Елена Лобанова - Фамильные ценности
Зоя не нашлась, что ответить, и только опустила глаза, как уличённая в мелкой пакости.
– Да что на вас обижаться… Мы и сами на похороны не выбрались, хоть вот на девять дней, – говорила тем временем мама.
– А и холодно сегодня! Восемь градусов – шутка ли? Не-е-ет, надо тёплые носочки надевать! – торжественно объявила басом на весь стол старуха в мужском пиджаке. Эта бабушка, видно, забыла, куда пришла. Не ориентировалась в обстановке…
– А чего ж Павлуху не взяли? – спросил Сергей, троюродный брат. Он смутно помнился Зое длинным, худым и белобрысым, а теперь через стол сидел коренастый мужчина, стриженый почти под ноль, со странно смуглой нижней частью лица. И всё же полусмуглое это лицо было узнаваемо. Сергей считался в семье немного тугодумом, зато не важничал и девчонок, Зою и Люси, не обижал. Недаром же и Надежда его выбрала… Зоя отчего-то не сомневалась, что замужество, как и все свои дела, она организовала быстро и споро. – Я его видел – не помню, в третьем классе, не помню, в четвёртом?
– На хозяйстве Павлуха! За двумя домами смотрит. Шестнадцатый год хлопцу, – ответила за Зою вездесущая Надежда.
Никогда дома они не называли Пашку ни Павлухой, ни хлопцем. Даже странно было, что эти, по сути, незнакомые люди запросто расспрашивают о нём. Половину сидящих Зоя вообще видела первый раз. Тощий седой дедок сидел очень прямо и смотрел перед собой в скатерть. А какая-то бабка в пёстром платке и цыганских серьгах, наоборот, таращилась на неё во все глаза. Зоя жевала кусок жареной рыбы и мечтала поскорее отсюда выбраться. Нет, всё же надо было отговорить маму ехать… Всё равно здешняя новая жизнь уже бесследно вытеснила предыдущую, оставшуюся в детских Зоиных воспоминаниях.
Тогда, например, здесь было всегда светло – может, потому что мебели стояло раз-два и обчёлся? И окна не обзавелись ещё этими тяжелыми коричневыми шторами с подвязками…
– …Мебели, конечно, практически никакой у неё не было. Мы ведь, тёть-Люб, здесь всё сами: и диван с креслами, и стенку. У баб-Анфисы помните, что стояло? Буфет столетний, стол да четыре стула…
«Вот и очень хорошо было! – вмешалась Зоя – понятное дело, мысленно. – Зато светло, чисто всегда. У бабушки Анфисы никогда ни пылинки… Окна каждый месяц мыла».
– …Чисто у неё было, это точно. Ну и что с того? Всю жизнь проубиралась – то с веником, то с тряпкой… Крючком вот ещё вязала. Салфеток этих по всему дому… Вы, может, возьмёте на память?
«Салфетки возьмёте, ишь! – фыркнула про себя Зоя. – А воротник-то небось себе припрятала!» Этот воротник, вынимаемый из комода по великим праздникам, белоснежный, ажурный, словно сотканный из миллиона снежинок, Зоя мечтала когда-то надеть на чёрное, длинное, приталенное платье… и выйти в нём на сцену…
– Ну и молодец, чистюля была Фиса! – вдруг подал тонкий голос дедок. – Жила как ей нравилось. А нравилось ей, чтоб всё блестело! – и тоненько засмеялся.
– А я что говорю… молодец, конечно, – спохватилась Надя. Схватила стопку тарелок и унеслась в кухню.
Бабка в цыганских серьгах сверкнула взглядом ей вслед.
– Восемь градусов! Шутка ли! – поддержала разговор старуха в пиджаке.
– …Да и Милка сто лет здесь не была, – говорили в это время на другом конце стола.
Имя «Милка» прозвучало знакомо. Но что это за Милка, вспомнить не удалось.
– А баб-Фиса, когда письмо получили, хотела к вам съездить – Сергей не пустил, – доложила вернувшаяся Надя, водружая на оба края стола по вазе с конфетами.
– Доча-то спрятала носочки мои и говорит: «Та иди так, мама, тепло сёдни!» – увлечённо повествовала страдающая от холода старуха.
– Тётя Анфиса – на мой день рождения? Одна? – удивилась мама.
– Ну! – с досадой подтвердил Сергей. – А куда ж было её пускать? Она ж, как переехали к ней, – сначала ничего, а последнее время совсем с головой раздружилась… – и хотел было добавить что-то, но Надя одёрнула быстрым шёпотом:
– Серёж! – и укоризненно сверкнула чёрными глазами.
Тогда он махнул рукой и скомандовал:
– Наливаем! Светлая нашей бабушке Фисе память…
– Светлая память! – нестройно отозвались за столом.
– Да! – вдруг вспомнил Сергей и перегнулся через стол. – Она ж тебе, Зоя, какую-то тетрадку оставила! Говорила – это будет Зойке, она изо всех в семье самая понимающая.
– Мне? Тетрадку? – удивилась Зоя и, встретившись с ним взглядом, неизвестно почему покраснела.
Цыганистая бабка опять зыркнула глазами.
– Там, по-моему, баб-Фисины рецепты. Как борщ варить, как – жаркое, – пояснила Надя, глядя на Зою ласково. Но ласковость в её взгляде была двойственная. С одной стороны как бы «бери, родная, нам чужого не надо». С другой – как бы «мы-то, слава богу, борщ варить умеем».
Зоя кивнула, побагровев, кажется, до шеи.
– Да ты чего, Зой, какая-то… болеешь, может? Молчишь всё! – удивился Сергей. – Девчонкой весёлая была!
– Она серьёзная была, – уточнил Михаил. – На пианино играла.
– А помнишь, как на речку бегали? – не унимался Сергей. – А кота бабкиного шугали? В кино ходили всей улицей, на «Анжелику и короля»?
«Ничего я не помню, отстаньте!» – крикнула бы она в ответ всем этим чужим людям, если бы посмела. Но пришлось снова кивать и глупо улыбаться.
Глава 16
И оказалось, что в глубине души, наперекор здравому смыслу, она всё-таки чего-то ждала!
Чего-то именно в этом роде: блокнота, записки, зашифрованной фразы… А может, даже таинственной схемы, рисунка, знака в уголке страницы…
И когда вечером их проводили в крохотную бабушкину спаленку, не могла дождаться, пока Надя вспомнит про завещанную тетрадь.
Однако хозяйская ласковость, похоже, отказала Надежде. Молча и деловито она стелила бабушкину кровать и старенький диванчик, пока мама не вспомнила:
– А тетрадка какая-то для Зои, ты говорила?
И только тогда из верхнего ящика комода не без торжественности было извлечено девяностошестилистовое… в коричневом переплёте образца семидесятых годов… послание? завещание? тайное указание?
– Правда: вот «борщ», вот «вареники», – пожала плечами мама, бестрепетно перелистав пару страниц. – Чудная всё-таки тётя Анфиса! Так и думала до конца, видно, что ты у нас ещё девочка, готовить не умеешь… беспокоилась…
Зоя зачарованно смотрела на потёртую коленкоровую обложку, и причудливые мысли вплотную приближались к ней. Кажется, она уже почти догадывалась, что там… по крайней мере могло быть. И почему бы… ну почему ничему ТАКОМУ не суждено приключиться в её жизни? Кто это, собственно говоря, определил? Ведь и фильмы о сокровищах не на пустом же месте придуманы… И к чему-то же снятся вещие сны! Вот и Ируся говорила… Тем более раз баба Анфиса сказала про неё – самая изо всех понимающая!
