Джоанна Кингсли - Ароматы
— Понимаю вас, — кротко согласился он.
— Я люблю кошек, — продолжала она, ведя его в комнату. У женщины была заячья губа и не хватало нескольких зубов. — Кошки спокойные, а от собак много шуму. Вздумаете завести собаку — я вам откажу.
— Нет, нет, что вы…
Арман вручил задаток, она сунула его в карман юбки.
— Какого возраста ребенок?
— Полтора года.
— Слишком мала. — Она бросила взгляд на Ви. — Чем вы ее кормите?
— Она ест все. — С тех пор, как Арман полгода назад украл Ви из сиротского приюта, он кормил ее хлебом, размоченным в молоке, а потом, выкрасив в каштановый цвет ее светлые волосы, осмеливался заходить с ней в дешевые кафе и удивлялся, что девочка ест все что угодно с его тарелки.
— Это ваш ребенок?
Арман кивнул.
— А мать?
— Умерла.
— Вырастет хорошенькой. — На этой благожелательной ноте знакомство окончилось.
Волосы Ви уже восстановили свой естественный цвет — светло-золотистый. Но, пробравшись в приют, он опознал своего ребенка не по цвету волос, а по особой примете — страшному шраму от ожога на бедре. В детской спальне приюта было жарко натоплено, дети спали с задранными рубашонками, и он почти сразу увидел у одного из ребятишек примету страшной ночи рождения Ви. Теперь он благословлял эту мрачную примету, давшую ему уверенность, что он нашел именно своего ребенка. Он закутал Ви в одеяльце и вылез через окно, через которое и проник в спальню. Надо было еще перелезть через невысокую каменную ограду. С ребенком на руках это было нелегко, он неудачно спрыгнул и упал на спину, прижимая к себе Ви. Она даже не пискнула, как будто понимая, что надо молчать. На секунду он направил на нее луч фонарика — убедиться, что с ней все в порядке, — светло-голубые глаза глянули на него прямым невинным взглядом ее матери. С тех пор они двигались все дальше и дальше на юг, останавливаясь в гостиницах и пансионах, пока не достигли самого юга Франции — недалеко от границы с Испанией и Андоррой. В случае необходимости Арман мог пересечь Пиренеи, но он не хотел без крайней необходимости покидать Францию. Он устал бежать и скрываться, и ребенку нужна была спокойная жизнь. Так он решил поселиться в Каркассоне.
Через три месяца после того, как они стали жить у мадам Клузе, Ви начала говорить. Когда Арман похитил ее, годовалая Ви уже ходила и бегала. Теперь она говорила «папа», «молоко», «веток» вместо «цветок» и «бебе», что означало не «бэби», а «пить». Котенка Дружка она называла «Жок», мадам Клузе — «мам», с каждым днем осваивала новые слова, произнося некоторые из них забавнейшим образом, и начинала строить из них примитивные фразы.
— Этот ребенок живет сам по себе, словно кошечка, — говорила Арману мадам Клузе. Пожилая женщина была с причудами и своенравна, но полюбила Ви и даже Армана, иногда готовила им вкусные блюда, сердитым взглядом отвергая благодарность Армана.
После двух лет непрестанного страха Арман начал приходить в себя. Он работал на полях суровых фермеров Лангедока, отдававших силы скудной красной земле у подножья Пиренеев. Крестьяне не боялись никого, кроме Бога, и относились к Арману с грубоватой добротой, угощая его вином и козьим сыром. Ребенок всегда был при нем, где бы он ни работал. Он отдохнул душой среди людей, которые не желали ему зла.
Так он провел лето, а зимой с трудом находил работу на два-три дня в неделю. Он стал наведываться в город, надеясь найти постоянную работу, хотя поездки на автобусе наносили чувствительный урон его кошельку. Стоя на остановке на холодном ветру, он думал, что Ви выросла из своей шубки — он купил ее в начале осени и не мог себе представить, что ребенок так вырастет за несколько месяцев. «Если найду постоянную работу, — думал он, — то куплю Ви кроличью шубку, и капор, и муфту — она будет словно маленькая принцесса».
— Чему ты улыбаешься, папа? — строго спросила Ви.
— Мечтаю, моя маленькая. Я вижу в мечтах, что ты стала прекрасной принцессой и живешь во дворце из цветов. Цветы золотые и серебряные, но пахнут словно живые, словно полевые цветы среди зеленого луга.
Она посмотрела на него восхищенными глазами и стала придумывать новые детали: капельки дождя, падавшего с неба на цветы, превращались в сказке в сверкающие бриллианты. Ободренный восхищением юной слушательницы, Арман стал развивать свои фантазии и вдруг заметил сзади молодую женщину, которая, улыбаясь, слушала его сказку для дочери. Смутившись, он замолчал и пропустил ее вперед, когда подошел автобус.
Улыбка красивой молодой женщины разбудила в нем уснувшие эмоции. После смерти Анны — вот уже два года — у него не было женщины. Когда улыбающаяся незнакомка поднималась перед ним в автобус, он не мог оторвать взгляда от ее бедер, обтянутых узкой юбкой. У нее были красиво очерченные груди, изящные лодыжки в черных чулках. Он почувствовал, что задыхается — он просто забыл, как себя чувствует мужчина в присутствии, соблазнительной женщины. В автобусе он сел от нее подальше, но женщина всю дорогу не сводила с него взгляда, задорно улыбаясь. Арман опустил глаза, но из-под ресниц видел ее пухлый рот и блестящие зубы. Когда он поднял глаза, она уже глядела в окно, а Ви теребила его, требуя продолжения сказки. Он посадил Ви на колени и смотрел в окно до самого Каркассона. Там он подождал пока женщина пройдет мимо, и улыбнулся ей. После двух лет неуверенности и страха он не мог отрешиться от чувства опасности и вверить свою судьбу женщине.
Ви смотрела на него серьезными ясными глазами. Он взял ее ручонку и повел в центр города, не глядя на дочь, — она так походила на Анну, а он чувствовал, что мысленно предал жену.
«Что за бессмысленное, вырвавшееся из-под контроля сознания чувство? — подумал он. — Разве я виноват перед Анной? Я живу в одной квартире со своим ребенком и со старой ведьмой-хозяйкой. Забыл, что такое секс…» Правда, он нередко просыпался по ночам с напряженным телом. Если ребенок тоже просыпался, Арман лежал, не двигаясь, вытянув вдоль тела руки, сжатые в кулаки.
— Папа, мы пойдем в американский магазин?
— Пойдем, ангелочек, как всегда.
В большой бакалейной лавке несколько полок было занято американскими консервами — сгущенным молоком, яичным порошком и каким-то загадочным продуктом под названием «спэм».
— Все это гадость, — каждый раз говорил Арману лавочник, — у этих американцев вкус дикарей.
Он протягивал Ви большой красный леденец, завернутый в целлофан, и она немедленно отправляла его в рот. Арман вытаскивал конфету, снимал обертку и снова совал ее в рот ребенку. Потом он покупал в киоске газету, и они шли в кафе, где Ви тянула свой лимонад, а Арман просматривал страницу объявлений и заказывал себе чашечку кофе.
