась за руки, по оживленным, ярко освещенным улицам Парижа и наконец пришли к реке. По каменным ступеням спустились к самой воде. На ее темной глади серебрилась лунная дорожка. Затем, пока они шли по набережной, выложенной плитами, до следующей лестницы, вода становилась то темно-зеленой, то золотисто-желтой. Когда они наконец снова поднялись по лестнице и оказались на узенькой улочке, выложенной брусчаткой, улочка-ручеек приняла их и повела за собой под уклон. Миранда сняла туфли и пошла босиком, Дэниел сунул их в карманы пиджака.
— Я заказал столик в «Фукетсе», — сказал он.
— Туда босых не пускают? — засмеялась Миранда.
— Они будут счастливы принять у себя самую красивую женщину Парижа, — он поцеловал се руку.
Наконец счастливая пара вышла на Елисейские поля. Огни витрин, вывесок — все сверкало, будоражило, волновало.
— Может, пойдем куда-нибудь в другое место? — предложил Дэниел.
— Нет. Я всегда мечтала посидеть в «Фукетсе». В путеводителях его называют самым элегантным рестораном Парижа. Дэниел, подайте мне туфли.
Пока он надевал ей туфли, она, опершись о его плечо, нежно смотрела на склоненную перед ней темноволосую голову и улыбалась. «Я — Золушка, вот я кто». — Миранда вздрогнула от этой неожиданной мысли.
— Миранда? Что? Тебе холодно? — Дэниел нежно обнял ее за плечи.
«Какие глупости приходят мне в голову. Золушка… Принц… Бал во дворце… А потом? Тыква, лохмотья и мыши…»
— Прохладно немного, — заставила она себя улыбнуться.
— Так теплее? — заглянув в ее глаза, он набросил ей на плечи свой пиджак.
Миранда радостно уткнулась лицом в лацканы пиджака, и от них пахнуло вдруг ставшим таким дорогим ее сердцу Дэниелом… Она ощутила спокойную уверенность в будущем.
— Теплее, — ответила девушка и впервые сама взяла его за руку.
Их столик был в углу. Гарсон усадил их в плетеные кресла, подал меню и пожелал приятного отдыха.
— Vin, fromage, pain, cafe, — улыбнулась Миранда. — Вино, сыр, хлеб и кофе — теперь она знала, что это неотъемлемая часть любой французской трапезы. — А уж дальше, monsieur, полагаюсь на ваш выбор, — сказала она шутя Дэниелу.
— Рад услужить вам, mademoiselle, тем более, что ваши вкусы мне известны. Гамбургер, яичница с беконом. — Миранда засмеялась. — Гороховый суп и фриты, — продолжила она, вспомнив их первый визит в ресторан.
Подошел другой гарсон с картой вин. Заказали старое выдержанное вино начала века.
— В тот день я была голодна. Как давно это было!
— Одного не пойму — почему ты не обратилась за помощью к родителям?
— Нет, — покачала головой Миранда. — Они бы поняли, как трудно мне жить, и расстроились бы. Кроме того, я — художник и должна сама пробиваться сквозь тернии к звездам.
— Да, а я и забыл… Полнейший идиотизм, тернии то есть, это то, чем некоторые расплачиваются за свое желание быть самостоятельными.
Миранда на секунду задержала дыхание. Дэниел улыбался, но его взгляд был явно неодобряющим. Очарование вечера исчезало…
— Ну, что смотришь? Может, поспорим? Не обращаешься за помощью к близким… Выбираешь местом обитания социально неблагонадежный город…
— Амстердам? — рассмеялась Миранда. — А как же Рембрандт, Вермер, например?
— И вообще связала себя неизвестно с кем… — настойчиво продолжал неприятный ей разговор Дэниел.
