Оливия Каннинг - Терпение
Он скормил ей гораздо больше овощей, чем ей хотелось, и это лишний раз напомнило ей думать, перед тем как действовать. Джессика обратила внимание на пейзаж, простирающийся под ними. Также заметила, с какой заботой ее кормил Сед, каждый раз спрашивая, чтобы ей хотелось съесть, бережно доносил еду до её рта и терпеливо ждал, пока она прожует. Это заставляло её чувствовать себя любимой, а не покорённой. Странно.
Когда тарелки были пусты, а животы полны едой, Сед обхватил пальцами её подбородок и нежно поцеловал.
Глядя ей прямо в глаза, спросил.
‒ И как тебе?
‒ Очень романтично, ‒ мечтательно ответила она.
‒ Продолжай и дальше так на меня смотреть, и романтика будет последним, о чем я буду думать.
На этот раз его поцелуй был более грубым. Жестким. Джессика впилась ногтями в его накаченный бицепс, приоткрыла губы, впуская его язык.
Сед оторвался от нее, куснул за нижнюю губу, и взял бутылку, охлаждающуюся в ведерке.
‒ Пойдем, полюбуемся пейзажем.
Она открыла было рот согласиться, как Сед сказал.
‒ Я хотел сказать, Джессика, ты не хочешь полюбоваться пейзажем?
‒ С удовольствием, ‒ ответила она. ‒ Но только если пообещаешь согреть меня.
Он провел свободной рукой по ее спине.
‒ Хочешь, чтобы тебя бросило в жар?
‒ Очень на это надеюсь, ‒ захихикала она.
Она поднялась с пола, и облокотилась на край корзины, глядя на проплывающие внизу изумрудные поля. Сед подал ей бокалы для шампанского, а сам начал встряхивать бутылку.
‒ Сед, не тряси её.
Но было поздно. Он убрал палец с пробки, и она с громким хлопком стрельнула из бутылки. Пенистая жидкость полилась вверх, за пределы корзины.
‒ Чьи-то коровы будут сегодня слегка навеселе, ‒ сказала Джессика, разглядывая внизу черно-белых животных, пасшихся на лугу.
‒ Было бы забавно на это посмотреть, но здесь нет ни капли алкоголя, раз ты теперь пьешь за двоих.
Сед взял из её рук один бокал, наполнил его игристым виноградным соком, передал ей, и налил тоже самое для себя.
‒ За нас, ‒ Сед произнес тост, чокнулся о бокал Джессики и осушил его за четыре глотка.
‒ За нас, ‒ повторила она, пригубив игристый сок. Он был не так хорош, как настоящее шампанское, да и она не очень жаловала шампанское. Последний раз она пила его в Вегасе, матеря Седа на чем свет стоит. Она ненавидела его, потому что как бы сильно она не противилась своим чувствам, она никак не могла разлюбить его. Но теперь она была рада, что у нее это не получилось.
‒ Спасибо, за то, что подумал о ребёнке, ‒ сказала она, поглаживая низ живота.
‒ Я всегда думаю о нашем ребёнке.
Она с благодарностью улыбнулась, сделала еще один глоток, пока Сед наполнил свой бокал и вновь осушил его залпом. Никто из них сегодня не напьется, но кажется Сед продолжал надеяться, что его виноградная шипучка ударит ему в голову. И Джессике стало интересно почему.
Глава 8
Сед наполнил свой стакан, и осушил его залпом. Он мечтал, чтобы это был алкоголь, немного жидкого куража ему не повредило бы. Он сам не понимал, почему так нервничал. Она уже стала его женой. И для него было не впервой исполнять песни собственного сочинения. Черт, да он выступал перед многотысячной толпой фанатов, но эти слова он хотел спеть лишь для нее, они были слишком личными, чтобы делиться ими с окружающими. Она единственная должна была их услышать. Но придется петь еще и перед Гари.
‒ Здесь так красиво, ‒ сказала Джессика, облокачиваясь на край корзины, сжимая в руках бокал.
Сед сдвинулся, и встал точно позади неё, прижавшись к спине Джессики. Но не слишком сильно. Он не хотел сдавливать малыша, ему итак сегодня досталось, пока она целый день проходила в корсете. Не то чтобы Джессика не выглядела охуенно сексуально в этом корсете, просто ему было жалко Седа-младшего. Если его сын хоть немного похож на него, то ему понадобиться больше места в маминой утробе.
‒ Я хотел сделать это на церемонии, ‒ начал он, ‒ Но она прошла не так, как мы планировали.
А может быть, тот неожиданной дождь был благословением.
‒ Что сделать? ‒ хихикая, спросила она. ‒ Уткнуться в мою попку своим хвостиком?
Сед потерся своим полутвердым членом об её ягодицы. ‒ Моим хвостиком? Думаю, мое хозяйство заслуживает более уважительного прозвища.
‒ Хорошо. Уткнуться в мою попку своим великолепным агрегатом. Твоим любовным молотком. Твоей одноглазой анакондой.
‒ Так-то лучше ‒ или нет. ‒ Наши клятвы, ‒ сказал он, зарываясь лицом в её волосы. ‒ Мы их так и не произнесли.
Джессика застыла, и ахнула в ужасе.
‒ Ты прав. Как я могла забыть об это?
Она попыталась повернуться к нему лицом, но он продолжал прижимать её к корзине. Одной рукой накрыл грудь, и прильнул губами к шее. Его член дернулся от возбуждения, и уже был готов погрузиться в её влажную щелку. Джессика тут же обмякла в его руках.
Он начал петь ей песню, сжимая её в своих объятиях, покачивая из стороны в сторону:
В мире несколько вещей, лишающих меня дара речи
И это всё ты, ты, ты.
Несколько вещей, которые я буду любить вечно
И это снова ты, ты, ты.
Стоило мне тебя увидеть, и понял, ты будешь моей
Захотел отдать тебе своей сердце как можно скорей.
‒ Это так мило, ‒ шептала Джессика. Но Сед не останавливался.
Только одна вещь сделала меня окончательно счастливым.
Он опустил руку ей на живот, накрывая их ребенка
Часть тебя, часть меня теперь неразделимые.
Трое нас, мы семья, самые счастливые.
‒ Или десять, как ты планировал, ‒ перебила она, смеясь.
‒ Верно, но десять плохо рифмуется, ‒ ответил он, перед тем как продолжить.
Несколько вещей способных убить меня наповал
И это только ты, ты, ты.
Несколько вещей способных разлучить нас.
Следующую строчку он не спел, а проговорил:
‒ Нравится тебе это или нет, но ничто нас не разлучит, Джесс.
‒ И я этому рада, ‒ твердо сказала она.
И затем он закончил песню своим бархатным баритоном:
Я не могу без тебя, и это раз и навсегда.
Я люблю тебя, молю теперь скажи мне да, да, да.
‒ Да! ‒ засмеялась она, ‒ Ты это написал?
