Брак по расчету - Кингсли Фелиция

Моя мать слегка отталкивает тарелку от себя:

– У меня может быть аллергия.

Уже второй раз мама ведет себя грубо, и в ответ я беру ложку и накладываю себе более чем обильную порцию.

– Что ж, нам больше достанется. – В армии, когда мы базировались в Кандагаре, я ел блюда и более странные. Думаю, цельные злаки как-нибудь переживу.

21

Джемма

Я думала, что мне будет комфортно, в конце концов, это мой дом, но все вышло совсем не так, и причины прекрасно ясны, будто кто-то зажег в голове слова неоновыми лампочками: во‐первых, я боюсь, что Дельфина выкинет что-то в своем стиле. Мои родители добрые и милые, но неглупые, и если испытывать их терпение, то даже у него обнаружится предел. Во-вторых, меня пугает, что родители могут поставить меня в неловкое положение, начав обсуждать интимные подробности нашей с Эшфордом жизни, что для них, ветеранов сексуальной революции, так же естественно, как и обсудить прогноз погоды. И, в‐третьих, мне непостижимым образом хочется произвести на Эшфорда хорошее впечатление.

Не могу понять почему, но я готовлюсь уловить любой сигнал, раскрывший бы его мысли.

И из-за этого последнего пункта мне крайне не по себе. Наш герцог, эта открытая книга, в которой я научилась различать все оттенки ненависти, отвращения, неприязни и раздражения, этим вечером не проявляет никакой реакции.

Сидит себе тут, осматривается, вежливо отвечает моему папе, хвалит блюда моей мамы (серьезно, что ли?), и никаких тебе привычных язвительных замечаний. Он почти что расслаблен.

За ужином родители рассказывают о своих путешествиях в молодости, о концертах, на которых бывали, о жизни в общинах и кибуцах, а Эшфорд заинтересованно слушает. Потом, так как Дельфина к еде едва прикоснулась, моя мама диагностировала у нее нарушение частоты колебаний ауры и отвела на террасу показать свои растения по системе Баха  [24], из которых собралась приготовить ей экстракт.

Эшфорд же остался за столом, подкладывая себе ржаного хлеба с рисовым сыром.

Беспокоясь, что все это обман, связанный с моим присутствием (потому что Эшфорд знает, что в случае чего я заставлю его пережить худшие четверть часа в своей жизни), я ухожу на кухню под предлогом помыть посуду и встаю у двери послушать.

Слышу я голос своего отца, четкий и чистый:

– Знаешь, Эшфорд, ты так не похож на мужчин, которые обычно нравятся Джемме.

– Не сомневаюсь.

– Обычно ее тянет к типам ненадежным и патологическим врунам, которые исчезают за пару недель.

– Она их распугивает?

Ну вот! Я знала, что рано или поздно эта его жгучая язвительность вернется.

– Вероятно.

Я прикусываю язык, сдерживаясь, чтобы не ворваться в комнату и не выпалить: «Папа, ты что говоришь?!»

– С нашей дочерью никогда не было просто. Мы с Карли это хорошо знаем, потому что это также и наша вина, ведь мы ее так воспитали. Она стремительна, инстинктивна, и, стоит ей выбрать направление, она уже с него не сворачивает и не смотрит по сторонам. Джемма доверяет с первого момента и безоговорочно, но часто не получает того же в ответ.

– Это не секрет, мы два очень разных человека, из совершенно разных семей, – уклончиво отвечает Эшфорд.

– Во всем мире нет ни одного человека – точной копии другого. Прошлое не имеет значения, важно будущее, которое нужно строить вместе – вот что создает из вас настоящую пару. Постоянно оглядываться назад, на прошлое – самый верный способ врезаться в стену, не видя, куда идешь. У нас с Карли никогда не было будущего. Я это говорю положа руку на сердце: когда мы с ней познакомились, Карли устала от жизни, полной формальностей и требований семьи, но она не знала, как сбежать от ожиданий, которые все возлагали на нее с самого детства. Не стану скрывать, у нас были свои взлеты и падения и не всегда все шло хорошо, но в конце концов Карли пришлось выбирать: жить прошлым, ожиданиями своей семьи, или пойти своим путем. Я был рабочим, а по вечерам играл в гараже со своей группой. Что я мог предложить девушке из Мейфэра  [25]?

– Концерт, – в шутку отвечает Эшфорд.

– Это я и сделал. Вот видишь, ты меня понимаешь.

– Не уверен, – нерешительно замечает Эшфорд.

– Сейчас, возможно, нет, но через пару лет поймешь. Если ты женился на Джемме вот так неожиданно, значит, это понимание уже есть внутри тебя, а тебе нужно лишь дать ему созреть.

– Надеюсь, мне выпадет такая честь.

– А теперь я должен тебе сказать кое-что как отец: если из-за тебя Джемма будет страдать, ты за это поплатишься. Ты же видишь, где мы живем? Я знаю кучу людей, которые бесплатно готовы сделать так, что в лучшем случае тебя найдут в контейнере с консервированным тунцом. Если подумать, банок будет немало.

– Я не собираюсь заставлять Джемму страдать.

– Поначалу никто не собирается.

Я решаю, что разговор уже достаточно затянулся, и возвращаюсь в гостиную.

– Вы по мне скучали?

– Ты женщина нашей жизни, конечно, мы скучали по тебе, – с ослепительной улыбкой отвечает Эшфорд.

Сволочь. Если бы он не был настолько фальшивым, прямо насквозь, кто-то мог бы и поверить.

– Так что? Папа показал тебе свою коллекцию пластинок? – Я пытаюсь увести разговор в сторону, чтобы никто не понял, что я подслушивала.

– Пластинки? – переспрашивает Эшфорд.

– И за всю жизнь не переслушать. – Папа встает, и мы с Эшфордом идем за ним на чердак, где стоят ящики и ящики с виниловыми пластинками. – Ты только посмотри. Здесь лучшая музыка, когда-либо звучавшая на земле.

– Их же тут сотни. – Эшфорд пораженно оглядывается.

– Три тысячи четыреста семьдесят две, – отвечаю я.

– Семьдесят три, – поправляет меня папа. – На той неделе мне удалось заполучить вот эту малышку, – говорит он, помахивая пластинкой Space Oddity Дэвида Боуи на сорок пять оборотов. – Сингл с Wild Eyed Boy.

Не успеваю я взять пластинку в руки, как Эшфорд выхватывает ее у меня.

– Невозможно! – Он крутит ее в руках, разглядывая со всех сторон. – Это же копия с оригинальной обложкой, очень редкая!

– И как хорошо сохранилась! – ликует папа, копаясь в ящиках. – Вижу, ты оценил. А что про эту скажешь? – И передает ему один из своих святых Граалей.

– Tinkerbell’s Fairydust  [26]! – Эшфорд выглядит еще более изумленным. – Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года! Но ее же так и не выпустили официально!

– У меня было много друзей-бездельников, частенько заглядывающих в «Декку»  [27], а в архивах можно найти все что угодно.

– Поразительно. – Теперь и Эшфорд ныряет в ящики, рассматривая альбомы моего отца.

– Десерт! – кричит мама из комнаты.

Когда мы садимся, на тарелках у всех уже лежит по кусочку кростаты  [28].

Дельфина, до этого отказавшаяся от еды, решает рискнуть и попробовать сладкое – из всех блюд единственное неопасное на вид и внушающее доверие.

Но, откусив кусочек, я ощущаю знакомый вкус, да и консистенция на песочное тесто не похожа.

Обеспокоенно кладу свою порцию обратно на тарелку и останавливаю Эшфорда, который уже собирается попробовать торт.

– Солнышко, ты что? – спрашивает он.

– Э-э, ты на диете… помнишь? – уклончиво отвечаю я.

– Нет, не помню. – И он снова берется за десерт.

– Тебе нужно сдавать анализ крови, и лучше сладкое не есть!

– Джемма, что за глупости! – смеется мама.

– Да уж, – соглашается Эшфорд. – От чего-то все равно умереть придется.

– Но уж точно не от кростаты! Я приготовила ее из самых натуральных ингредиентов домашнего производства, биологических и экологичных!

– Именно в этом и проблема, – шепчу я. – Эшфорд, можешь на минутку выйти в кухню?