Дениза Алистер - Больше, чем любовь
В этом году полиции благодаря стараниям Роберта и показаниям потерпевших, которые решились наконец заговорить, стало известно, что он уже третий год успешно дурачит падких до славы, а в некоторых случаях и до денег, яхтсменов.
Его расчет на то, что потерпевшие будут молчать, оправдывался все это время. Чтобы осуществлять свои замыслы, злоумышленник нуждался в помощниках, которых подбирал из слабых, но пользующихся популярностью людей, используя их связи, а потом оставляя ни с чем…
При этих словах Чарлз поморщился, как от зубной боли, и Алисия поняла, что он вспомнил о Боцмане.
Он продолжал рассказывать, что в этом году преступник рисковал сильнее обычного, поскольку, получив сведения от прикормленного им полицейского о присутствии на гонках детектива, заинтересовавшегося его деятельностью, не чувствовал опасности до самого последнего момента. Пока что трудно сказать, что именно его спугнуло, но, как и во все прошлые разы, он успел сбежать, сорвав приличный куш.
Есть санкция на предварительное задержание Эрика Шлоссмана. Загвоздка в том, что домой он не вернулся. Роберт хотел вылететь в Мельбурн сегодня утром. Он созвонился с начальством, но получил указание остаться здесь и участвовать в гонках.
— Его задача — следить за обстановкой в Нашвилле. Возможно, после окончания гонок последуют заявления в полицию города от потерпевших, — закончил свое повествование Чарлз.
— А какие показания дали Виктор Збарски и Боцман? Где они сейчас? — спросила Алисия.
— Роберт снял показания с Виктора после завтрака. Установлено, об этом говорил и Эндрю, что его участие ограничено только устройством знакомства Шлоссмана с последним. Збарски цинично заявил, что обоим нужны были деньги, а у Эрика был план получить немалые бабки, для реализации которого он нуждался в Боцмане. Збарски считает, что его содействие Эрику при знакомстве с Эндрю не является преступлением против закона. К слову, подобного рода игры не его сфера, он силен в другом… — И Чарлз презрительно усмехнулся, заканчивая разговор о Викторе. — Сейчас этот очаровательный молодой человек участвует в гонках на яхте очередного друга. А Эндрю…
Чарлз достал из кармана письмо и помахал им в воздухе.
— Впервые за двадцать лет он не будет участвовать в нашвиллских празднествах. Утром мне принесли это письмо, он…
— Чарлз! Ведь вы должны сейчас работать в жюри конкурса и просматривать фильмы! — прервала его Алисия.
— Я отказался. Делегировал свои полномочия доверенному лицу — это разрешено уставом правления.
— Почему?
— Потому, что некоторым образом мое имя связано с некрасивыми событиями, развернувшимися вокруг конкурса на звание королевы гонок.
Он сказал это так грустно, что Алисии захотелось его хоть как-то утешить, но она не знала как. Заявить, что он ни в чем не виноват? Но это очевидно. Она вспомнила, как Чарлз реагировал на признания Боцмана в подслушанном ею разговоре. Что все-таки связывает его с Эндрю Харлоу?
Алисия посмотрела вокруг. Яркое солнце, голубая вода залива, контрастирующая с белоснежными яхтами, бухта, украшенная флагами всех яхт-клубов страны — все это выглядит празднично для тех, кто не знает изнаночной стороны этого праздника, но не для нее.
Чарлз заметил, как поежилась девушка, но объяснил это тем, что подул свежий ветер и ей стало прохладно. Он предложил покинуть палубу и спуститься вниз.
— Знаете что, давайте закончим разговор у меня. В кают-компании уже готовятся к обеду в вашей — пахнет лекарствами. Как вы к этому относитесь?
Алисия молча подала ему руку.
Она с любопытством переступила порог каюты. Конечно, это не дом, но Чарлз проводит здесь четвертую часть года, и каюта многое может рассказать о хозяине. Алисия осмотрелась: очень просторная, размером с кают-компанию, больше похожая на кабинет. Узкий диван с одной стороны. Напротив, у иллюминатора, привинченный к полу, как и все на яхте, письменный стол со стулом с вертящимся сиденьем. Вдоль стены над кроватью закрытые встроенные полки для книг. В неглубокой нише зеркало, рядом с ним в рамах и под стеклом несколько фотографических снимков. На одном — молодая женщина, сидящая вполоборота. Фотография черно-белая, хорошего качества.
Алисия задержала на ней взгляд и подумала, что женщина кого-то ей напоминает, но не смогла вспомнить, кого именно. Чарлз проследил за ее взглядом, но промолчал.
— Эта каюта сделана по эскизам лорда Генри Уорвика, моего премного отца. К сожалению, ему не пришлось переступить ее порога. Он умер три года назад, не дождавшись, когда яхта сойдет со стапелей верфи. Говорит ли вам что-либо его имя?
Алисия со смущением призналась, что ничего.
— Вы напрасно смущаетесь, так и должно быть. Оно известно только узкому кругу историков, занимающихся Древним Египтом. В свое время он возглавлял несколько крупных археологических экспедиций, и экспонаты, добытые в них, украшают стенды Британского музея. Я был рядом с этим человеком семнадцать лет, исключая годы учебы в Кембридже. Он для меня не только отец. Благодаря ему я заинтересовался проблемой расшифровки древнеегипетских иероглифов и занимаюсь этим до сих пор.
Чарлз встал и походил по каюте. Затем он остановился, внимательно посмотрел на Алисию и спросил, не утомителен ли его рассказ для человека, которому предписан постельный режим. Алисия взволнованно ответила, что слушает его с большим участием, и просила продолжать.
Интуитивно она поняла состояние Чарлза: ему нужен слушатель, которому бы он доверял и мог поверить свои переживания. Значит, он испытывает по отношению к ней такие же чувства, какие совсем недавно испытывала она, когда ей страстно захотелось раскрыться перед ним.
— Моего отца я не помню, хотя был рожден в законном браке и до двенадцати лет носил его фамилию. Мать никогда не говорила о нем ничего плохого, но и ничего хорошего. Мне известны только отдельные факты их совместной жизни.
Чарлз прервал свой рассказ и после небольшой паузы вдруг рассмеялся:
— Нет, я не прав. Однажды она сказала, что он был плохим моряком и неплохим поэтом. Знаете, долгие годы эти слова были вытеснены из моего сознания и всплыли только что…
Его родители познакомились в Лондоне на одном из поэтических вечеров в Хэмпстеде. Приехавший из Ливерпуля моряк, раскачиваясь и заунывным голосом, читал свои стихи об Африке. Он недавно вернулся из плавания к берегам черного континента, и его переполняли впечатления. Надо ли говорить, что юная девушка, посещавшая Академию изящных искусств, влюбилась в него сразу, бесповоротно и, как она считала, на всю жизнь. Она готова была следовать за ним на край света… но после того как закончит учебу в Академии.
