Вера Копейко - Любовь — обманная игра
Она быстро расстегнула его брюки и увидела выпирающую плоть под белым хлопком, подчеркивающим загорелый тренированный живот. Уткнулась носом в пупок и заметила, как мужчина вздрогнул.
— Ох, — простонал он.
— Не бойся, я ничего тебе не откушу, — залилась она смехом, а он плотно прижал ее голову к своему животу. Жесткие волосы щекотали ей ноздри, она ощутила, как потеплело внизу живота, открыла рот и припала, как младенец к материнской груди. Он стонал, его бедра начали двигаться. Она работала губами не останавливаясь.
— Я хочу тебя, — выдохнул он.
Она обмякла и отдалась его рукам, его телу.
— Я хочу, чтобы ты была только моей, — шептал он, тяжело дыша, отваливаясь от нее и глядя на полные белые груди. Его всегда поражала их полнота, как будто они были от другой женщины. Более плотной, ширококостной. Но при изяществе и миниатюрности Светы это несоответствие возбуждало еще сильнее.
— Только твоей? — Она усмехнулась. — Я бы надоела тебе. Замучила бы тебя, сам знаешь.
— О нет, я бы так старался. Мне так с тобой хорошо.
Она тихонько засмеялась, а про себя подумала: свобода — это то, чего она всегда в жизни искала. А зависимость даже от одного самого распрекрасного мужчины — это неволя.
— Ну скажи мне, скажи, что у меня есть шанс.
— Шанс есть всегда и у каждого, — уклончиво ответила она, закидывая руку за голову, сосок нацелился прямо ему под мышку, отчего ему снова захотелось ее невыносимо.
— Ну так отдай его мне, этот шанс.
— Поговорим, когда все закончится, когда мы станем богатыми, вольными и будем делать все, что захотим.
— Уже скоро, скоро.
— Теперь ты вступишь в игру.
— Да, я буду в нужном месте в нужное время.
— Скажи мне, «зеленые» будут настоящие?
— Да. Они зацапают эту девочку и устроят над ней международное судилище. Мы так и договорились: им слава — мне деньги.
— Нам деньги, — поправила она. — Отлично.
— И мы с тобой и грузом отвалим за моря и океаны. Но ты уверена, что «жучок» прицепят там, где надо?
— Я уверена даже в большем... Но пока не стану говорить. Это маленький сюрприз.
— Надеюсь, он меня не слишком потрясет?
— Думаю, ты устоишь на ногах.
— Мне бы не хотелось. — Он засмеялся и снова навалился на нее.
— Нет, милый, теперь за работу.
— Но, я думаю, у нас...
— У нас будет перерыв. На... чай.
Он засмеялся.
— Я люблю покрепче.
— И погорячее? Хорошо, будет погорячее, как ты любишь.
— Какая ты коварная, — игриво прошептал он.
Он даже не подозревал, насколько был прав. Света смеялась и шутила, а в голове у нее крутился очередной виток операции, где главная участница Валентина Замиралова... Этот ход должен вывести Свету на совершенно иную позицию, о которой этот глупый Хельмут даже не подозревает и не должен. На сцену выйдет Дима Летягин, который готов ради нее, Светы, на все.
34
— Феликс, зайди ко мне.
Феликс, в светлом костюме и белой рубашке, которая оттеняла его загорелое лицо, переступил порог кабинета.
— Хорошо выглядишь. Молодец. Надеюсь, и мозги заводятся, как обычно. Знаешь, я все больше думаю про этих «зеленых». Какое-то предчувствие нехорошее. Ты следишь за Валентининым дружком?
— Да, — ответил Феликс. — Он зачастил к Миркофу, вы его знаете.
На щеках Замиралова заходили желваки.
— Старый хрен.
— Да, это верно. Но его племянница, юная и прекрасная, живет в Германии...
— Так-так-так.
— А очень много выходцев оттуда в Бразилии и Аргентине.
— Ты намекаешь?..
— По-моему, можно прямо сказать. Вашей империей должны заинтересоваться. Просто обязаны.
— Мы должны ими заинтересоваться раньше.
— Уже заинтересовались, Иннокентий Петрович.
— А как дела с другом моей Ирины? Ты нанял его освещать выставку?
— Да, ему послан факс с заманчивым предложением от агентства новостей.
Замиралов потер руки.
— Ну скажи, что я не гений. Он прилетает в Москву, а его под белы рученьки не на Ил-18, а на «Гольфстрим». А там наша девочка сидит. — В его голосе было столько искренней радости, что Феликс засмеялся.
— Ну а как она-то отреагирует, а?
— Как надо, я думаю. Я проверил... что мог. Любовь была сильная и безоглядная. Она и он — оба рисковали...
— Ну ладно, не надо подробностей. Про любовь я и сам все знаю. Думаю, за время полета они договорятся.
— Слушай, Феликс, я тут в голове быстренько кое-что прокрутил. А не сдать ли Валентине ее дружка? Скажи ей, точнее, продай, насчет Митечки. Мол, у него связь с молоденькой красоточкой. Поглядим, что будет.
— Отличная мысль.
— Тогда бы она переключилась на него и отвлеклась от меня. А мне сейчас каждый спокойный день для работы дорог, каждый час. Ирина должна сделать в Орландо все как надо. И еще... Знаешь, у меня какая мысль... необыкновенная. Только не подумай, что я совсем спятил...
Диме позвонил Семен Ильич и велел заскочить к нему.
— Ну, Димуля, пора действовать. Вот это для дела, — он протянул небольшой пластиковый черный пакетик, — а это — для поддержания в форме твоего тела. — Ухмыляясь, он отдал ему конверт. — Привет от «зеленых». Купюры, сам понимаешь, в тон.
Приятная волна подкатила к горлу Димы.
— Все понял, Семен Ильич.
Тот кивнул, уставился черносмородиновыми глазами на своего старинного знакомца, словно вычисляя что-то в голове, потом раздвинул губы, обнажив желтоватые от табака зубы, и сказал:
— Вперед, малыш!
И вот он ехал в «Шереметьево-2» к Вовику, сыну старинного школьного приятеля. Дима покачал головой, усмехаясь. Странное дело, но этот приятель словно материализовался в ответ на его страстный призыв.
По Ленинградке он ехал быстро и проскочил поворот на международный аэропорт. Потом долго искал разворот, чертыхаясь и кляня себя за бестолковость.
Вову он нашел в ангаре, доверху набитом тюками.
— Привет, Вовик.
Рыжий верзила недоуменно смотрел на него сверху вниз.
Он заторопился:
— Меня зовут дядя Дима. Отец тебе звонил?
— Ну.
— Вот тебе пакет. Там все.
В пакете лежали баксы и крошечный «жучок».
— Спасибо, сынок. Я, прости меня, думал, что ты меня узнаешь. Я ведь тебе, когда ты был маленький, машину подарил. «Ягуар» называется.
Вовик улыбнулся.
— А она у меня и сейчас есть.
— Да ну? Неужели не сломал?
— Недавно в ремонт сдал.
— И что? Починили?
— Ну.
— Дима расплылся в умильной улыбке.
— Хотите, прокачу?
Дима сделал вид, что оценил шутку.
— Спасибо, сынок. Я уж как-нибудь на своей «девятке».
— Дерьмо ваша «девятка». Пошли. Она за углом. Никогда ведь в «ягуаре» больше не посидите.
Вишневый «ягуар» действительно стоял за углом. Внутри было красное дерево и кожаные сиденья, дорогой запах которых, казалось, доносится даже на улицу. Дима остолбенел.
