Роковое селфи (СИ) - Безрукова Елена

27.

Спустя месяц.

Аля.

Хотелось бы сказать, что мне стало легче, и время лечит.

Не стало. День за днём мои пытки продолжались. Если днём я ещё могла чем–то отвлечь себя, то наступления ночи я боялась до дрожи. Я стала бояться засыпать. В моих снах каждую ночь был Он. Тот, чьего имени я больше не хотела произносить ни вслух ,ни про себя.

Он был нежен и ласков, иногда страстный. Но неизменно сны заканчивались одним и тем же — плачущей мной, порой до истерики и икоты.

Я не думала, что так бывает, что ТАК можно страдать. Мне казалось, это меленький ад не закончится никогда. Как бесконечная казнь ночью сурка.

Я думала, хуже уже некуда… Но потом началась тошнота по утрам, усталость, вялость...и задержка.

Скрепя сердце, я отправилась в аптеку за тестом.

— Блядь!! — услышала Аня мой вопль из ванны.

— Ясно. Тест можешь не показывать, — вздохнула та.

***

Потом была череда исследований, гинекологов и прочей беременной чепухи. Браво, Аля! Только ты могла так влипнуть — забеременеть от этого ревнивого чудовища!

Вышла из поликлиники. Мне не терпелось поделиться этим с Аней. Я не дождалась прихода домой, решила позвонить, когда вышла с дотошного осмотра.

— Ань, я, правда, беременна. Пять-шесть недель.

— Что будешь делать? — спросила подруга.

— Рожать, — пожала плечами я. — Не вижу причин отказываться от этого ребёнка. Он не виноват. К тому же, Он мог говорить, что угодно, но этот ребёнок появился от большой любви. Я не имею права поступить по-другому.

— Правильно, — одобрила Аня. — В конце концов, декрет ты себе заработать успела, слава Богу. А там видно будет. И папаню надо бы призвать к ответственности.

— Нет, — твёрдо сказала Аля. — Не хочу ему говорить.

— Почему?

— Да потому, что первый вопрос, который он мне задаст после объявления новости — чей ребёнок? Не хочу слушать эти унижения. Не верит мне — пусть катиться ко всем чертям собачьим! Ничего доказывать я не буду. Женька того и добивался — знал, что он поверит и бросит меня. Какая-то бесприданница наших дней — «Так не доставайся же ты никому! — Бабах!» Ну и вуаля, блин — я брошенка с прицепом. Теперь уж точно никому не буду нужна — влюблённая беременная дура!

— Ох, Алька. Иди домой, покормлю тебя, брошенка ты моя!

***

Жизнь тянулась своим чередом. Мне казалось, что мой мир вдруг поставили на паузу. Но на самом деле планета как вертелась — так и вертится.

Порой, по дороге с театра до остановки, меня провожала чёрная, дорогая тонированная машина.

Водителя не было видно, но сомнений не могло быть, кто за рулём. Иногда я видела эту машину под окнами дома. Откуда он узнал, что я теперь живу с Аней — мне неизвестно. Но кроме него некому больше меня стеречь, пусть и издалека. В эти вечера я опять много плакала и переживала.

Лучше бы он не делал этого! Во мне снова загоралась надежда, что мы ещё можем быть вместе. Как же мне катастрофически не хватало его. Я готова была простить всё, если бы он сам пришёл к осознанию, что нам необходимо поговорить. Но он верил в предательство и не прощал меня. Эта недосказанность и ложные надежды меня убивали. А может, это всё-таки не он?

Женька атаковал меня по телефонам и сетям, приходил к театру, пытаясь поговорить со мной и вернуть. Но мне это было неинтересно. Даже если бы не моя личная драма — я бы не вернулась. Я полностью переосмыслила наши с ним отношения. Это вовсе не то, что я хотела бы увидеть.

Вот Роман соответствовал образу мужчины в моей голове. Чёрт, назвала всё-таки имя этого поганца...Его имя кажется мне таким красивым и мужественным, и одновременно — нежным. Как он сам. Даже когда он вёл себя, как животное, в тот день — он вёл себя как мужчина. Оскорблённый и раненый в сердце зверь. И меня возбуждало даже это в нём. Я любила его таким, какой он есть. Несмотря ни на что. Я простила эти оскорбления в лицо. Знала, что в нём кричала боль. Я — причина этой боли. Он любит меня, я не сомневаюсь. Но слишком гордый, чтобы простить измену. И я тоже! Пусть её и не было — он об этом не знает. И я принимаю это.

Спасибо, что это было... Я была бескрайне счастлива. А теперь ношу самого прекрасного малыша под сердцем — его сына или дочь. Что может быть лучше в жизни женщины, чем ребёнок от любимого? Поначалу, я испугалась, и даже расстроилась. Но потом я поняла, что это — огромное счастье! И этот ребёнок меня уже спасает — ради него я держусь, и пытаюсь не истязать себя никому не нужными страданиями.

28.

В один из вечеров вышла из театра. Напротив входа стояла та самая чёрная машина. Я остановилась и стала смотреть на неё. Ну зачем он сюда ездит, если даже поговорить не хочет выйти? Просто посидеть в машине? Очень мудро и по-взрослому!

И тут случилось то, чего я боялась и ждала — Роман вышел из машины. Он смотрел на меня и уже сделал шаг в мою сторону. Моё сердце пустилось отбивать неровный рваный ритм, как вдруг…

— Привет.

Оборнулась — Женька с букетом. Чёрт!!! Ну почему сейчас?!

Я посмотрела на Романа. Его лицо опять исказилось тем злым оскалом раненого в сердце зверя, что я уже видела. Он молча сел в машину, та с визгом сорвалась с места и улетела за считанные секунды. Ну что у меня за талант так тупо попадать?! Он почти со мной решился поговорить…

Это всё. Внутри меня что-то оборвалось и, упав об асфальт, вдребезги разбилось. Последняя нить между нами разорвалась. Он больше не приедет посмотреть на меня издалека. Он никогда не поверит мне. Он подумал, что мы вместе с кудрявым... Не зря же блондин припёр мне веник.

В бешенстве обернулась на Женю. Молча забрала цветы и начала лупить ими прямо по кудрявой морде! Парень в шоке отбивался и просил прекратить это. Но я не успокоилась, пока не облетел последний лепесток с моих любимых белых роз.

— Я беременна. Поэтому свали уже! Оставь меня в покое! — кричала, задыхаясь после активных маханий веником.

— Ясно, — блондин опустил вниз глаза. — Я ж не знал, Аль.

Ему было больно. Мне тоже. И морально, и физически.

Вдруг меня пронзила зезкая боль внизу живота. Я согнулась и упала прямо на асфальт. Кто-то куда-то меня хватал, нёс, веёз. Я не понимала ничего — была только эта адская боль и фраза, срывающаяся с моих губ:

— Ребёнок... беременна... Ребёнок...

***

Не знаю, откуда появилась вдруг Аня, но я точно слышала её голос:

— Срочно примите её. У неё нервный срыв, и похоже на выкидыш. Она держится за низ живота.

— Садитесь в лифт, поднимайтесь на третий этаж, там гинекология, — быстро среагировал медбрат. — Я позвоню им, чтобы осмотрели срочно девушку.

— Спасибо, — сказала Аня и потащила меня в лифт.

Меня завели в кабинет. Аня осталась ждать в коридоре и открыла рот, когда через несколько минут прибежала медсестра с лекарствами и штативом для капельницы и скрылась за дверью кабинета.

Спустя время вышла и врач, чтобы отдать распоряжение о срочной госпитализации Али Богдановой.

Роман.

Зачем только приехал опять туда? Вот и увидел, что ожидалось. За что боролся, что называется. До последнего всё ездил и проверял где и с кем она. Это полная шиза, неизлечимая. Даже персонал заметил, что я похудел и осунулся. Стали переживать уже за моё здоровье, в том числе и душевное. Без причин мог наорать на врачей или Еву, которая точно ни в чём не была виновата. Только нет лекарств от такой болезни. От души считаю это уже отклонением каким-то.

Любовь — прекраснейшее из чувств! Именно благодаря ей у нас переполнены тюрьмы и психиатрические лечебницы…

Не прощу ведь никогда, и сам не понимаю, зачем продолжаю за ней таскаться и всё выяснять. На руках было полное её досье, только легче мне не стало от полученной информации. Не знаю даже, что я искал — что-то, что очернит её в моих глазах ещё больше. Я не мог придумать, за что ещё её не любить. Измены мне мало — всё равно люблю всей душой. Больной, раненой любовью. Ненавижу тоже всей душой. Но день изо дня не выдерживаю и еду посмотреть, как она возвращается с театра к подруге домой. И как же сладка радость, когда я вижу её одну. Мне кажется, если увижу, что её провожает какой-то парень — я сорвусь и покалечу его. Я её никому не отдам. Не моя — значит, ничья.