Элла Фельдбуш - Найти в себе силы
— Думаешь, я во всем виновата? Кто мог знать! Будь у меня хоть малейшее подозрение, разве я сама пошла бы к ним? Ляль, ну ты же видела, что я ничем не могла помочь. Да и мне, кстати говоря, досталось: нос сломали. А фингалов, знаешь, каких понаставили? Народ на улице шарахается!
— А что там дальше было, ну, после того как… как… — Ляля начала запинаться.
— Ну, я пришла в себя, Кирилл меня за шиворот схватил: мол, скажешь кому, сука, башку оторвем и тебе, и подруге. Сунул в руки твои шмотки: одевай, мол. Потом запихнули в машину, вывезли за кольцевую. Вот… Хорошо мимо дядька хороший проезжал, с мобилы «скорую» вызвал и тебя пытался в чувство привести, пока врачи не подъехали.
— А я что?
— А ты глаза откроешь — и снова проваливаешься. Неужели ничего не помнишь?
— Так, местами. А дальше что?
— Я все дежурному объяснила, он нас осмотрел, меня в травмпункт отправил с носом, а тебя оставили.
— А чего ты родителям моим не позвонила? — задала наконец Ляля самый важный для себя вопрос. Но у Светки на все имелось оправдание:
— Ляль, да они мне этот нос часа три чинили, я даже маме звонить не стала. Да ее и дома не было… Я только к утру до постели добралась. И вообще, дурочка, я для тебя старалась. Подумала: если я им объяснять буду, они решат, что тебя точно убили. А если твой голос услышат, им не так страшно будет.
На этом обсуждение происшествия закончилось. Еще немного поболтав о том о сем, девочки распрощались. Ляля не собиралась ни в чем обвинять Светлану, но, положив трубку, поняла, что подругу она потеряла. Между ними возникла незримая стена. Лялину трагедию Светка восприняла так, словно ничего особенного не произошло. Тем более что сама Лялина подружка отделалась легким испугом.
Еще две недели Ляля из дома не выходила: синяки постепенно проходили, раны зажили, ребра болеть перестали — но унять душевную боль было невозможно. Сколько ни приказывала себе Ляля забыть случившееся, ничто не помогало. В памяти всплывали сцены насилия: причем вспоминала она не столько самих парней, сколько звуки их голосов, запахи и боль. Иной раз, зажмурившись, Ляля видела перед собой Сяву. Но Кирилл — и лицо, и фигура — расплывался в какой-то дымке. Оставались лишь жестокие, хлесткие удары. Ночные кошмары не переставали преследовать Лялю. Алла Николаевна всерьез волновалась и сто раз пыталась уговорить дочь пойти к психологу. Но Ляле даже представить себе подобный визит было страшно. Она и с мамой-то категорически отказывалась обсуждать больную тему, что уж говорить про чужого человека.
Заливистого смеха дочери в этом доме не слышали с того самого злополучного вечера. Выздоровев физически, Лялька окончательно впала в апатию. Родители делали что могли: доставали билеты на любимые выставки и в театры, созывали своих и Лялиных друзей, даже разорились на недельный круиз по Волге, но это не помогало, Ляля все больше замыкалась в себе. От походов в некогда любимые места отказывалась, с гостями старалась проводить как можно меньше времени, а во время круиза сидела в каюте.
Вернувшись домой, Ляля и вовсе перестала выходить из своей комнаты. Свернувшись калачиком на кровати, она часами анализировала все, что произошло. Эта трагедия изменила, сломала всю ее жизнь. Дни размышлений привели ее к определенным выводам: «Сама и виновата! Только я, больше никто! И при чем тут Светка? Светка и не в таких компаниях бывала, что ей терять? А я… Ведь в глаза их не видела, а поехала. Дура дурой. Поделом мне, поделом». По ночам Ляля тихо плакала в подушку, чтобы не слышали родители. Ей хотелось кричать от душевной боли, но она из последних сил пыталась сдерживаться. Правда, это не всегда удавалось, и от самобичевания Ляля переходила к всплескам ненависти. Она упивалась сладкими фантазиями на тему мести. Какие только изощренные наказания не приходили ей в голову: кастрировать насильников, оставить их истекать кровью, связать и избить, унизить, уничтожить…
Время шло. Летние деньки таяли, как снег на весеннем солнце. Приближался новый учебный год, а мысль о Гнесинке, куда с таким трудом удалось поступить, внушала ужас. В последних числах августа Ляля вяло прошлась по магазинам, закупив все необходимое для учебы. Не все ли равно, где грустить: дома или на занятиях? Буквально за пару дней до окончания каникул вновь позвонила Светлана:
— Лё, меня пригласили на концерт старые знакомые, не хочешь прошвырнуться?
— А что за концерт?
— Группа такая есть — «Саграда Фарида».
— Чего-о-о?!
— Название такое прикольное. Да тебе не все равно? Главное, туса. Весело будет.
— Знаешь, что-то не хочется. И вообще учеба скоро, готовиться надо.
— Тебя все еще депрессуха долбит? Или на меня дуешься? — Не дождавшись ответа, Света продолжила: — Подружка, так нельзя! Тебе надо сменить обстановку и развеяться. Давай, не капризничай и собирайся, вечерком я за тобой зайду.
Ляля не горела желанием развлекаться, но последнее замечание Светки ее задело. Она вовсе не хотела показывать подруге, что обижена на нее. Просто настроения нет. Только будет ли у нее когда-нибудь вообще нужное настроение? В конце концов, с равным успехом можно скучать и дома, и в клубе. Светка тоже наверняка чувствует себя виноватой. Вот и пытается помочь, как может.
Ляля повздыхала и согласилась. Вечером надела скромный серенький костюмчик и к десяти часам уже входила вслед за Светой в один из центральных московских клубов.
«Саграда Фарида» уже вовсю зажигала на сцене. Играли ребята нечто среднее между русской попсой и забугорным роком — Лялины уши эту гремучую смесь выдерживали с трудом. Окружающие же от подобного смешения стилей, на которое накладывались не слишком притязательные тексты, были в полном восторге. Народ подхватывал уже полюбившиеся строчки, рвал горло в унисон музыкантам. Любительницы парней погорячее заняли выгодные позиции вблизи небольшой сцены. Остальные отрывались кто во что горазд в свете красно-сине-зелено-желтых прожекторов. Казалось, даже воздух здесь наполнен адреналином. Светка одобрительно кивнула и заорала Ляле на ухо (по-другому говорить тут было просто невозможно):
— Улетный клуб! Это все Сережкина группа — клевые ребята! Познакомлю, когда выступление закончат!
Они протиснулись поближе к музыкантам, и Светка ткнула пальцем в патлатого гитариста, с гиканьем скакавшего по сцене. Черные вихры подергивались в такт очередному заливистому аккорду. Повернувшись к публике, парень заметил в толпе Светку, послал ей воздушный поцелуй и вновь углубился в гитарные пассажи. Вокруг захлопали и засвистели, на Лялю и Свету начали бросать завистливые взгляды.
