Нина Ламберт - Место под солнцем
— Прошу тебя, Джек, оставим эту тему. Я не должна и не собираюсь ничего объяснять, а тебе нет необходимости принимать что-либо на свой счет. Если ты нуждаешься в постоянных доказательствах своей неотразимости, то легко отыщешь массу женщин, которые с радостью тебе их предоставят. Моя жизнь тебя вообще не касается. У меня нет интереса ни к твоей персоне, ни к кому-либо другому. Так что извини. Я живу как хочу. Все ясно?
Ее голос дрожал. Меньше всего ей хотелось обсуждать это, особенно с Джеком.
— Что он сделал тебе, Карла? — продолжал расспросы Фитцджеральд, оставив без внимания очевидное раздражение девушки. — Он что, изнасиловал тебя? Избил?
— Никто ничего не делал. Повторяю, меня эта сфера жизни в данный момент не интересует. Вот уж не думала, что ты так озабочен сексом!
— У меня слишком много забот, чтобы быть озабоченным чем-нибудь одним, — мягко ответил Джек. — А уж если кто озабочен сексом, так только ты.
— Хватит психоанализа! Моя сексуальная жизнь — не твое дело, прости за резкость.
— Нет, мое. Точнее, очень скоро станет одним из моих дел. Карла, я не хочу обижать тебя, пугать или вызывать скверные воспоминания в твоей прелестной головке. Но если я пойму, в чем твоя беда, мы можем неплохо поладить.
— Твоя самоуверенность переходит всякие границы. У меня нет ни малейшего желания оказаться с тобой в постели.
— Не надо плыть против течения, Карла. Ты на грани голодного обморока, если выражаться образно. Почему — не знаю, а ты не хочешь объяснять. Я не собираюсь применять варварские методы вроде принудительного питания. Я просто хочу вернуть тебе здоровый аппетит. Иначе тебе грозит смерть от истощения — чувственного истощения.
И тут Карла взорвалась.
— Ради всего святого, хватит! Ты мой шеф, мой работодатель, но это не дает тебе никакого права вмешиваться в мою личную жизнь. Ты просто-напросто не можешь поверить, что женщина способна дать тебе от ворот поворот! Ты, наверное, действительно считаешь себя неотразимым, этаким вечным победителем. Так вот: ты ошибаешься. Ты самодовольный, толстокожий тип и, что хуже всего, ты напрочь лишен такта и чуткости. В голове у тебя одна мысль. Сегодня ты притащил меня сюда с совершенно определенными намерениями. А я, видите ли, возражаю. И поэтому ты унижаешь меня, выставляешь меня извращенкой! Что же, прекрасно, если это потешит твою мужскую гордость, я и есть извращенка. Мне не нужен секс! Понял? Теперь счастлив?
Поток гневных, обличающих слов Джек воспринял спокойно, только пристально смотрел на раскрасневшуюся девушку. Она все-таки потеряла самообладание. Этого и следовало ожидать. Темные глаза полыхали неистовым блеском, губы дрожали.
Фитцджеральд не признавал поражений. Ответа от нее он так и не добился, поэтому продолжил расследование, тем более, что внезапно его осенило.
— Что, был аборт? — тихо спросил он и в ту же минуту пожалел об этом. Лицо Карлы стало белее простыни. Ни единого слова она не произнесла, просто встала и быстро вышла.
Потрясенный ее реакцией, Джек остался сидеть, молча наблюдая, как Карла стремительно пробежала по саду и скрылась из виду. Здравый смысл подсказывал, что пока ее лучше не трогать. Джек собрал посуду и остатки еды в корзину, уложил все в багажник. Он сокрушался, что не проявил должной осторожности в разговоре. Низкая точка воспламенения, огнеопасно, обращаться предельно бережно — такое предупреждение следовало бы выставить около «механизма» по имени Карла Де Лука. Была ли последняя его реплика точным ударом или просто оскорблением для нее? Бедная девочка, выговаривал себе Фитцджеральд, чего ты к ней прицепился? Оставь ее в покое, ну не вышло в этот раз, признайся. Что и кому ты хочешь доказать?
Вздохнув, Джек решил разыскать девушку и извиниться. Она сидела на ступенях заднего крыльца виллы и сухими, пустыми глазами отрешенно смотрела в никуда. Джека она не заметила, зато он прекрасно видел ее ссутулившуюся фигурку. Гордая красавица Карла показалась ему маленькой, потерянной и несчастной. Джек, не склонный к сентиментальности, вдруг ощутил незнакомое жжение в груди — угрызения совести, что ли? Чувство это он нашел удручающим, даже неприятным. Он не выносил, когда ситуация выходила из-под контроля и эмоции брали верх. Секс для него всегда был развлечением и радостью. Нечего из этого драмы устраивать, нечего время тратить на чудачек и несчастненьких девиц. Но, черт возьми, до чего она хороша!
Фитцджеральд молча, не торопясь приблизился к ней. Карла подняла глаза. В них не было ни гнева, ни обиды. Лицо девушки стало спокойным, взгляд почти сокрушенным.
— Приношу извинения за бурную сцену, — ровным голосом произнесла она. — Кульминационная вспышка. Издержки актерской профессии. Я знаю, что ты не имел в виду ничего дурного, однако, отправляясь на прогулку по минному полю, не удивляйся, если произойдет взрыв.
Карла смотрела Джеку в лицо, смотрела с вызовом, смотрела с мольбой. Он такой сильный, думала она, такой надежный, целеустремленный, прямой. У него такой легкий нрав, он раскованный и веселый человек. И вот теперь все рухнуло. В один момент все перекосилось и перепуталось.
— Ты очень мне нравишься, Джек, — молвила Карла, удивляясь своей откровенности. — Но от твоего поведения зависит, смогу ли я доверять тебе.
— Доверять мне? В чем?
— В том, чтобы ничего не произошло.
— Ну, тогда ты мне не можешь доверять, — сразу ответил Фитцджеральд. В глазах его сверкнул озорной огонек. — Но пусть тебя утешает то, что я не лгу в этом деликатном вопросе.
И на том спасибо, мелькнуло у Карлы. Она протянула ему руку. Джек мягко сжал ее пальцы, а потом наклонился и приподнял подбородок девушки. Она вздрогнула, испугавшись мучительно-дразнящего ощущения, что он сейчас поцелует ее. Но этого не произошло. Джек лишь сказал:
— Пойдем осмотрим виллу.
Они бродили из комнаты в комнату, с этажа на этаж, и Фитцджеральд все повторял:
— Нет. Нет, нет и нет.
— Что тебя не устраивает? — удивилась Карла. — Само совершенство.
— В том-то и беда. Это не дом, а рекламный образец — ни настроения, ни изюминки. Здесь нельзя почувствовать себя хозяином. С тем же успехом можно поселиться в шикарном отеле.
— А я думала миллионеры неравнодушны к прелестям сельской жизни, — заметила Карла. — Представь, запах печеных яблок, пение птичек, пейзане и пейзанки на живописных холмах… Ты мог бы осчастливить их своей благотворительностью.
— Неплохая мысль. Но жить я хотел бы там, где побывала история, хотел бы видеть старые стены, где обитали несколько поколений. Я хотел бы дать своему дому, пусть ветхому, второе рождение. А в этих хоромах мне нечего делать. С одной стороны поглядеть — дворец, с другой — безвкусная дешевка.
