Розамунда Пилчер - Голоса лета
Некогда Мэй была пышной женщиной, в теле, но к восьмидесяти годам усохла. Пальцы узловатые, крючковатые, будто корни старых деревьев; чулки на ногах морщатся, близорукие глаза потускнели.
Она была идеальной няней, любящей, терпеливой и очень разумной. Но даже в молодости придерживалась твердых нравственных убеждений, по воскресеньям всегда ходила в церковь, ратовала за строгий образ жизни. К старости ее нетерпимость стала граничить с фанатизмом. Приехав вместе с Евой в Тременхир, она отказалась посещать местную деревенскую церковь и стала прихожанкой скромной часовни в городе — мрачного здания, расположенного на глухой улице, где священник в своих проповедях вещал об ужасах пьянства. Мэй вместе с другими членами паствы еще раз дала обет трезвости и своим надтреснутым голосом вознесла молитвы к Богу.
Чайник закипел.
— Я налью воды в кувшин, — сказала Ева.
И налила. Лицо у Мэй было недовольное. Чтобы ублажить ее, Еве пришлось придумать ей занятие.
— Мэй, будь милочкой, насыпь в солонки соль и отнеси их на обеденный стол. Я уже накрыла к ужину и цветы поставила, а про соль забыла. — Она рылась в шкафах. — Где большая миска с синей полоской? Хочу набрать в нее малины.
Мэй с выражением мрачного удовлетворения на лице достала миску с полки, где стояли кастрюли.
— В котором часу приезжают мистер и миссис Алек? — спросила она, хотя Ева говорила ей это двадцать раз.
— Сказали, что будут к ужину. Еще миссис Мартен обещала отростки принести, — будет здесь с минуты на минуту, останется выпить что-нибудь. Если услышишь, что она пришла, передай ей, что адмирал на террасе. Он позаботится о ней до моего возвращения.
Мэй поджала губы, прищурилась. Так она выражала свое неодобрение. Для Евы ее реакция не явилась неожиданностью, ибо Мэй была категорически против употребления спиртного и недолюбливала Сильвию Мартен. Об этом вслух никогда не говорили, но все, включая Мэй, знали, что Том Мартен умер от пьянства. В этом отчасти заключалась трагедия Сильвии, ибо она осталась не только вдовой, но еще и без денег. Поэтому Ева жалела ее и всячески старалась помогать ей.
А еще Мэй считала Сильвию легкомысленной женщиной.
— Вечно целует адмирала, — недовольно бурчала она, и было бессмысленно объяснять ей, что Сильвия знает адмирала почти всю свою жизнь.
Мэй невозможно было убедить, что Сильвия не преследует какие-то свои тайные цели.
— Хорошо, что она придет сюда. Ей, должно быть, ужасно одиноко.
— Хм, — скептически хмыкнула Мэй. — Одиноко. Я могла бы такое рассказать, что у тебя уши завянут.
Ева потеряла терпение.
— Я не хочу это слышать.
Положив конец нелепому разговору, она повернулась к Мэй спиной и покинула кухню через дверь, ведущую непосредственно в просторный защищенный от ветра внутренний двор. Сейчас немного сонный в лучах вечернего солнца, двор имел четырехугольную форму, образуемую гаражами, старым каретным сараем и домиком, где некогда жили садовники. За одной высокой стеной лежал огород. В центре двора находилась голубятня. В ней — белые голуби. Сидят на жердочках, воркуют, хлопают крыльями, перелетая с места на место. Между голубятней и гаражами натянуты веревки, на которых сохнет белье: кипенно-белые наволочки и кухонные полотенца, застиранные белые пеленки — уже сухие, хрустящие. Повсюду во дворе стоят кадки и ящики разных размеров — с геранью, с травами. Воздух полнится терпким ароматом розмарина.
Когда Джеральд вышел в отставку и поселился в Тременхире, каретный сарай и садовничий домик пустовали. Бесхозные, полуразрушенные, они превратились в хранилище сломанной садовой техники, гниющей упряжи и ржавого инвентаря — в общем, всего того, что оскорбляло его воспитанную на флоте любовь к порядку. Он потратил немало усилий и средств, чтобы отремонтировать эти постройки и переоборудовать их в жилые помещения. После того как домики обставили мебелью и всеми необходимыми удобствами, их стали сдавать в аренду отдыхающим.
Сейчас оба домика были заселены, но не отпускниками. В бывшем каретном сарае вот уже почти год жил сын Евы Ивэн, плативший Джеральду щедрую арендную плату за эту привилегию. Садовничий домик занимали загадочная Друзилла и ее пухлый смуглый малыш Джошуа. Как раз пеленки Джошуа и сушились во дворе. Друзилла за свое проживание пока еще не заплатила ни пенса.
Ивэна дома не было. Его автомобиля Ева не видела; входная дверь, по бокам которой стояли деревянные кадки с розовой пеларгонией, была заперта. Утром вместе со своим партнером по бизнесу Мэти Томасом, загрузив грузовик Мэти образцами мебели, произведенной на их маленькой фабрике в Карнеллоу, он отправился в Бристоль в надежде найти постоянных заказчиков в лице директоров тамошних больших магазинов. Ева понятия не имела, когда он вернется.
Дверь в домик Друзиллы была открыта, но ни самой Друзиллы, ни малыша ее видно не было. Правда, пока Ева стояла во дворе, из домика донеслись звуки флейты, и теплый благоуханный вечер наполнился звуками музыки. Ева слушала зачарованно. Играли произведение Вилла-Лобоса.
Значит, Друзилла занималась на флейте. Что делал Джошуа, одному богу было известно.
Ева вздохнула.
И я не позволю, чтобы ты сбивалась с ног, проявляя заботу сразу обо всех своих бедолагах.
Сколько ж у нее бедолаг! Сильвия, Лора, Мэй, Друзилла, Джошуа, Ив…
Ева осеклась. Нет. Не Ивэн. Ивэн не бедолага. Ему тридцать три года, он дипломированный архитектор и абсолютно самостоятельный человек. Несносный, пожалуй, чересчур привлекательный, что ему только во вред, но вполне может сам о себе позаботиться.
Пойду-ка я лучше за малиной, сказала себе Ева. Нечего без дела изводить себя тревогами за Ивэна.
Когда она вернулась в дом с малиной, Сильвия уже была у них в гостях. Через стеклянные двери Ева вышла на террасу и увидела там ее вместе с Джеральдом. Сидя в непринужденных позах, благочинные, они неспешно болтали о том о сем. Пока Ева собирала малину, Джеральд потрудился принести на террасу поднос с напитками, бокалами, бутылками, нарезанным лаймом и ведерком со льдом, и все это теперь стояло между ними на маленьком столике.
Сильвия вскинула голову и, увидев Еву, подняла бокал.
— Видишь, за мной ухаживают, как за самой дорогой гостьей!
Ева взяла еще один стул и села рядом с мужем.
— Что тебе налить, дорогая?
— «Пиммз», если можно.
— Еще и с лаймом… Какие деликатесы! — воскликнула Сильвия. — Где вы берете лаймы? Я их сто лет не видела.
— В супермаркете городском нашла.
— Надо и мне туда съездить купить, пока совсем не пропали.
