Диана Машкова - Развод по-русски
Врач появился быстро – как только главный человек в ночной больнице соизволила ему позвонить. «Мамаше» велели сидеть тихо и ждать, а мальчика унесли в смотровую. Но оставаться на месте Алла не могла – открыла дверь и высунула голову в коридор.
– Представь себе, – приглушенный шепот был отчетливо слышен в ночной тишине, – сама в норковой шубе, а мальчонка – беспризорник беспризорником.
– Таким разве дети нужны?! Из той породы, что рожают и бросают на бабок. Им свободу подай!
Алла вздрогнула от этих слов, хотела закрыть дверь, но не смогла справиться с собой.
– Вот-вот, – медсестра горячо поддержала подругу, – такие стервы только ради себя и живут. На, посмотри!
– Ишь ты, вице-президент, – голос приглушенно хмыкнул, – спит наверняка с кем надо, вот и пишут невесть чего.
– На вид и тридцати нету, какой еще «вице»?! – медсестра помолчала и тяжело вздохнула: – Мальчишечку только жалко. Растет небось без отца да при такой матери-стерве. Ни любви, ни заботы. Еще и поломался неудачно. Бедняжка.
– Что у него?
– Винтовой перелом голени. Многооскольчатый, как пить дать. Операция.
– Ладно, разберутся хирурги, – собеседница зевнула, – еще не таких латали.
В коридоре послышались тяжелые злые шаги, Алла в испуге отпрянула от двери и бросилась к кушетке. Забилась в угол.
Борис Кузьмич – пожилой врач мощного телосложения с кустистыми бровями и седыми усами – не вошел, влетел словно смерч. С силой захлопнул за собой дверь и, не поздоровавшись, впился в женщину ненавидящим взглядом.
– У ребенка, – он говорил на предельной громкости, от которой закладывало уши, – по всему телу многочисленные синяки!
Алла от страха перед этим могущественным человеком перестала соображать.
– Он попал под машину, – пролепетала она.
– Вы что, – Борис Кузьмич разъярился еще сильнее, губы его тряслись, – решили сделать из меня идиота?! До того, как ребенок попал под колеса, его беспощадно били. И не один день!
– Что?! – Глаза Алла стали величиной с блюдца. – Такого маленького?!
– Кто вы ему? – Он смотрел в глаза Алле немигающим взглядом, и его зрачки прожигали насквозь.
Алла молчала, но уже понимала, что врать хирургу не сможет.
– Говорите! – нетерпеливо потребовал он.
– Никто, – Алла зашептала в страхе, оглядываясь на дверь, – чужой человек. Я шла по двору, мимо меня пронеслась машина. Потом крик. Стук. И этот малыш…
– Вы назвались его матерью!
– Медсестра сама так решила! Я просто боялась ее переубедить. Думала, ребенка не станут оформлять!
– Вы в своем уме, голубушка?!
– Простите меня, – Алла смотрела на человека-глыбу, часто моргая, – ваша приемная медсестра…
– Что не так с Викторией Львовной?
– Она, – Алла замерла, подбирая слова, – слишком строгая.
Борис Кузьмич неожиданно улыбнулся, и Алла поняла, что этот человек, от которого теперь зависела жизнь малыша, ей поверил. Даже проникся необъяснимой симпатией.
– Есть такое дело, – пробормотал он сквозь усы, – сам ее иногда боюсь. Где родители мальчика?
– Я не знаю…
– Полиция там была?
– Полицейские остались на месте аварии, – Алла помолчала, – но они тоже подумали, что я его мать.
Борис Кузьмич осмотрел Аллу с головы до ног, потом осуждающе покачал головой.
– Глупо с вашей стороны, – резюмировал он, – ребенку требуется операция! Родители должны быть рядом. Документы, бумаги…
– Я попытаюсь их найти! Обязательно!
– Думаете, все так просто?
– Я буду стараться!
– Ладно, оставьте свой телефон.
Алла вытащила еще одну визитку и протянула врачу.
– Если что, найду вас, Алла Георгиевна. Мобильный тут правильный?
– Да!
– Хорошо, – он кивнул, – езжайте домой, голубушка.
– Куда?! – Алла смотрела на него как на божество, несправедливо вершившего над человеком суд.
– Я не знаю куда, – Борис Кузьмич устало вздохнул, – езжайте, куда хотите. Вам нельзя оставаться в больнице.
– Почему?! Мне нужно знать, что мальчик в порядке…
– Он не в порядке, – оборвал ее завотделением, – предстоит сложная операция. Но это не ваша забота.
– Я не могу уехать, – Алла жалобно смотрела в измученные глаза, – пожалуйста…
– Что за блажь?
– Ребенок совсем один. Я вас прошу, разрешите…
– Вы не мать.
– Но мы же не знаем, где она. Это я вызвала «Скорую», я была рядом. Поверьте, исчезну, как только объявятся родственники!
– И что прикажете с вами делать? – Борис Кузьмич покачал головой.
– Пожалуйста! Оставьте меня с ним.
– Исключено.
– Я вас умоляю! Я буду ухаживать. У всех детей кто-то есть…
– Родственники, а не чужие люди.
– Борис Кузьмич, – Алла продолжала жалобно смотреть на хирурга снизу вверх, – я вас очень прошу! Пожалуйста! Вы сейчас оперировать будете?
– Нет, – взгляд врача стал суровым, и Алла испугалась тяжелой морщины, которая легла между его бровей, – нужен рентген и анализы. Ребенок в крайнем истощении. Мы не знаем о состоянии внутренних органов…
– Тем более, – слезы сами потекли у Аллы из глаз, – я ему нужна.
– Не толкайте меня на преступление!
– Спасти маленького человека не преступление…
– Ладно, голубушка, – Борис Кузьмич вернулся к двери и убедился в том, что она плотно прикрыта, – чего не сделаешь ради ваших прекрасных глаз.
– Спасибо!
– Давайте сюда свой паспорт.
– Он на столе, – Алла едва сдерживала слезы радости.
Борис Кузьмич сел на место медсестры и достал из кармана халата пустой пропуск. Быстро вписал в него данные Аллы, передал ей.
– Иногда приходится лгать, – он тяжело вдохнул, – только будете говорить, что вы родная тетка, не мать. Поняли?
– Да.
– Хорошо. Посидите здесь, копию с вашего паспорта сниму.
Борис Кузьмич вернулся минут двадцать спустя с новостями.
– Ребенка уже определили в палату. Поставили капельницу. Мальчик спит.
– А завтра?
– Будем делать все, – Борис Кузьмич чеканил каждое слово, – чтобы спасти ногу. Но вы должны понимать. Многочисленные осколки. Винтовой перелом. Общее истощение.
Алла почувствовала, как ее обдало жаром изнутри. Крошечный человек, который всего-навсего оказался во дворе возле дома в тот самый момент, когда там вздумалось с ветерком прокатиться сумасшедшему, – в невменяемости водителя Алла не сомневалась – может остаться теперь без ноги? На долю секунды она представила себе эту картину, и ком подступил к горлу. Разве ребенок сумеет такое пережить?!
– Но ведь надежда есть?
– Рано пока говорить, голубушка, – Борис Кузьмич встал, – главное, раз уж умудрились остаться здесь, помогите ему.
– Я постараюсь. – Слезы все-таки не удержались, выкатились из глаз.
