Кассандра Брук - Прикид
– Знаешь, дорогая, – устало заметила она, – нам бы надо завести еще одного продавца. Теперь мы можем себе это позволить. Ладно, давай быстренько! Собираемся, запираемся и наверх, врезать по рюмочке у мистера Келвина!
Я предпочла бы врезать ей по шее.
Гейл поднималась по лестнице впереди меня, и я с некоторой долей злорадства отметила, что ноги у нее в синих пятнах. Варикозное расширение вен, вот что это такое. Нет, Джоша Келвина вряд ли заинтересуют ее ноги. Тем лучше! Если и заинтересуют, то стоит приподнять юбку, и весь интерес тут же пропадет. Вспомнилась довольно жестокая школьная шалость: мы очень любили подставлять бегущему человеку подножку. Ноги у него заплетались, и он падал на пол. И тут вдруг мне стало стыдно. «Анжела Мертон, – сказала я себе. – Уймись! Ты ведь уже давно не школьница».
Дверь в квартиру Джоша была нараспашку.
– Одну минуточку! – донесся откуда-то из глубины помещения его голос. По всей видимости, из кухни, решила я, поскольку вслед за этим послышался хлопок пробки.
Мы шагнули в теплую, экзотически убранную гостиную. Своего рода этнический рай, свидетельство того, что хозяин ее объездил весь мир. Стены украшали азиатские ковры, африканские маски, австралийская роспись по древесной коре, бутылочки из тыквы, глиняная посуда навахо, а возле окна размещалась деревянная индийская статуэтка с пышным бюстом, живо напомнившая мне примерку паутинного наряда и мое отражение в зеркале примерочной.
На низеньких столиках были расставлены маленькие безделушки, настольные лампы отбрасывали красноватое мерцание на арабские подушки в виде валиков и огромный персидский ковер на полу. Все это очень живо напомнило мне картину викторианской эпохи, которую я видела в доме Кэролайн и которая называлась «Гарем».
И несомненно, решила я, именно гаремом и является это жилище. В любой момент может войти раб в тюрбане, внести поднос со сладостями, зазывно пахнущими маслами, духами и притираниями, и наслать на Гейл проклятие за то, что она сюда заявилась.
Но вместо раба появился Джош – с бутылкой и тремя бокалами, которые поставил на один из низеньких столиков. Он перехватил мой взгляд и еле заметно улыбнулся. Я снова в глубине души прокляла Гейл.
– Будем здоровы! – сказала она, поднимая бокал.
Я повторила ее жест, только молча. Последнее, чего я желала ей в этот миг, так это здоровья.
Затем Гейл принялась молоть языком. Рассказывать разные истории, хохотать, изображать всевозможных людей, разоблачать чужие тайны и скандалы, перескакивать с одной темы на другую – словом, пустила в ход все свои уловки, чтобы очаровать Джоша. Я не столько ревновала, сколько чувствовала себя лишней. Одинокой и неприкаянной. Точно плыла по морю на плотике.
Глаза мои блуждали по комнате. Рядом на столе была свалена целая куча черно-белых снимков. Я потянулась к ним.
– Можно? – спросила я, нарушив наконец обет молчания.
– Конечно, – ответил Джош и обернулся ко мне.
Тут, отвлекая внимание на себя, Гейл вновь принялась трещать, и Джош предоставил мне рассматривать фотографии, лишь искоса поглядывая на меня время от времени. Он смотрел на снимки, а потом переводил взгляд на меня, словно пытаясь угадать, какое они производят впечатление. И вот на полпути глаза наши наконец встретились. Меня будто током пронзило. Джош пытался понять, что я думаю о снимках, я же пыталась прочесть его мысли по этим снимкам – и все это на фоне неумолчной трескотни Гейл. Но теперь нас объединяла некая тайна, и мне страшно нравилось это ощущение. Фотографии были сделаны в Африке. В основном – крупные планы. И еще в них был такой неподдельный трагизм, что в какой-то момент мне захотелось отодвинуть их подальше. А порой я разглядывала снимок затаив дыхание. На одном умирала старуха. Все ее тело облепили мухи. На другом – молоденькая девушка, почти ребенок. Она кормила младенца грудью, и у нее была одна рука. На третьем красовался парень в пятнистой униформе, в руках автомат Калашникова, на лице ухмылка. За его спиной вздымалась гора трупов. Еще на одном сидел невероятно жирный и потный генерал, в руке полицейская дубинка, на губах улыбка.
Джош снова покосился на меня. Затем протянул руку и вытряхнул из пакета на столе новую кипу снимков. Гейл продолжала болтать, ирландские истории сыпались, точно Дождь из тучи.
Во второй кипе оказались снимки женщин. Все, по-видимому, сделаны в Лондоне. Девочка запускает змея. Женщина моет ступеньки у входа. Проститутка словно тень выступает из подворотни. Официантка в баре весело хохочет сквозь сигаретный дым. Вдова рыдает у могилы. Манекенщица вышагивает по подиуму.
И в этих снимках тоже был некий странный магнетизм. Казалось, что ты близко знаешь каждую из этих женщин. Более того, казалось, что на снимках запечатлены не только их лица, но и мысли, и самые сокровенные секреты. И еще, он словно делился своими собственными мыслями и своим отношением к этим женщинам. Никогда прежде не замечала, что снимки способны на нечто подобное. И почему-то вспомнился Ральф, который, будучи актером, перевоплощался в других людей. А Джош, снимая всех этих людей, словно становился самим собой. Я не знала, куда заведет эта мысль, но была удивлена и заинтригована.
При виде последней фотографии я вздрогнула. Такое ощущение, будто она оказалась в этой кипе случайно. На постели лежала совершенно голая молодая женщина. Она была красива и смотрела на фотографа с еле заметной улыбкой. Глядя на нее, я тут же поняла, что происходило в спальне за секунду до того, как был сделан этот снимок. И что произойдет потом. И еще, мне захотелось увидеть лицо фотографа.
Я подняла глаза и увидела лицо Джоша.
И чисто инстинктивно закрыла глаза.
Затем вдруг я поняла, что в комнате царит тишина. Гейл перестала болтать и пялилась на нас с Джошем. Тот взял бутылку и хотел подлить нам вина. Я опустила ладонь на свой бокал и отрицательно помотала головой.
– Мне пора, – сказала я и торопливо поднялась.
Гейл тоже встала. Джош пропустил ее вперед.
– Обсудим мою идею в следующий раз, хорошо? – тихо сказал он, придерживая для меня дверь. – Речь идет о книге. И о снимках, которые вы только что видели.
На прощание он крепко сжал мою руку в своей. «Анжела, – сказала я себе, когда дверь в его квартиру захлопнулась, – ты играешь с огнем!»
– Смотри, берегись! – заметила Гейл, когда мы вышли на улицу. И покосилась на меня. – Берегись, девочка!
Почки на платанах распускались. Ренато махнул мне из окна «Треви». На пути к метро я вдруг передумала и взяла такси. Теперь я вполне могу позволить себе проехаться на такси. Откинулась на мягкое сиденье и смотрела, как пролетают мимо дома и улицы Лондона. Вот мы проехали по мосту – Темза тихо и безмятежно несла свои воды. Как непохоже это было на мое состояние. Ведь я только что, отбросив все моральные принципы, соскользнула с узкой и безопасной тропинки, по которой шла все эти годы.
