Елена Рахманова - Цап-царап, моя радость
И сейчас Эмиль Григорьевич без особого труда разглядел внутреннюю собранность и напряженность молоденькой особы, которая направлялась к Дому кино отнюдь не развлекаться. С таким видом открывают дверь в комнату, где сидит приемная комиссия вуза.
К слову сказать, увиденное весьма и весьма порадовало Таран-Бороновского. Даже превзошло его ожидания. Девушка была хороша собой, при этом без всякой нарочитости. Неброско одетая, она тем не менее бросалась в глаза, и на нее с интересом поглядывали толпящиеся вокруг люди.
До этого момента Эмиль Григорьевич еще не решил, где, собственно, проведет время с девочкой Эвочкой. В Доме кино вполне можно было затеряться или, напротив, оказаться на виду – в зависимости от преследуемой цели. Известному сценаристу вдруг захотелось, чтобы его непременно заметили с новой знакомой. Ничто так не украшает мужчину, как хорошенькая молоденькая спутница, – эту истину Эмиль Григорьевич хорошо усвоил.
– Предлагаю посидеть в ресторане, – произнес сценарист, беря девушку под руку, и, когда та чуть отпрянула в растерянности, пояснил: – Там нам будет удобнее обо всем переговорить. Ну не на улице же торчать, в самом-то деле, – рассмеялся он.
Эве казалось, что для делового разговора по типу «наставник – ученица» ресторан мало подходит. Однако не она была сейчас хозяйкой положения, значит, и не ей диктовать условия. А подобного шанса пообщаться с мэтром накоротке могло и вообще больше не представиться.
– Но я как-то не рассчитывала на ресторан, – пробормотала Эва.
– А что вас смущает? – по-отечески доверительно поинтересовался Эмиль Григорьевич. —
Уверяю, там будут все свои. – И он повел ее в обход здания, к боковому крыльцу.
«Для меня, к сожалению, еще очень даже не свои», – мысленно ответила Эва и постаралась придать себе вид особы, которой не впервой идти под руку со знаменитостью.
Вестибюль бокового входа неожиданно разочаровал ее. Так могло выглядеть фойе ДК какого-нибудь крупного предприятия советских времен. Допотопные деревянные панели, стенды двух книжных киосков, истертые плитки пола. За открытой высоченной боковой дверью виднелся коридор с обшарпанным линолеумом и давно не крашенными стенами. Тем не менее это было место, куда мечтали бы попасть многие.
Эмиль Григорьевич помог Эве раздеться, окинул взглядом ее фигурку в короткой серой юбке и белом пушистом свитерке, остался доволен – и повел ее вверх по лестнице.
«Но вы же говорили про ресторан!» – чуть было не воскликнула девушка. Не то чтобы ей вдруг захотелось попасть именно туда, просто неожиданный маневр не мог не насторожить ее. Однако она зря пугалась: ресторан в Доме кино располагался на третьем этаже. Кто бы мог подумать!
По дороге с ними, точнее, с Эмилем Григорьевичем раскланивались. И он не без гордости, как показалось Эве, представлял ее, называя подающей надежды молодой писательницей. Эва же во все глаза смотрела вокруг, с восторгом отмечая лица, так часто мелькающие на экране телевизора. А те выглядели и вели себя как самые обычные люди. «Но может, это потому, что они, по сути, у себя дома», – подумалось Эве.
Она плохо помнила, что ела, что пила, зато в памяти осталось ощущение уютной отстраненности уголка, который они заняли. Действительно, невысокие деревянные перегородки как бы отделяли их от царящей суеты в зале.
Эмиль Григорьевич был заботлив, предупредителен, развлекал ее рассказами о своих именитых и популярных знакомых и время от времени задавал вопросы.
– Вы полька? – прежде всего поинтересовался он. – Если судить по фамилии…
– Ну что вы, – отмахнулась девушка. – Это редактор придумала мне такой псевдоним. Сказала, что он привлечет внимание.
– А я все удивляюсь, откуда вдруг в нашей литературе взялось столько авторов с нерусскими фамилиями. И как же вас звать на самом деле, если это не секрет?
Девушка мило улыбнулась:
– Конечно, не секрет. Лина… Лина Кузнецова.
– Ну что же, Линочка, предлагаю выпить на брудершафт, – сказал Эмиль Григорьевич, подливая ей в бокал вина. – Мы как-никак собратья по перу.
У нее перехватило дыхание, но ответить отказом она не решилась. Да и что она могла бы сказать? «Простите, но мы едва знакомы»? Или совсем уж бестактное: «Извините, но вы мне в отцы годитесь» – да?
Эмиль Григорьевич не только коснулся губами ее щеки, но еще и чувствительно положил руку Лине на талию, притягивая к себе. То, что девушка ощутимо напряглась, инстинктивно противясь жесту, лишь раззадорило сценариста. С каждой минутой ему все больше нравилась его новая знакомая. В ней было этакое волнующее сочетание провинциальной неискушенности в суждениях и поведении – свежинка, как называл это Эмиль Григорьевич, – с обликом столичной, знающей все достоинства своей внешности жительницы. Плюс, конечно, несомненный литературный дар.
«Она – моя», – удовлетворенно подумал Таран-Бороновский, видя, как, раскрасневшись от выпитого вина, возбужденная окружающей обстановкой, восторженно сверкая глазами, Лина в подробностях сообщает ему, как намеревается поступить с главными героями своей будущей книги.
– Вам… тебе нравится? – простодушно спросила она, окончив.
– Неплохо, неплохо, – покивал Эмиль Григорьевич. Это было большее, что он мог позволить себе в сложившейся ситуации. Не говорить же, что на материале еще не написанного Линой романа можно раскрутить новый сериал. – Правда, есть над чем поработать. И если ты не против, я готов тебе помочь…
Он еще не докончил фразы, как Лина с горящими глазами воскликнула:
– Я и мечтать о таком не могла… Эмиль!
– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – рассмеялся сценарист, растроганный импульсивностью своей знакомой. – А как ты относишься к сериалам? – спросил он.
Лина уже полностью освоилась в его обществе и позволила себе пренебрежительно усмехнуться:
– Я, конечно, их мало смотрела, но и того, что видела, более чем достаточно, чтобы составить мнение.
– Ну и?..
– Такое впечатление, будто действие всех сериалов, и наших, и зарубежных, происходит в каком-нибудь крохотном городке или даже деревушке.
– Почему? – заинтересованно спросил Эмиль Григорьевич.
– Ну как же! – удивилась Лина. – Там на протяжении сотни серий фигурирует одно кафе, один родильный дом, одно отделение милиции, одна школа. Даже улица одна-единственная, по которой ходят все без исключения персонажи, и не важно, Петербург это или Рио-де-Жанейро. Киллер, если он есть, конечно, и тот один на всех, и все хорошо знают его в лицо. Все знакомы и крутят романы друг с дружкой по очереди. Словно это глухой таежный поселок, вокруг которого непроходимый лес, и до ближайшего человеческого жилья пятеро суток пути на лыжах как минимум!
