Моя дорогая Марта… (СИ) - Епифанов Николай

Когда настал третий день тишины, я все-таки сдался и совершенно об этом не жалею. Я взял телефон и написал: «Я скучаю по тебе. Не хочешь вечером выпить кофе?». И началось ожидание. Долгое и бессмысленное. Минуты превратились в час, потом в другой, а затем в еще один. Я снова потянулся к телефону и написал: «Если это конец, то так и скажи, но не исчезай. Позволь мне хотя бы общаться с тобой иногда. Я привыкну жить без тебя. Даю слово. Дай мне время, и я привыкну. Все то, то нас сейчас связывает тебе не нужно, а не от этого только хуже. Поэтому пусть оно раствориться в прошлом и останется только историей. Все будет хорошо. Я тебе обещаю». Надпись: «Марта набирает сообщение…» то появлялась, то исчезала, но ответ я так и не получил.

Мое ожидание растянулось на долгие дни, ставшие единой прямой. Люди считают, что нужно казаться сильным, не быть нытиком и тому подобное. В их понимании это слабость, не вызывающая уважение, но какое мне было до них дело? Не было ни тогда, ни сейчас. Я вовсе не стыжусь признаться того, что я любил Марту, и страдал от того, что ее потерял. Я знал – нужно терпеть. Со временем боль утихнет. Конечно, останутся шрамы, которым не суждено зажить, но, по крайней мере, они уже не будут так сильно болеть. Кем мы приходим к концу жизни, как не израненными душами?

На исходе недели ко мне вернулся сон, и иногда я мог думать о чем-то другом, но уже на автомате проверял мобильный телефон, надеясь, что все-таки увижу от нее сообщение. Каждый раз на экране отображались только часы. И вот однажды около часа ночи телефон завибрировал. Я взглянул на него и увидел сообщение: «Завтра вечером свободен?»

– Привет. Да, – ответил я.

– Предложение кофе еще в силе?

– Конечно, – ответил я и улыбнулся, ведь в столь простых словах мне почудилась слабая надежда, от которой я почти сумел отказаться. – Зайти за тобой после работы?

– У меня выходной. Я сама подойду.

– Договорились. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – ответила Марта и пыталась написать что-то еще, но затем передумала.

Когда рабочий день подошел к концу, я встретил ее возле офиса. Она смотрела мне в глаза так, словно ей хотела сказать очень многое, но никак не могла решиться. Мы поздоровались, не прикоснувшись друг к другу, и пошли в кофейню за углом, где оба заказали самый обычный кофе с молоком без сахара.

– Как у тебя дела? – спросила Марта.

– Смотря, о чем ты хочешь узнать. На работе, как обычно, а вне нее так себе. Кое-что знаешь ли произошло, – я попытался улыбнуться, но это ни к чему не привело.

– Я скучала по тебе, – она любила эту фразу больше других, словно в ней скрывалось нечто особенно важное.

И это правда. Марта легко обходилась без общества других людей, а потому не скучала ни по кому из них, а раз она признавалась в таком, значит для того были действительно веские причины.

– И я скучал по тебе.

– Мы с тобой очень разные. По характеру, взглядам, – это была смесь сомнения, обреченности и желания проигнорировать оба предыдущие чувства.

– Проблема то вовсе не в этом. Характеры и взгляды вовсе не могут быть причиной не быть вместе.

– А что тогда? – она смотрела на меня недоверчивым взглядом из-под своей густой челки.

– Мы должны делать шаги на встречу друг другу. Я много думал о том, что произошло. Возможно, ты не согласишься, – я хотел сказать, что «возможно, ты опять запустишь в меня чашку», но вовремя успел остановиться. – Я виноват в том, что ревновал тебя, не имея на то никаких оснований, но ты должна понимать, что одной из причин ревности было расстояние, на котором ты держишь меня. Я не хочу быть тебе чужим человеком, а все равно таким себя чувствую.

– Я думала о том же, – Марта кивнула и опустила взгляд в чашку с кофе. – Я не уверена в том, что мы делаем. Не уверена в нас, но, вероятно, никогда и не буду уверена. Все, что я знаю, это то, что скучала по тебе.

– Иногда этого вполне достаточно.

– Разве?

– Да, я не могу обещать тебе, что не буду ревновать, а ты не можешь обещать, что расстояние между нами сократиться, но, по крайней мере, мы признали наши проблемы.

– У меня нет проблем, – снова возникла ее защитная стойка.

Я понимал, что за одно мгновение и уж тем более словами мне никак не заставить ее перестать защищаться, а значит не было смысла начинать спор.

– Я хочу быть с тобой, – сказал я и протянул на столе обе руки.

Марта ничего не ответила, а лишь едва улыбнулась. За этой улыбкой могло скрываться что угодно – любой ангел или любой бес из самых темных уголков ада, но я твердо знал, что люблю ее и потому потянулся и тихонько поцеловал в губы.

Я так много хотел сегодня записать, а в итоге получилось только воспоминание об одной ссоре. Как странно работает наша память и еще страннее движутся мысли.

В другой раз постараюсь быть не столь многословным.

До свидания,

Твой Август.

22

Сама того не заметив, Марта прислушалась к словам Августа. Она поняла это, когда стоя утром перед зеркалом, перестала испытывать отвращение от отражения. Принятие шло медленно – вначале появилась легкая улыбка, чтобы понять, как она с ней выглядит; затем, пусть совсем ненадолго, но Марта убрала с лица волосы и осмелилась взглянуть на свои острые скулы, обтянутые кожей. Изучая их, Марта пыталась представить, что произойдет, если она сможет набрать несколько лишних килограммов.

Пока она проделывала эти и другие манипуляции, руки чувствовали густые мягкие волосы, что прежде она совсем не замечала, придавая им исключительно значение естественного щита.

Но она все еще не могла разобраться в том, какая доля слов Августа была только лишь утешением, а какая правдой. Она не могла и боялась поверить в то, что не такая страшная, как ей казалось прежде. Уж слишком долго Марта заставляла себя жить в мире, где, пусть все и понятно, но слишком жестоко для того, чтобы быть правдой.

Как-то раз почувствовав себя достаточно смелой, Марта собрала волосы в хвост. Представший облик оказался слишком противоречивым, чтобы его принять, и потому, посмотрев на себя пару минут, она сняла резинку и вернула волосы на их положенное место.

Чтобы выйти из дома, или хотя бы из ванной, с собранными в хвост волосами и речь быть не могло. Попытки представить вероятность того, что кто-то может увидеть ее в другой одежде или с открытым лицом, приводили бедную Марту в ужас. Она пребывала в странном состоянии, которое можно было бы описать пословицей «И хочется, и колется…». Никто не должен был видеть ее другой, отличной от того образа, к которому все привыкли, иначе это могло бы привлечь много ненужного внимания. Но в голове Марты эта мысль звучала гораздо проще и короче: «Что подумают другие?». После ванной по утрам на кухне вновь оказывалась все та же самая Марта и уплетала бутерброды, запивая их чаем.

– Доброе утро, – сказал отец, заходя на кухню.

– Доброе утро, – кивнула дочка.

Папа, как и положено, оттаял спустя сутки после ссоры, с которой прошло уже не мало времени. Он снова стал прежним собой: строгим, немногословным. Но то и дело Марта замечала на себе тяжелый взгляд отца и понимала, что в его голове прорастает не добрая идея, которая, по его мнению, является чистейшим благом. Он обкатывал мысль, но пока не позволял ей быть озвученной. Марта и без слов знала, о чем речь. Каждое утро и каждый вечер она боялась, что отец, наконец, произнесет ее вслух.

Андрей Борисович все-таки сделал последний шаг к осознанию того, что пора запретить дочери тратить время в пустую и отнять скрипку. Хватит. Если она в силу своей слабохарактерности сама не понимает и не может принять решение, то он сделает это за нее. Ведь для того и нужны отцы? Направлять и учить. Далеко не все понимают, что порой необходимо проявить строгость! Показать, что правильно, а что нет. Примерно так рассуждал Андрей Борисович, позволяя мысли все глубже и глубже пускать корни в сознании, чтобы однажды она пробила себе путь на верх.