Двенадцать дней лета (СИ) - Джолос Анна
Одевает.
Любуется результатом.
– Красивая. На тебя похожа.
– Это чем же?
– Как чем? Одежда. Лицо, волосы, ноги.
– Ноги?
– Ну да. Длинные и стройные.
Даже в полутьме вижу, как розовеют его скулы.
– Типа комплимент? – выгибаю бровь.
– Комплимент, – не отрицает. – Слушай, так это всё ты нарисовала? – перебирает бумажный гардероб. Платья, брюки, юбки.
– У твоей сестры в рюкзаке нашлись фломастеры, карандаши и бумага.
– А картон для куклы где взяли?
– Тут валялась бесхозная коробка от зефира.
– Офигеть, вы находчивые.
– Думаешь, много фантазии на это надо?
– Думаю, да. Тут столько вариантов шмота… – разглядывает нашу модную коллекцию с интересом. – По-моему, из тебя вышел бы отличный дизайнер.
– Выйдет. Я буду учиться в Академии моды Юдашкина.
– Это какой-то важный чел?
– Пфф, какой-то. Это известный кутюрье, вообще-то.
– Ясно. Отец одобряет твой выбор?
– Ему, конечно, хотелось бы, чтобы я вовлеклась в дела семейного бизнеса, но спорить со мной, увы, бесполезно. Всё равно по моему будет.
– Ты классный художник.
– Художником была моя мама. А я так, профан, пытаюсь им быть, – разворачиваюсь к плите.
Выключаю конфорку. Снимаю свистящий чайник. Зачем-то сама наливаю ему чай.
– И себе тоже сделай. Давай попьём вместе на улице. Я там сладостей всяких вам купил. Не ожидал, что блинов наварганите.
– Обычно я не употребляю сладости по ночам, – отзываюсь строго, при этом всё же наливая себе чай.
– Так то обычно, Лер, а сегодня можно. Давай! – открывает холодильник, вытаскивает оттуда сгущёнку. Забирает тарелку с блинами. – Бери наши кружки и погнали на крыльцо.
Так мы тихо перемещаемся на улицу.
Парень расстилает клетчатое одеяло на верхней деревянной ступеньке. Открывает коробку конфет.
– Я только швейцарский шоколад ем, – оповещаю деловито.
– Окей, – отставляет конфеты в сторону. – А к торту «Птичка» как относишься?
– Не хочу суфле, – выдаю капризно.
– А так?
Передо мной появляется упаковка с заварными пирожными.
Заварные – мои любимые, между прочим.
– Ну и куда столько?
– Ты не думай, что фигню привёз. Это самые вкусные в городе. Еле успел урвать в ночном. Последние забрал. Попробуй.
– Целиком не буду. Много.
– Ща, минутку.
Встаёт. Уходит, но очень быстро возвращается. С ножом в руке.
– Распилим пополам.
Делит пирожное на равные части.
– Так?
– Так, – одобряю.
Пробуем на пару и, блин, это реально очень-очень вкусно. Он меня не обманул.
Скосив взгляд на упаковку с пирожными, подношу чашку с чаем ко рту.
Эх… Уже жалею о своей чрезмерной вредности.
– Пилю второе? – предлагает с улыбкой, будто внаглую читая мои мысли.
– Нет.
– Нет? – удивлённо переспрашивает.
– Где ты был столько времени?
Пусть не думает, что предъявлять за нарушенное обещание не стану.
– Белка ушатала тебя, да?
– Твоя сестра – сущий чертёнок. Я тут чуть крышей не поехала, – признаюсь откровенно. – Сначала она мучила кота, потом взялась за меня.
– А где кот, кстати?
– Ясно где, удрал.
– Игра в доктора ему не зашла?
– Не зашла конечно, – выражаюсь его же языком.
– И что было после?
– После Ксюша играла в учителя, спрашивающего у меня, ученицы, таблицу умножения.
– О, таблице я научил, – произносит с гордостью.
– Потом она стала судьёй, разбирающей преступление века.
– Это какое?
– Дело о похищении кота инопланетянами.
– Оригинально.
– Затем началась игра в директора завода по выпуску лимонада.
– Я видел те бутылки с надписями. «Пофигин», «Веселин». Кто креативил с названиями?
– Ксения Дмитриевна, как она попросила к ней обращаться, требовала у сотрудников, в лице меня, придумать что-то необычное.
– У тебя получилось, а вообще история с лимонадом – это из-за матери. Она у нас долгое время там работала на конвейере.
– Потом твоя сестра захотела стать Константином Ивлевым.
– Это ещё кто? – уточняет, нахмурившись.
– Знаменитый шеф-повар, который в пух и прах разносит рестораны за плохую работу.
– А.
– Ты вообще телек не смотришь, что ли?
– У меня его нет.
– Понятно.
– Так что там с этим Ивлевым?
– Она заставила меня вместе с ней готовить блины! – докладываю возмущённо. – Всё уделала кругом! Еле отмыли!
– Капец.
– Нет, капец случился дальше. Когда началось шоу «Голос» в её исполнении, – вздыхаю, вспоминая этот звездец. – При всём уважении, но с вокальными данными у Ксении маленькая проблемка…
– Маленькая? – хмыкает. – Да мне тебя реально жаль. Белке медведь на ухо наступил.
– Там не медведь, там толпа медведей потопталась как следует!
Смеёмся.
– Песня была про «куклу Машу».
– Иванушки?
– Она.
– Мой друган Лёха как-то включал ей эти песни.
– Орала-орала, и вдруг как разревётся. Я стою в растерянности, понять не могу, в чём дело. Оказалось, что в кукле бумажной. Девочка из её группы не дала поиграть ей в свой набор.
– Ирка Петрова, – кивает. – Так вот чё за набор! А я сообразить не мог, о чём речь. Все уши мне про него прожужжала. Мол, у Ирки есть, а у неё нет.
– Плакала.
– Н-да. Трагедия.
– Я предложила ей нарисовать набор самим. При условии, что она перестанет петь. Благо, согласилась.
Даже не пытаюсь скрыть облегчение.
– Короче, утомила тебя моя хулиганка, – забирает с тарелки блин.
– Утомила.
Врать не буду. Дети – это мегасложно. Они как вампиры, всю энергию из тебя высасывают.
– Ещё раз спасибо, Лер. За то, что ты с ней посидела.
– Я с ней ни минуты не посидела, но почти поседела в прямом смысле этого слова.
– Сорян.
– Ты тему-то перевёл и на вопрос не ответил. Где так долго был? Вообще совести нет?!
Может и не имею права вот так наезжать, но, как говорится, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Вечер с маленькой бестией даёт о себе знать.
– В опеку ездил, – ставит чашку на деревянный пол, и я вижу, как в секунду разительно меняется его настроение. – Потом к юристу на консультацию.
– И что сказали?
В очередной раз становится очень стыдно. Получается, что отлучался по делу, не просто так.
– Ничего хорошего мне не сказали, – отвечает расстроенно и обречённо. – Мать собираются лишить родительских прав, а у меня ноль шансов официально стать опекуном.
– Почему?
– Потому что неблагонадежный, на их взгляд.
– Значит ты это серьёзно? Про своё решение.
Кивает, пока внимательно рассматриваю его профиль.
– Правда хочешь увезти сестру в Москву?
Такой взрослый шаг.
– Хочу.
– Но если по закону не получается, то…
– Да плевать на закон, Лер! – повышая голос, злится. – Увезу и всё.
– Обалдел? Так нельзя.
Поворачивается ко мне.
– Льзя. При живом брате в спецучреждение или приёмную семью она не попадёт, – по его лицу ходят желваки. – Я не позволю. Ясно?
– Спокойно, я поняла, – отражаю миролюбиво, чисто механически накрывая тыльную сторону его ладони своей. – Поняла и одобряю твою позицию.
– Осуждаешь?
– Нет.
Не имею на это никакого права.
– Что с твоим побегом? Отцу позвонить не надумала?
– Не надумала, – наотрез отказываюсь и спешно убираю руку, надеясь на то, что он не придаст этому спонтанному жесту какое-то значение. – У него завтра важный день, – беру свою чашку и делаю глоток. – Не хочу его портить.
– Твой отец, наверное, места себе не находит. По-моему, так нельзя.
– Льзя, – цитирую его самого.
– Почему так негативно настроена против его невесты?
– Потому что она – плохой человек.
– Объективно плохой?
– Хороший не стал бы избавляться от картин моей матери, верно?
– Пожалуй, да, – соглашается.
– Вот и я о том, – отворачиваюсь.