Татьяна Воронцова - Невроз
Кровать заслуживала отдельного упоминания. Из любопытства заглянув в спальню (дверь была нараспашку, а беспечный хозяин, едва переступив порог, немедленно занялся приготовлением кофе, предоставив гостье бродить где вздумается), Рита узрела это грандиозное сооружение и застыла с разинутым ртом. Кровать была почти квадратной – два с половиной на два метра – и стояла посреди комнаты, занимая если не всю ее площадь, то большую часть. Единственная спинка в изголовье представляла собой практически точную копию кованых железных решеток на окнах знаменитого особняка Тарасова. Ряд вертикальных стоек, а поверх – элегантная загогулина, словно проведенная второпях рукой подвыпившего гения. Одна, а в ней еще одна. Красота – страшная сила!
– Маргарет! – позвал из кухни Грэм. А через минуту появился за ее спиной. – Ну что вы здесь застряли?
– Смотрю на вашу кровать.
– Нравится?
– Да, пожалуй.
– Ее сделали на заказ.
– Так я и думала, – пробормотала Рита.
Грэм стоял совсем близко. Ближе, чем в лифте. До нее доносился аромат его туалетной воды. Сандаловое дерево, горький миндаль, пачули... Guerlain?.. Chanel?.. Но спросить она стеснялась. Животное идет на запах. Человек тоже. Запах этого мужчины кружил ей голову. «Осторожнее, мисс Благоразумие!»
Потом они пили кофе на кухне, где много лет назад две девочки-школьницы жевали бутерброды над учебниками истории и математики. Грэм расстегнул воротничок своей черной рубашки, небрежно закатал рукава. Глядя на его узкие запястья, увешанные металлическими побрякушками, и мускулистые предплечья с тонкими темными волосинками, Рита спрашивала себя: «Дорогуша, где были твои глаза? Тогда, в те годы. Мы были слишком молоды, о да. И он – начинающий сенсуалист, ненасытный юнец, вампир с повадками аристократа – редко сидел дома. Разница в возрасте – два года. Много это или мало?»
Ей стало любопытно, спланировал он все заранее или это был экспромт. Четыре сорта сыра, паштет из печени птицы, холодная телятина, маслины, хлеб с кунжутом. И вино, разумеется, белое Chassaghe-Montrachet, легкое, золотистое, с нотками белых цветов, экзотических фруктов, меда, ванили, зрелых яблок и груш.
– Что за вино! – восторженно воскликнула Рита. И неожиданно для себя добавила: – Надо же, я могла умереть и никогда не попробовать его.
– Да, – согласился Грэм. – Но жизнь порой преподносит сюрпризы.
Неторопливая беседа, отрывочные воспоминания, имеющие легкий привкус абсурда... Плавно они перекочевали из кухни в гостиную. Тихая музыка, приглушенный свет.
Первый поцелуй застал ее врасплох. Она действительно не ожидала ничего подобного. Не хотела верить в то, что он окажется таким непроходимым глупцом. Переспать с собственным аналитиком! Чувственное наслаждение, которое быстро пройдет. А что потом? Невозможно, недопустимо!
Подойдя вплотную, Грэм взял у нее из рук бокал, не глядя поставил на подоконник. Двумя пальцами осторожно приподнял за подбородок ее голову и поцеловал в губы. Рита задрожала. Искушенность его поцелуев напугала ее. Он припадал к ней как к источнику некой волшебной силы – с возрастающей страстью, еще и еще. Его язык ласкал ее губы, скользил по краешку зубов, глубоко проникал в рот, буквально вырывая у нее ответный поцелуй, мягко принуждая (если такое вообще возможно) отдаться этому занятию целиком и полностью.
Наконец она опомнилась и оттолкнула его. Не стоило приходить сюда, ей-богу, не стоило! Что это с ней? «Что с тобой, Маргарита?..» Прищурившись, Грэм поглядел на нее долгим изучающим взглядом, словно натуралист, определяющий, к какому виду или семейству принадлежит пойманный экземпляр насекомого, а потом, не говоря ни слова, подхватил на руки и понес в спальню. Она уже успела забыть, кто и когда последний раз носил ее на руках. Очень странное ощущение: как будто ты больной или ребенок... И все же в этом что-то есть. Какая-то пленительная беспомощность. Предвкушение насилия, которое может оказаться желанным.
Грэм поставил ее на ноги возле кровати – той самой кровати, которой они недавно любовались. Продолжая смотреть ей в лицо, ни на минуту не отводя глаз, снял с нее жакет, расстегнул пуговицы шелковой блузки. Спокойно, без спешки. Плавным, успокаивающим движением провел сверху вниз по ее плечам и накрыл ладонями груди. Рита чувствовала, как длинные смуглые пальцы поглаживают сквозь кружево бюстгальтера ее твердеющие соски. Она закрыла глаза и тут же покраснела, осознав, что это, в сущности, знак согласия.
Без видимых затруднений Грэм справился со всеми ее застежками и, поскольку Рита продолжала стоять с закрытыми глазами, осторожно уложил на кровать, как фарфоровую куклу. Спиной, ягодицами, бедрами она осязала гладкий шелк покрывала, с молчаливым восторгом представляя себя на нем – белое женское тело на винно-красной ткани. Тусклый свет настенных бра немного смущал ее (впервые она вспомнила о своем возрасте), а мысль о том, что ей неведомы вкусы и привычки партнера, откровенно пугала, но о бегстве не могло быть и речи. Грэм уже разделся и, подтянув ее к краю кровати, рывком раздвинул ее бедра.
В этом простом движении было столько грубой силы, столько похоти, что Рита едва не закричала от страха – она действительно поверила в то, что будет жестоко изнасилована. Металл на его запястьях, холодный блеск глаз... Однако он не причинил ей боли. Горделивая уверенность, с которой он взял ее, не имела ничего общего с раздражающей настырностью перевозбужденного самца. Он вел себя как царь, как милосердный правитель, который знает нужды своего народа и удовлетворяет их прежде, чем сами нуждающиеся успевают это осознать.
Расслабившись от удовольствия и все же какой-то частью сознания продолжая отвергать его – отвергать царя! – она то тянулась к нему навстречу, как ласкающаяся кошка, то выгибалась, делая вид, что собирается улизнуть. Тогда он крепче брался руками за ее ягодицы и нарочно ужесточал напор, наблюдая за ее лицом, дозируя наслаждение с мастерством алхимика.
Они не перешептывались и не обменивались поцелуями, как большинство любовников. То, что происходило между ними, было чисто физиологическим актом – полноценным, качественным, продолжительным, безо всякой примеси томления и прочей сентиментальной чепухи. Скользящие взгляды, стиснутые пальцы, отяжелевшее дыхание... привкус соли на закушенных губах... В какой-то момент Грэм приостановился, задержал дыхание, а затем медленно лег на нее и застыл, опираясь на руки. Его сосредоточенное, отрешенное лицо с упавшей на лоб прядью темных волос оказалось прямо над ее лицом. Ей захотелось шепнуть: «Иди сюда, ближе», но она, точно соблюдая обет молчания, только обняла его обеими руками и без слов потянула к себе, на себя. Почувствовать его тяжесть, жар его дыхания... Он поддался с коротким стоном. Теперь она не смогла бы высвободиться, даже если бы захотела.
![Вив Дэниэлс - Только ты [ЛП]](/uploads/posts/books/2145/2145.jpg)