Иосиф Гольман - Авдотья и Пифагор
Богданов еще раз попытался изменить условия содержания Пифа, но тот вновь отказался: он не понимал за что. А деньги, выданные ни за что, были не ворованные, конечно, но все равно нежелательные.
Тогда Александр Федорович зашел с другой стороны. Нащупав Пифово «окно уязвимости», он предложил ему долгосрочный кредит. На, как он выразился, эвакуацию и обустройство будущей супруги. Ведь все ее раздумья — уходить или не уходить от постылого мужа — основаны на страхе нищеты. А раз так, то победить эти страхи можно было только одним путем — деньгами, причем достаточно большими.
Мало-помалу его подрывные разговоры на Пифа действовали. Конечно, он не собирался бросать медицину, это было бы выше его сил. Но бизнесом, который ему навязывал Богданов, можно было заниматься и факультативно, учитывая способности Пифагора и его умение жестко и целеустремленно работать. В конце концов, имелся племянник Александра Федоровича, доверенное лицо, а от Пифа требовалась концентрирующая и консолидирующая воля, которая у него имелась в избытке: уж что-что, а ставить дальние цели и медленно двигаться к их осуществлению Пифагор научился с раннего детства.
В общем, никакого решения он пока не принял, но почва потихоньку готовилась: Богданов тоже умел добиваться поставленных целей.
После занятий на этот день планировалась вылазка по окрестностям, причем вонючие и трескучие мотоциклетки уже не предполагались: Александр Федорович приобрел маленький джипчик «Сузуки». Хорошо все-таки иметь деньги…
Они в итоге и уехали, как планировали. Однако сначала случился разговор с Николасом, круто поменявший не только запланированный распорядок дня, но и в некотором смысле будущую жизнь участников событий.
Хилер зашел в номер к Богдановым по просьбе Ольги Николаевны — Александр Федорович внезапно почувствовал себя хуже. Николас, как всегда, взял пациента за кисть и внимательно к чему-то прислушался.
– Что, прогноз изменился на негативный? — печально улыбнулся Александр Федорович.
– Нет. Думаю, все будет, как я сказал. Но нам придется переехать.
– Куда? — спросила встревоженная Ольга. Она тяжело переживала перемену в состоянии мужа.
– На другой остров, Нандао. Мне нужны несколько растений, а они растут только там.
– А их нельзя привезти сюда? — не понял Богданов.
– Их нужно срывать в полночь, а принимать отвар — в пять утра, глядя на восход. Европейцам такие вещи сложно понять? — улыбнулся он.
– Мы вам доверяем, — просто ответила Ольга Николаевна.
Николас выдал пациенту очередное снадобье, и действительно, через полчаса слабость отпустила. Правда, гуляли в этот вечер недолго: надо было собрать вещи.
Утро принесло неожиданности.
Богдановы и Пиф считали, что на остров они поплывут на том же катере, что и в прошлый раз. Или на пароме — Филиппины состоят из островов, так что расстояния бывают серьезными. Действительность превзошла все ожидания.
Николас отвез их в городской аэропорт. Воздушные ворота Сан-Педро представляли собой заросшую пожухшей травой взлетно-посадочную полосу, домик руководителя полетов и ангар из легких конструкций, широкие ворота которого в данный момент были открыты.
Николас с Луисом и Августином скрылись в ангаре, а через несколько мгновений оттуда показался острый нос маленького самолета. Его толкали за крылья и хвост вышеупомянутые персонажи. Пилот сидел в кабине и рулил.
– Сколько ж лет этому пепелацу? — ужаснулся Пиф. Нечто похожее он видел на картинках, посвященных истории авиации.
Аэроплан действительно оказался немолодым, построенным еще в середине прошлого века, в далеком 1956 году. Но все же самолет был намного младше пилота — огромного лохматого старика-датчанина в древнем летном шлеме. Небритый и с характерного цвета носом, он произвел неоднозначное впечатление на пассажиров.
– Не волнуйтесь, — шепнул им Николас. — Ханс либо летает, либо пьет, но никогда не совмещает эти занятия.
Как выяснилось, авиаветеран первоначально назывался «Сессной-310». Первоначально потому, что за десятилетия эксплуатации родным в нем осталось далеко не все. В салоне добавилась пара кресел, сгнивший бензобак сменили на автомобильный, существенно меньшей вместимости. Впрочем, это были цветочки: когда один из движков умер насовсем, его заменили на тот, что удалось раздобыть. Из-за некоторой разности в мощности и нарушения массового баланса аэроплан в полете постоянно пытался малость повернуть, однако Ханс успешно справлялся с норовом вверенного ему летательного аппарата. Пилота не напрягала и резко уменьшившаяся дальность полета: у старика на каждом из многочисленных островов имелись друзья и пара канистр с авиационным бензином. Слава богу, древняя «Сессна» могла присесть чуть ли не на любом коровьем выгоне. Ханс, кстати, был единственным владельцем уникального пепелаца, а также механиком, заправщиком, штурманом и руководителем полетов. Он же владел и аэродромом на правах частной собственности.
– Интересно, как ему удается подтверждать летный сертификат этого чуда? — тихо поинтересовался Александр Федорович.
– Никак не удается, — рассмеялся Николас. — Да вы не переживайте. Он еще ни разу не упал.
– Что, несомненно, плюс, — вынужден был согласиться Богданов.
Внутри самолетика оказалось неожиданно уютно. Продавленных, узковатых, но довольно удобных кресел было ровно шесть, так что паковаться селедочным образом не пришлось.
Убедившись, что все — на своих местах, Ханс включил зажигание. Маленькие винты на крыльях провернулись, закрутились и, разогнавшись, слились в прозрачные диски. Процесс сопровождался ужасным грохотом и не менее ужасной вонью: выхлопные газы, щедро выплевываемые старыми изношенными движками, стелились над аэродромной землей и легко попадали внутрь негерметичной кабины.
– Оно действительно полетит? — спросил Богданов.
– Не сомневайтесь, — подтвердил Николас, с интересом смотря в окошко.
И оно действительно полетело.
Разогналось, жестко подпрыгивая на неровностях самодельной ВПП, а потом задрало нос кверху и прямо-таки вонзилось в небо — Ханс, видно, в прежней жизни был летчиком-истребителем. Заложив крутой вираж, аэроплан пересек береговую черту и направился в открытый океан.
Летели довольно долго.
Пейзаж не менялся ни на йоту: вверху — синева, внизу — синева. Иногда, правда, внизу что-то менялось: то остров нарисуется, весь зелененький, в желтом ободке пляжей и белом — прибоя. То кораблик прошуршит маленький — с лайнерами здесь было не густо. Зато в полете практически не воняло выхлопом — струю газов с крыльев срывало назад. Да и к шуму постепенно привыкли.
