Доун Линдсей - Американская кузина
Заткнув таким образом рот матери и кузине, Ливия повернулась и пошла вниз по лестнице. Все время, пока пили чай, она смеялась и болтала, словно ее совсем ничто не тревожило.
Соррел, напротив, говорила еще меньше обычного, стараясь побороть боль и гнев, вызванные безжалостными словами Ливии. Она знала, что обвинения, брошенные ей Ливией, вызваны злобой, но в них было много правды, и Соррел вновь замкнулась в себе, поклявшись, что у его сиятельства больше не будет повода ни жалеть ее, ни бояться ее навязчивости.
Глава двенадцатая
Соррел уже было подумала, что все ее неприятности остались позади, но, увы, ошиблась. Приехав наконец домой, они обнаружили возле дверей модную коляску, а рядом с ней несколько сундуков и баулов.
Тетя Лейла даже подпрыгнула от неожиданности.
— Какого?.. Однако она недолго пребывала в неведении, ибо почти тотчас в дверях показался щеголь в модном дорожном плаще и лихо заломленном цилиндре на обильно политых маслом кудрях.
Тетя Лейла закрыла рот и пробурчала что-то, мало похожее на изъявление супружеской радости.
— Вальтер! Вот проклятье! Как знала, что он не преминет подложить нам напоследок свинью. Только его нам сейчас не хватало!
Несмотря на все свои печали, Соррел прикусила язычок, чтобы не рассмеяться, тем более что тетя Лейла говорила довольно громко и ее третий муж, который занимался своими вещами, вполне мог ее слышать.
Однако Вальтер даже вида не подал, будто он чем-то задет. Наоборот, с раскрытыми объятиями он бросился к карете и вскричал радостно:
— А вот и ты! Я уже было подумал, никого нет! Здравствуй, дорогая. Каталась?
Тетя Лейла еще больше потемнела лицом и спросила, выходя из кареты:
— Что ты тут делаешь?
Вальтер продолжал как ни в чем не бывало улыбаться.
— Ну, я был по соседству, ты ведь знаешь, и подумал, что пора тебя навестить.
Он рассеянно обнял жену и чмокнул ее в щеку.
— Насколько мне известно, дорогая, тебя можно поздравить, — проговорил он, понизив голос до шепота. — Допекла-таки Уичерли? Должен признаться, не думал, что тебе удастся. Надо же, пригласила лорда в такую глухомань. Господи, ну и удумала! Я и то чуть не повернул обратно. Если хочешь знать, здесь чертовски непрезентабельно. Но ты своего добилась! Когда свадьба?
Тетя Лейла смерила его злым взглядом.
— Никогда, если ты решил сунуть в это дело свой нос, — запальчиво проговорила она. — Но как же я не подумала, что ты обязательно приедешь и все испортишь?
— С чего это ты взяла? — с раздражением возразил муж тети Лейлы, и маска благодушия сползла с его лица. — Ты меня удивляешь. Обычно ты гораздо проницательнее, уж кому это знать, как не мне? — Соррел услыхала неожиданно прорвавшуюся в его голосе горечь. — Уверяю тебя, мне не меньше твоего хочется, чтобы он женился на нашей блистательной Ливии… хотя ему, бедняге, не позавидуешь! Собственно, за этим я и приехал. Я же знаю, на тебя нельзя полагаться, сама ты ни за что не доведешь дело до конца. Увы, забыл, что ты обязательно заподозришь какую-нибудь гадость в моих добрых намерениях. Тебе же доставляет удовольствие уличать меня.
— Если и так, то только потому, что я тебя слишком хорошо знаю, — мрачно проговорила тетя Лейла. — У тебя в голове только твое собственное гнездышко. Естественно, за мой счет! Думаю, все дело в том, что ты опять по уши в долгах. Ты помнишь, я тебя предупреждала в последний раз, что ни пенни больше не заплачу. Ничего, посидишь в долговой яме!
Соррел не сомневалась, что каждое их слово было отлично слышно кавалерам, которые как раз подъехали и спешивались, но ее не на шутку пугала ненависть мужа и жены и она не смела ни словом, ни жестом напомнить им, что они уже давно не одни.
Наконец Вальтер оглянулся и насмешливо протянул:
— Мы прелестно поговорили, моя дорогая, но я слишком хорошо воспитан, чтобы прилюдно стирать грязное белье. Хочешь, чтобы тебя услышал его сиятельство? Ему это наверняка понравится! — К сожалению, он не выдержал до конца роль благоразумного джентльмена. — Кроме того, я придумал, как обеспечить себя до конца дней… Не представляешь, с какой радостью я забуду о твоем кошельке! Уж поверь мне!
Зло уже совершилось, но Соррел всетаки, хотя и против своей воли, поддержала Вальтера:
— Пожалуйста, тетя, на сей раз он прав. Ты с ним поговоришь потом, сколько твоей душе угодно.
Тетя Лейла неохотно подчинилась, хотя глаза у нее все еще горели огнем, а Вальтер тем временем с наигранным равнодушием обратился к гостям. Свою падчерицу он приветствовал куда менее эмоционально, чем жену, и в ответ получил такой уничтожающий взгляд, который менее закаленного мужчину поразил бы на месте. И правда, единственное, что Соррел могла бы поставить в заслугу третьему мужу своей тети, — это его полное безразличие к чарам Ливии. Но так как причиной его проницательности был его собственный эгоизм, мешавший ему терпеливо сносить эгоизм в ком-то другом, то Соррел никак не могла восхититься им в должной мере. В самом деле, он часто говорил матери Ливии, что его падчерица — самое совершенное творение природы, ни в чем не грешащее против стиля, но избалованные и капризные красавицы не в его вкусе. К тому же он не сомневался, что если ей удастся заарканить какого-нибудь несчастного дурака, то ему придется несладко под ее каблучком, не дай Бог он еще окажется в денежной зависимости…
Ничего удивительного, что Ливия платила ему той же монетой, и Соррел уже знала, если Вальтер и Ливия под одной крышей, то все в доме живут, как в аду.
Тем не менее даже тете Лейле не под силу было найти недостаток в поведении и внешности Вальтера. В сравнении с маркизом, который всегда одевался скромно и элегантно, Вальтер, на взгляд Соррел, напоминал разряженную куклу. Но это на ее взгляд, а все остальные, она знала точно, считали его красивым мужчиной, хотя вино и другие излишества уже начали накладывать свой отпечаток на его внешность. Одевался Вальтер не хуже любого лондонского денди, в его коляску запрягали отличных лошадей, он позволял себе проигрывать огромные суммы и не испытывал никакого неудобства, тратя деньги жены и ничуть не стесняясь выказывать ей в обществе свое неуважение. Соррел не нравилось, с каким презрением он говорил о купеческих знакомых жены в обществе аристократических снобов, и она обрадовалась не меньше тети Лейлы, когда он отправился гостить к своим друзьям.
Тетя Лейла, выйдя замуж за человека пятнадцатью годами ее младше и с несравнимо меньшим состоянием, первая признала, что один раз в жизни чувства возобладали в ней над здравым смыслом. Красивый, самоуверенный, принятый в обществе, откуда ее до тех пор неизменно изгоняли, он обещал ей то окружение, которое было ей необходимо ради будущего ее прекрасной дочери. Но все получилось совсем не так, как она ожидала, и она не скрывала своего разочарования. Мистер Вальтер Гранвиль, может, и был рожден аристократом, как он с удовольствием к месту и не к месту напоминал ей, но с тех пор, откровенничала тетя Лейла, он все делал для того, чтобы испортить отношения с важными людьми. Начиная со своего провала в Оксфорде, оттуда его изгнали за то, что он опозорил дочь богатого трактирщика, он все более и более превращался в исчадие ада, всей душой отдаваясь вину и игре, и по истечении нескольких лет стал воплощением самых ужасных пороков.
