Луиза Розетт - Признания без пяти минут подружки (ЛП)
— Звучит неплохо, Роуз. Просто не торопись. — На этот раз начинаю ниже, а через несколько секунд забываю все слова.
Поднимаю взгляд и вижу Холли, на ее лице застыла улыбка, как будто она пытается оставаться позитивной, но на самом деле, она огорчена происходящим. Она начинает подсказывать мне слова, но я отвлекаюсь на Роберта, который даже не смотрит на меня. Он не отрывает взгляд от высокого потолка зала. Мистер Доннелли дает мне текст и говорит, чтобы начала еще раз. На этот раз я пою до конца, но понятия не имею, как это звучало, фальшивила ли я и так далее.
Когда мистер Доннелли улыбается и говорит: «Спасибо», я не могу понять этот тон. Вместо того чтобы спуститься со сцены и пойти на свое место, как нормальный человек, я просто выхожу через заднюю дверь со сцены в коридор. Меня не волнует, что я оставила свои вещи в зале — это не имеет значения, потому что я все равно планирую отказаться от своей личности и переехать в другой город.
Не могу поверить — я думала, что пение может стать моим будущим. Очевидно, что у меня нет будущего. Потому что я лох.
Я сползаю по стене и сажусь на пол, зажав уши руками, чтобы не слышать, как другие проходят прослушивание. Я закрываю глаза.
Не знаю, как долго я там просидела, когда почувствовала, как кто-то трогает меня за плечо. Открываю глаза и вижу мисс Масо, стоящую надо мной.
У мисс Масо темная кожа и карие глаза, и если бы Трейси следила за ней, могу поспорить, что она включала бы мисс Масо в Список Шика каждый божий день.
— Хочешь встать, или лучше я к тебе сяду? — спрашивает она. Когда я не отвечаю, она садится рядом со мной, держа стопку плакатов, на которых ярко—красным написано: «Тренируй толерантность, Юнион Хай! Никаких исключений!», а ниже: «Школьное собрание в понедельник, явка обязательна. Сообщите об этом на классном часу».
— Что это? — спрашиваю я.
— Ты была на вечеринке у Майка Даррена, да?
Я на секунду теряю нить разговора, потому что слышу, как Роберт поет песню из «Моей прекрасной леди». Он вкладывает всю свою душу — он ни в коем случае не позволит Митчеллу Кляйну играть с Холли. У него нет шансов. Я признаю это.
— Да, я была на вечеринке, — наконец говорю я.
— Слышала, что ты оказалась в бассейне.
— Было весело, — говорю я со всей холодностью, на которую способна.
— Скажи мне, что ты делаешь в этом коридоре? — спрашивает она.
— Я провалила прослушивание для мюзикла и чувствую, что не хочу туда возвращаться.
— Ты уверена, что провалила?
— Да, — говорю я.
— Ты говоришь неуверенно.
— Мне пришлось начинать сначала три раза, поэтому я вполне уверена, что я лоханулась.
— Роуз, знаешь, что я в тебе заметила с тех пор, как познакомилась с тобой год назад? Ты недоброжелательна — к самой себе. — Я чувствую, что она смотрит на меня, но я сейчас не готова взглянуть ей в глаза. — Ты же любишь слова, так? Подумай обо всех негативных словах, которые ты употребила по отношению к себе за один короткий разговор.
Я вздыхаю.
— Вы говорите, как мозгоправ моей мамы.
Мисс Масо даже не дрогнула.
— Ну, я надеюсь, это и твой мозгоправ тоже.
Пожимаю плечами.
— Прекрати быть недоброжелательной к себе, Роуз. В долгосрочной перспективе это может стать таким же саморазрушительным, как прием наркотиков, или голодание, или нанесение себе ран, или... Ты хочешь, чтобы я продолжала?
Я качаю головой.
— Я поняла.
— Хорошо. — Она встает, отряхивает свои джинсы и поднимает плакат. — Слушай, школа разбирается с тем, что случилось на вечеринке, отчасти потому что Конрад Деладдо — а он явно один из лучших спортсменов, которые учились в этой школе — ушел из команды по плаванию и никому не сказал, из–за чего. Раз ты оказалась с ним в бассейне, ты можешь скоро оказаться в кабинете директора Чен. Я просто предупредила, ладно?
Ну, это несравненно. Я не болтала с директором Чен со времен последнего скандала, в котором была замешана. Не могу дождаться.
— Возвращайся туда и закончи прослушивание, Роуз. Даже если ты не довольна этим, по крайней мере, сможешь сказать, что прошла до конца.
Мисс Масо приклеивает надо мной плакат, наклоняется, чтобы прикоснуться к моему плечу, и исчезает на лестничной площадке, а стук ее сабо эхом раздается в коридоре. Пока я смотрю, как она уходит, думаю о том, что она всегда дает отличные советы, которым я никогда не хочу следовать.
Переживаю из–за того, как забрать сумку из зала, чтобы меня никто не увидел, и вдруг открывается дверь, и выглядывает Холли.
— Роуз! Сейчас начнем сценки! Давай быстрей!
Я качаю головой.
— Я не вернусь.
Холли выходит в коридор и потихоньку закрывает за собой дверь. Она протягивает руку, чтобы помочь мне встать.
— Пришлось начать сначала — ну и что? Ты отлично пела. У тебя такой крутой голос — он не похож на другие, знаешь? Как у... Не знаю... — Холли на секунду задумывается, глядя в потолок и перебирая браслеты на руке. — Как у олдскульной рок-звезды или типа того.
Вот оно.
Комплимент моему пению.
Самый первый.
Точно не знаю, что она имела в виду, но в этой Вселенной мне сделали комплимент. И я ощущаю его внутри себя, он словно расплывается, заполняя все пустые места — мою неуверенность в том, что делать дальше. Я настолько теряюсь в этом чувстве, что даже не обращаю внимания на то, что еще говорит Холли, и не шевелюсь, чтобы принять ее протянутую руку. Она неверно это истолковывает и встает передо мной на колени, а ее кожаные сапоги на пуговицах скрипят.
— Что-то не так? — спрашивает Холли и кладет свою руку поверх моей. Мои глаза наполняются слезами. А потом ее глаза наполняются слезами только из-за того, что я чуть не плачу. Она смеется, возможно, немного смущенная тем, что плачет со мной, хотя не знает, о чем мы плачем. А я не знаю, как объяснить ей, что она сказала потрясающие слова — естественно, она думает, что со мной что-то не так.
— Роуз, — спрашивает она, — это, м-м, из-за парня?
Есть что—то странное в том, как она это спросила. Она смотрит на меня, как будто уже знает ответ, но хочет посмотреть, скажу ли я ей правду. Поэтому, вместо того, чтобы попытаться объяснить ей, что она, настоящая певица, назвала меня настоящей певицей, я просто киваю. Это легче, чем придумать, как выразить свои чувства в этот момент.
— Это Робби? — спрашивает она, глядя на меня огромными, округлившимися и слезящимися глазами.
И виноватыми.
О нет. Нет, нет, нет. Я поняла, что сделал Роберт, даже не спрашивая ее. Но я все равно спрашиваю.
