Хорошая девочка. Версия 2.0 (СИ) - Шабанн Дора

Рита! Рита, очнись! У тебя пропал сын, ты стара для такого идеального гениального красавца, да и, вообще-то, впереди тебя ждет трындец на работе, сложный развод и очень призрачные перспективы занятости, дорогая. Собери уже мозги в кучу.

Порция собственного яда хорошо бодрит с утра, поэтому я подрываюсь к телефону и в душ. И конечно же, бужу Влада.

— О, утро мечты, милая. Спасибо.

— Прости, я не хотела отдавить тебе ничего ценного, но, видимо, не вышло.

Нашариваю на полу рядом с диваном телефон, а Влад, вместо того, чтобы встать и собираться на пары, которые вчера никто не отменил, перехватывает меня рукой поперек живота и утаскивает обратно. Не только на диван, но и на себя.

Пресвятые Просветители, как же неловко.

Но классно.

«И-и-и», — пищу про себя и таю от восторга внутри.

Пока я судорожно разблокирую телефон, чтобы проверить мессенджеры и почту, Влад, притянув меня к себе спиной, сопит и тихо фыркает мне в шею. Горячие колкие мурашки совершенно другого генеза, нежели прежде, мчат по мне табунами в разные стороны.

Я длинно выдыхаю сквозь навернувшиеся слезы облегчения, видя на экране письмо:

«Мам, не волнуйся. Я в порядке. Просто нужно подумать. Прости, что встревожил. Я не хотел. Не тебя. Обнимаю, еще напишу. Владу привет»

Меня затапливает счастьем, теплом и восторгом.

Он в порядке.

Может писать и где-то спрятаться.

Он в порядке.

Плачу. Снова. Теперь от облегчения и счастья.

А потом вдруг включается мозг:

— Скажи-ка мне, прекрасный, несравненный и гениальный Владимир Львович, — медленно формулирую я, пытаясь ухватить за хвост основную мысль и привязать к ней пару-тройку вспомогательных гипотез.

— Что-то мне начало уже не нравится, — бормочет в мою макушку Влад.

Еще бы.

Чует, паршивец.

— А с чего это Рус передает тебе привет, а?

В гнезде на моем затылке начинаются активные копошения, прямо-таки раскопки. В полнейшей тишине.

— Влад.

— Да, королева моего сердца? — и долгий выдох в основание шеи сзади. Бергамот, кедр и пачули окружают. Мысли разбегаются, так как письмо сына меня уже изрядно успокоило и расслабило.

Неплохо было бы взбодриться же?

— Я ведь сейчас развернусь, — начинаю я противным учительским тоном. Студики мои, обычно, когда его слышат, не только шпоры свои безропотно сдают, но и все девайсы шпионские.

Вот чего у Владимира Львовича не отнять, так это находчивости. Команда КВН Универа, где ему посчастливилось учиться, во времена студенчества Влада по нему рыдала горючими слезами, ей-ей.

Таинственным тоном шепчет на ухо:

— Все же хорошо у нас теперь? Да? Значит, мы можем спокойно…- вдох, а потом командным голосом над моей макушкой, — бежать на лекции!

Ё! Не можем! Должны!

И мы побежали.

Ремарка от героя, что уже полагает себя главным

'Не лениться, не зевать,

И иметь терпение,

И ученье не считать

За своё мучение…'

Сергей Михалков «Новый год»

Когда Марго узнает, что мы с Русом приятельствуем, то, вероятно, будет гневаться. И получим мы оба.

За тайны.

Но, как настоящие мужчины, ради мира в семье мы, естественно, потерпим.

Осталось все же прояснить вопрос с желанием моей Королевы родить и тогда…

Глава 35

Не суй свой нос в чужой вопрос

'Блажен, кто смолоду был молод,

Блажен, кто вовремя созрел,

Кто постепенно жизни холод

С летами вытерпеть умел;

Кто странным снам не предавался,

Кто черни светской не чуждался,

Кто в двадцать лет был франт иль хват,

А в тридцать выгодно женат; '

А. С. Пушкин «Евгений Онегин»

Если я думала, что мои прекрасные родственники уймутся, и лезть в мою семейную жизнь перестанут — зря я так думала. Признаю.

Не общаясь с матушкой больше месяца, я совершенно выпустила из виду младших братьев. Которые до сих пор проявлялись в моей жизни, исключительно если им от меня что-то было нужно. Чаще всего срочно, по обыкновению: «еще вчера». А сейчас, сбросив звонок в вотсапе, автоматически отправила следом сообщение: «на паре», и только отправив, поняла — кому. Петр Анатольевич, собственной двухметровой тридцатидвухлетней персоной.

Не к добру это.

Насколько вырос мой пророческий талант, я узнала буквально через час, в свой обеденный перерыв. Старший из младших начал с наезда:

— Ритка, что за фигня?

— И тебе привет. Которая из? — как был мелким нахалом, так с годами ничего и не изменилось.

— Ну, мать говорит, ты не хочешь бронировать им санаторий, — ясно, мои слова в матушкиной творческой обработке теперь звучат так.

— Я в Китае, если ты не в курсе. Отсюда это не сделать.

— Ох, епт. Ладно, хрен с ним, сами оформим.

— Вот спасибо, дорогой! — верится с трудом, но вдруг?

— И это, ну, что за хрень там про развод какой-то? Ты в своем уме? Чего на Сашку накатила? — Петр сопит в трубку сердитым ежом.

Не твое это дело, мальчик. Совсем не твое. Но я же приличная и обстоятельная, да? Тогда так:

— О, какие интересные новости. А откуда они у тебя?

— В смысле — новости? Мать что, опять не так поняла? И это все бред? Ну, я же сразу ей сказал: ты же не дура, такого мужика потерять. Десять лет душа в душу, даже пацана его растишь.

Опустим матерные эпитеты, хорошо?

— Скажем так, это не ваше дело. Развожусь я или нет — это касается исключительно меня и Саши, ну, еще и Руса немного. Но не тебя или мать. Точно.

А вот брат мой не сильно сдерживается. Это только мне ругаться не положено — я же девочка. Слышу в сторону хитро завернутую тираду, а в трубку:

— Не дури, Ритка! Ты же мудрая женщина! Мужики, они такие, с пониманием надо к ним.

Заявил сопляк, что до сих пор живет с родителями…

Мудрец доморощенный из глухой тайги, ежки-плошки.

— Петь, я же сказала — не суй свой нос в чужой вопрос.

— Ты, это, давай-ка вернись в себя, да завязывай с этими бабскими закидонами, — о, пошло в ход матушкино любимое: низведение и устрашение, хотя она почему-то называет это увещеванием.

— Петр, я тебя услышала.

— Ну а я высказался. Короче, слышишь, разведешься с Сашей — знать тебя не желаю, — и гудки в трубке.

Штош.

Всего тебе хорошего.

Охренеть там пиар-компания Сашей развернута среди моей родни.

Ну, Петька по натуре горячий и такой, не очень многоумный. Его тактика: поорать и вперед, на танки, не сильно заморачиваясь на подумать.

Но при таком раскладе, сегодня мне еще Павел Анатольевич позвонить должен. С ультиматумом. Сейчас они там обсудят все с Петькой по горячим следам.

Кивнула коллегам, направлявшимся в столовую, но обедать пошла в кафешку. Одна. Не до людей сейчас.

Павлуша проклюнулся через полчаса:

— Ритуля, дорогая, привет тебе и Поднебесной!

О, как подготовился, это ж надо.

— И тебе привет, коли не шутишь.

— Давай дражайшая сестрица, с порога проясним про развод твой, — начал бодро, так же резко его надо тормозить.

— А давай не будем. Это не ваше дело!

— Нет, ты здесь не права. Дело это семейное, а мы семья, так что и дело наше.

Ох, ты ж, философ из-под елки. Вряд ли вместе с Петькой данную концепцию сочиняли. Но это не то поле, где у мальчиков есть хоть какой-то шанс чего-то свое мне вкрутить:

— Это другая семья. Моя, Саши и Руслана. А с семьей, в которую входим мы с тобой, я объяснюсь уже по факту.

Тяжкий вздох. Сопение.

Что, закончились разумные аргументы?

Ан нет:

— Ритка, ты эти глупости брось. Так удачно вышла замуж, и вдруг развод? С хрена ли? Чего тебе не живется спокойно? Мужик нормальный, упакованный, даже ребенка тебе, дефектной, подогнал. Кто на тебя еще позарится-то, коровка ты селянская?

Вот это переход на личности, крутой и стремительный.