Эстер Росмэн - Без покаяния. Книга вторая
— Что с Эвелин? Как она?
— Она не больна, — пробормотал Харрисон. — Это была дипломатическая болезнь. Отговорка… — Энтони весьма насторожило сказанное братом, равно как и то, что он никак не мог встретиться с ним взглядом. — Мы были вынуждены. Дело в том, что мы с Эвелин разошлись.
— Почему? Что случилось?! — не веря своим ушам, воскликнул Энтони.
— Так вышло, вот и все. Когда любовь ушла — обсуждать нечего.
— Харрисон, ты говоришь ерунду. Ты же тридцать лет прожил с женой и не расходился с ней из-за того, как ты говоришь, что любовь ушла.
Сенатор довольно жестко хлопнул себя по колену. Он все еще не смотрел брату в глаза. Наконец сказал:
— Хорошо, ты должен знать. Здесь замешан кое-кто еще.
— Другая женщина? Кто?
— Мэджин Тьернан, — сказал Харрисон, первый раз повернувшись к Энтони. — Она работает в штате у моего приятеля.
— Это безумие, Харрисон. Ты никогда не расходился со своей женой только потому, что у тебя завелись отношения с какой-то женщиной.
— Мэджин не просто какая-то женщина. Я люблю ее. Это не банальная любовная интрижка. Несколько месяцев я боролся с ситуацией. Но теперь понял, что хочу жениться на ней.
Энтони пытался осмыслить шокировавшую его новость. Он видел, что его брат говорит совершенно искренне. И понимал, по какому примерно сценарию все происходит. Сенатор только что переизбран на новый шестилетний срок — этого вполне достаточно, чтобы избиратели привыкли к его новой жене. Но Энтони все же не был вполне уверен в правильности своего довольно циничного, по сути, вывода. Харрисон между тем продолжал:
— Решил уведомить тебя прежде, чем это станет достоянием гласности. А я думаю предать это гласности после выходных. И еще, Энтони, мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь?
— Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с Эвелин.
— О чем? Разве вы сами не обсудили с ней своих дел? — Еще не договорив, Энтони пожалел о своих словах.
— Эвелин уважает тебя, — сказал Харрисон. — Было бы хорошо, если бы ты посоветовал ей… Она должна понять: в ее же интересах все сделать тихо и мирно. Шум никому не принесет выгоды.
— А каково ее отношение ко всему этому?
— В основном… — Харрисон вздохнул и вновь потер подбородок. — Она не принимает случившегося. Отказывается верить, что я действительно этого хочу. Мол, это моя очередная интрижка… Ну как сказать женщине, что не хочешь больше с ней быть, что любовь мертва?
— Это так, Харрисон? Ты уверен, что это действительно так?
— Видишь ли, — с некоторой досадой сказал тот, — я пришел сюда не для того, чтобы объяснять тебе свои чувства к Мэджин. Единственный вопрос — как поспокойнее развестись с Эвелин. Пойми же меня, Энтони!
— Да, я понимаю, ты хочешь, чтобы я уговорил ее отпустить тебя, забыть учение церкви, повелевающее супругам всю жизнь любить друг друга. Как забыл ты…
— Оставь, прошу тебя! Не надо читать проповедь. — Харрисон встал и отошел к окну, за стеклами которого облака, еще отражающие дневной свет, постепенно погружались в сумерки. — Когда ты приходил ко мне посоветоваться относительно женитьбы на Бритт, я позволил, конечно, себе высказать свое мнение, но не читал тебе морали и не позволял себе затрагивать твоих религиозных чувств. Давай оставим наши личные жизненные философии и просто обсудим сложившуюся ситуацию.
— Ты действительно полагаешь, что Эвелин спокойно отпустит тебя только потому, что я попрошу ее об этом?
Харрисон отвернулся от окна и посмотрел на брата.
— Просто посоветуй ей не устраивать публичного скандала. Это все, о чем я прошу тебя. Я уверен, хорошенько все обдумав, она и сама поймет, что для нее же так будет лучше. А твое участие поможет ей со всем этим побыстрее справиться.
— А что, есть опасность, что она поднимет шум?
— Ну, я не думаю… Она настаивает, чтобы я ничего не решал до Рождества, до декабрьских каникул. Я и сам не пойму. Наверное, все еще надеется, что я передумаю.
— Возможно, она права.
— Энтони, с моей стороны это не легкомысленная выходка. Я уже все обдумал. Ты думаешь, я сам не пытался положить этой связи конец? Но я не смог. Эта женщина значит для меня слишком много. Так много, что я ради нее могу рискнуть всем.
Энтони хотел было спросить, почему Харрисон принял свое решение только сейчас, после выборов, но, впрочем, это и так понятно. Брат, очевидно, обдумал ситуацию в целом и выбрал тот способ решения проблемы, который действительно принесет наименьший вред всем, включая Эвелин.
— Ладно, — сказал он. — Я поговорю с Эви. Но, с другой стороны, мне кажется, что ее просьба небеспричинна. Если у тебя есть возможность не затевать всего этого до праздников, не затевай. Думаю, если ты сделаешь, как она хочет, ей будет легче смириться с разводом, и все может пройти спокойно и тихо, чего ты, собственно, и добиваешься.
— Я не вернусь домой. Я живу у Мэджин и буду жить у нее до тех пор, пока мы не поженимся.
Энтони встал и с грустью посмотрел на брата.
— Я просто заинтригован, Харрисон. Как ты сам-то думаешь, ты отличаешь любовь от похоти?
— Не знаю. Просто теперь хочу жить в соответствии с тем, что чувствую. И еще. Знаешь, почему для меня это так важно? Я хочу ребенка.
— Ребенка?
— Ребенка! А разве ты не хочешь того же, большой брат?
— Да, хочу. — Энтони никогда еще не видел всей эгоистичности и аморальности Харрисона так отчетливо. — Но я не бросал Кэтрин только из-за того, что она не может родить мне ребенка, а какая-то женщина может.
— Это не единственная причина, по которой я собираюсь развестись с Эвелин. И не единственная причина, почему я хочу жениться на Мэджин. Все, о чем я прошу тебя, Энтони, — помочь мне с Эвелин. — Слабая улыбка тронула его губы. — Я знаю, ты поговоришь с ней. Если не ради меня, то хотя бы ради нее самой.
С этими словами Харрисон и вышел из кабинета. А Энтони сел за стол и надолго погрузился в размышления. Потом встал, взял пальто и, сказав Бернис, что должен поспешить домой, поскольку жена его нездорова, покинул офис.
* * *Подъезжая к дому, Энтони увидел, что все окна темны. Его беспокойство достигло предела. Где же Бритт? Куда пошла? Где искать ее?..
В доме царило безмолвие. Энтони поднялся наверх и только здесь услышал слабые звуки — кто-то тихо плакал. Он поспешил в спальню. Там было темно. Слабый свет из ванной едва очерчивал фигурку, скорчившуюся на постели.
— Бритт!
Плач затих. Бритт подняла голову и, обернувшись, посмотрела на мужа. В порывистом движении Энтони почудился даже некий испуг, но, увидев, что это он, она опять заплакала еще сильнее, еще безутешнее, чем прежде. Он подошел к кровати и включил ночник.
