Виктория Борисова - Бегство Короля
Голос его звучал теперь мягко, мечтательно, старческие блеклые глаза смотрели куда-то в пространство.
— Книги, старинные рукописи, приборы… Видел бы ты мой телескоп! Шлифованные линзы из хрусталя — это что-то удивительное! Орбита движения звезды Ситнар на самом деле не круглая, а эллиптическая. А Камень Змеелова — это не одна звезда, как я думал раньше, а целое скопление!
— А что было дальше?
— Ничего. Горцы покинули свои селения — сразу, в один день. В наших краях больше не слышали про них. Купцы беспрепятственно проводили свои караваны, торговля процветала, народ благоденствовал…
Ага. И вейс разбогател еще больше. А старому болтуну можно и новый телескоп привезти — пускай тешится своими игрушками.
— Но сейчас, похоже, благоденствию пришел конец. Старый Кранмир умер, а его сын и наследник Седрах вовсе не намерен довольствоваться теми крохами, что дает земля Кастель-Тарса, жить в хижине с глинобитным полом да тешиться преданиями о доблести предков. «Наши воины больше не будут служить чужим господам!» — сказал он в первый же день своего правления, и верно — ни один наемник оттуда уже не проливает кровь за деньги. Седрах собирает собственное войско.
Да, это уже серьезно. Так вот почему так лихорадочно ведутся военные приготовления! Против воинов Кастель-Тарса не устоит ни одна сопредельная страна. А Мокерат и вовсе рискует принять на себя первый удар. И не похоже, что кто-то придет ему на помощь, — слишком уж заносчиво и гордо ведет себя вейс Уатан. Одни пошлины чего стоят! Пожалуй, соседи только обрадуются, если голова его украсит частокол перед дворцом… До тех пор, пока Седрах не раздавит их всех поодиночке.
— А как же солдаты вейса? Неужели Мокерат зря платит подати на содержание войска?
Аскер только рукой махнул.
— За долгие годы мирной жизни выросло целое поколение, которому ни разу не пришлось воевать. Благородное Воинство превратилось в сборище заводных кукол, годных только для парадов и дворцовых турниров. Сейчас вейс опомнился и собирает ополчение, но пока это не солдаты, а просто толпа. И потом…
Он помолчал недолго, как будто сомневался — говорить или нет.
— Тогда, много лет назад, наемники провели в Мокерате почти три месяца. Им прекрасно известны все ходы и выходы в крепости, расположение колодцев, даже подземные галереи! Перед нападением город совершенно беззащитен… И в этом есть моя вина.
Автар искоса посмотрел на своего собеседника. Старика, конечно, жаль. Вот что значит безоговорочно отдаваться под покровительство земного владыки! Пожалуй, и Круг не защитит его теперь, тем более что сила его ослабла в последние годы.
— Прости, почтенный Аскер, — Автар поднялся из кресла, — я сочувствую вашей беде, но не вижу, чем бы мог быть полезен вам. Я готов сделать все, что в моих силах, для тебя, но… Я не состою на службе у вейса.
— Подожди, — в выцветших старческих глазах мелькнула мольба, — подожди. Я еще не все сказал тебе. Выслушай до конца, а потом принимай решение.
Вот сейчас надо было бы встать и уйти. А еще лучше — покинуть Мокерат, не считаясь с ночным временем. Аскер Гледан сам выбрал свою судьбу — так же как и вейс, и даже городская чернь, что сбегалась поглазеть на казни. Пусть каждый пожинает тот урожай, который вырастил.
Аскер Гледан понизил голос почти до шепота, как будто боялся, что кто-то посторонний услышит его. Конечно, ведь во дворце и у стен есть уши… Разобрать слова было трудно, тем более что порой его речь переходила в невнятное бормотание.
— Помнишь Ористия? Наверное, помнишь, вы примерно одногодки. Он обладал удивительным даром видеть будущее — не так, как все мы, от случая к случаю, а в любой момент, когда бы ни пожелал.
Автар насторожился. Он прекрасно помнил Ористия — добродушного толстяка, обожающего вкусно поесть и совершенно равнодушного к прочим земным радостям. Видеть будущее он и вправду умел, как никто другой. И то, что Аскер говорит о нем в прошедшем времени, не предвещает ничего хорошего.
— Однажды он осмелился сказать правителю Седраху, что он погубит свой народ и сам умрет дурной смертью, недостойной воина. Не буду тебе рассказывать, что Седрах сотворил с ним после этого, но… — Старик запнулся, пожевал губами будто в задумчивости и мрачно добавил: — Хоронить потом было уже нечего.
Автар почувствовал, как руки и ноги наливаются свинцовой тяжестью и отвращение подступает к горлу. Бедняга Ористий! Как и многие ясновидцы, он умел предсказать будущее кому угодно, кроме себя.
— С тех пор Седрах и невзлюбил Ведающих. Он объявил их всех вредоносными колдунами, и теперь воины Кастель-Тарса охотятся на них, как на бешеных собак. Страшно подумать, что будет, когда он доберется до Сьенны — обители Круга…
Тихий, вкрадчивый старческий голос все шелестел в тишине, и чем дольше Автар слушал его, тем яснее понимал, что оказался в ловушке — уйти отсюда и предоставить Мокерат своей судьбе он уже не сможет.
— Я знаю, что не могу требовать от тебя многого… Знаю, что слишком много ошибок совершил, и за них мне придется нести ответ. Но обещай мне только одно: сделай все, чтобы Сьенна уцелела! Останови варваров! — Аскер Гледан говорил умоляюще, и слеза набегала на старческие мутные глаза.
— Обещаю. — Автар произнес это почти помимо воли.
Лицо старого чародея сразу разгладилось, и взгляд просветлел, как будто он сбросил с души тяжкий груз.
— Благодарю тебя, ученик».
Максим прикрыл слезящиеся, усталые глаза. Завтра будут красные, как у бешеного кролика. Нельзя так долго пялиться в компьютер. Но что делать, если только так он мог приглушить чувство тревоги, что неотступно мучило его последние два часа, нарастая с каждой минутой?
Время подходило к девяти, а Верочка пока не появилась. Максим вздрагивал на каждый шорох в подъезде — лифт поднимается, чьи-то шаги простучали… Куда же она подевалась, черт возьми? Максим еще пытался успокоить себя — может, на работе задержалась или снова бродит по магазинам, но сам прекрасно понимал, что это чушь. На работу он безуспешно звонил уже четыре раза, на пятый к телефону подошел охранник и раздраженно рявкнул, что все давно ушли.
И вряд ли молодой женщине, которая наверняка с ног падает от усталости и тревоги, вдруг срочно понадобилась губная помада или новые туфли.
