Параллельные (СИ) - Евстигнеева Алиса

Шло время.

Шахта, в которой работал отец, вконец обанкротилась и после череды изнурительных, но бессмысленных забастовок, папа плюнул на всё, и, собрав наш неказистый скраб и погрузив его на заднее сиденье древнего УАЗа, мы отправились покорять просторы нашей родины.

В итоге судьба занесла нас далеко на север, где проживал мой сколько-то-юродный дядька, который, собственно, и помог отцу устроиться на местную нефтебазу водителем. Меня через какие-то неизвестные мне связи пристроили в физико-математическую гимназию. Я не то чтобы сопротивлялся, но и желанием постигать азы науки явно не горел.

— Ты хочешь как отец? — одним вечером шепнул мне дядя Ваня. — Всю жизнь за копейки жилы себе рвать?

Как отец я не хотел. Не знаю, догадывался ли дядя Ваня, что его слова оказались действенней любого ремня (хотя в четырнадцать лет меня уже было бессмысленно лупить, я мог и сдачи дать): жизненные приоритеты я всё же пересмотрел кардинально, с головой уйдя в учёбу. Моё отставание от одноклассников было огромным, но в кои-то веки я пустил своё упрямство в нужно русло и уже к концу учебного года считался учеником выше среднего, что меня безмерно радовало.

Я даже отцу попытался похвастаться, но тому оказалось не до меня… Закрутив роман с тихой и робкой Людмилой из бухгалтерии нефтебазы, родитель, сам того не ведая, запустил новый счётчик фатальных для меня событий.

Они поженились через полгода после знакомства. Было лето, и я только-только закончил девятый класс. Как сейчас помню: душное помещение ЗАГСа, толпа неведомых мне родственников и приятелей брачующихся, напряжённый отец, смущённая всеобщим вниманием Людмила и я, стоящий бок о бок с её двумя дочерьми. И если младшую из них можно было не замечать, то старшая бесила меня неимоверно.

— Не сутулься, — шипела мне под ухо Машка, отчего-то решившая, что я нуждаюсь в её наставлениях. — На фотографиях потом будешь плохо смотреться.

— Срал я на твои фотографии, — едва ли не на весь зал объявил я, вынуждая окружающих обернуться.

— Илюха, — погрозил мне пальцем дядя Ваня, — не барагозь.

— Пусть она от меня отъе… отвяжется.

— Хам, — фыркнула Машка.

— Дура, — не остался я в долгу.

В принципе, этой короткой перепалкой можно было описать всю суть наших отношений. Она мнила себя принцессой, а я старательно демонстрировал степень своей крутости и независимости, искренне веря в то, что счастье любит сильных.

После свадьбы отец для проформы предложил переехать жить к ним (Людмила была счастливой обладательницей трёхкомнатных хором на окраине города), но я предпочел остаться с дядькой, мотивируя отказ близостью к гимназии.

На деле мы все прекрасно понимали, что в новой жизни отца мне не было места. Материнской любви я тогда уже не искал, да и Люда никогда не претендовала на это, вполне удовлетворённая общением с собственными отпрысками. Зато Машка любила закатывать глаза каждый раз, когда я показывался у них дома, и томно вздыхать: «Опять этот пришёл».

О том, чтобы пойти учиться в десятый класс, речи не шло. Мне срочно нужна была рабочая профессия и возможность зарабатывать. И пусть одинокий дядя Ваня никогда не ограничивал меня в еде и не требовал платы за проживание, а отец даже выделял какие-то деньги на карманные расходы, я безумно устал от вечного ощущения бедности и необходимости на чём-то экономить.

В техникуме было легко, особенно после гимназии. Половина моих одногруппников едва не пальцем в носу ковырялась, не в силах сосчитать дважды два. Я же вполне спокойно схватывал всё на лету. И всё-таки гимназия меня испортила, приучив меня к тому, что мозги должны быть всё время чем-то загружены. Поэтому достаточно быстро я понял одну вещь — ручной труд не для меня. Вернее, мне нравились станки, мне нравилось, что я могу выточить на них детали, что я понимаю, как это работает, но моей душе хотелось чего-то большего. Размаха.

Лет с восемнадцати начал подрабатывать на заводе, сменами торча на производстве. Где-то в это же время в душе зародилась уверенность: «Когда-нибудь я стану владельцем собственного дела».

***

Тем вечером, возвращаясь со смены, я зачем-то решил заехать к отцу. Мы хоть близко и не общались, но старались держаться друг у друга на виду. Обычно я заезжал к ним на пару часов, выпивал дежурную кружку чая, задавал с десяток банальных вопросов и выдавал столько же не менее банальных ответов на расспросы отца.

На улице было промозгло и сыро, старые ботинки давно промокли, тело нещадно болело после двенадцатичасовой смены, а ещё дико хотелось есть и спать; я уже успел не раз проклясть себя за решение заехать к отцу. Но до их дома оставалась всего лишь пара дворов, и поворачивать обратно было попросту глупо. Пока я искал в кармане пачку сигарет, дабы хоть как-то скрасить оставшийся путь, из-за угла вдруг выскочила девушка. Шла она быстро, гневно размахивая руками. Впрочем, её это только красило, будто злость придавала ей сил и энергии. Я даже невольно залюбовался ею, не сразу признав в девушке Машку.

Первым желанием было, конечно, перекреститься и сплюнуть через плечо, но прежде, чем я успел сообразить, что происходит, из той же подворотни выскочил парень быдловатой внешности.

— Эй, ну Машунь! — развязно прокричал он на полдвора. — Ты чего такая гордая?!

«Гордая» было слишком мягко сказано, ибо моя сводная сестрица как раз развернулась и показала средний палец доброму молодцу.

Добрый молодец не оценил.

— Ах ты лярва! — выдал он и кинулся вслед девушке.

Наверное, у Машки всё-таки были какие-то проблемы с инстинктом самосохранения, ибо, вместо того чтобы бежать, она показала ему фак второй рукой и продолжила путь как ни в чём не бывало.

Не знаю, что сделал бы с ней парень, а может быть, и ничего бы не сделал, но я решил вмешаться, вклинившись в самый последний момент между ним и сестрицей.

Кент сделал круглые глаза, явно не ожидая такого поворота событий.

— Отвалил от неё! — велел я, только сейчас понимая, что борец за справедливость из меня так себе. Но отступать было поздно, и, сделав вид построже, я сжал руки в кулаки.

***

Спустя полчаса я сидел на родительской кухне (отца с Людмилой неожиданно не оказалось дома). Машка хлопотала вокруг меня, обрабатывая мою разбитую бровь, и зло причитала:

— Это же нужно быть таким идиотом, чтобы с Виталькой драться полезть!

Как можно догадаться, идиотом она обозвала меня. Мелкая сестрица противно хихикнула из прихожей, явно подслушивая наш разговор.

— Я откуда мог знать, что он твой приятель?! — пробурчал недовольно. — Вижу, что ты идёшь, за тобой лось этот… Что я мог подумать?!

— Что я сама справлюсь!

— Ну извини, — театрально развёл руками, — как-то запамятовал, что ты с головой совсем не дружишь.

— Сам дурак, — хмыкнула девушка и посильнее надавила мне на рану.

— Ай, — сморщился я, выхватывая у неё полотенце. — Отдай, я сам… а то ещё покалечишь.

— Покалечу, — согласилась она, — ибо в докторицы я тебе не напрашивалась. Ты что, совсем псих?

Мы ещё долго могли бы спорить в таком ритме, не случись со мной умственного помутнения, потому что я неожиданно для самого себя ляпнул:

— Был бы психом, если бы решил тебя куда-нибудь погулять позвать.

Машка, продолжавшая суетиться вокруг меня, замерла…

Пауза была недолгая, но напряжная, и закончилась она самым невероятным образом:

— А я была бы полной дурой, если бы согласилась.

— Так и есть — дура.

— Ага, а ты — псих.

Именно с этой милой перепалки и начался наш тайный роман.

Особых причин скрываться у нас не было, но… было в этом что-то такое, что приятно будоражило нервы. Поэтому наши родители до последнего не знали, как отрывались их отпрыски. А отрывались мы будь здоров. Первый год наших отношений в принципе прошёл в гормональном опьянении. Удивляюсь, как за это время я ещё умудрился закончить технарь и поступить на вышку.

Мы провстречались почти три года, каждый из которых всё больше напоминал езду на американских горках. Выносили мы друг другу мозг с какой-то особой изощрённостью, постоянно соревнуясь, кто кого заденет побольнее.