Татьяна Веденская - Неотразимая, или Основы женского шарма
— Скажи, Олечка, что ты чувствуешь к своей клиентке.
— Чувствую, что я гадюка.
— Нет, скажи, она тебе нравится?
— В каком смысле?
— В любом. Она вызывает у тебя положительные эмоции?
— Не знаю, — почти засыпая бормотала я.
— Или она тебя раздражает? Бесит? Тебе хочется дать ей кулаком в нос?
— Она вызывает у меня жалость. Но шесть штук — это аргумент.
— Еще бы. Ты можешь продать свою душу за шесть штук. Хочешь? — неужели это мне говорит Дина. Она же такая нежная барышня!
— Неужели, Оля, ты отнимешь кровные деньги у несчастной матери? — подхватила Юлька.
— Это же жуткое пятно на душе!
— Ты никогда не отмоешься от этих денег.
— Помни, что грязные деньги никому еще не приносили пользы. — Они сверлили мне мозг, они догоняли меня, если я пряталась на полатях сауны. Они ныряли за мной в ледяную воду, они не давали мне дремать.
— Вы все уже решили. Вы решили, что для меня будет лучше отказаться от этих денег, потерять работу, лишиться квартиры. Конечно, это же не у вас, а у меня есть шанс заработать одним махом шесть штук и остаться на месте, где эти шансы случаются с завидной регулярностью! — Да они же просто завистливые жабы!
— Как ты смеешь. Мы честно зарабатываем, помогаем людям.
— Если так, как мне, то я не верю, что вы хоть кому-то помогли. Мотька, а тебе не приходило в голову хотя бы задуматься, как сильно мне помогут эти деньги. Что у меня огромный долг, из-за которого я не могу жить в своем доме!
— Ты просто истеричка. Ты ничего не поняла. Грязные деньги в любом случае…
— Деньги в любом случае вещь грязная. Они ходят по рукам. Сегодня я держу в руках сто рублей, которые вчера мусолил больной раком или СПИДом, потом из отдали торговцу с Кавказа, переспавшему со всеми гонорейными шлюхами рынка. А завтра эту купюру отдадут тебе. И оттого что ты здесь несешь, она не станет чище. Только грязнее.
— Это ерунда, жонглирование словами.
— Ты права. Но если я и захочу отдать эти деньги Ирине, то только потому, что точно, однозначно решу, что они ей нужнее. Что она имеет на них больше прав. А вовсе не за тем, чтобы быть белой и пушистой в твоих глазах.
— Не очень-то и хотелось.
— Напомню тебе, что когда меня бросил Сергей, ты не нашла возможным одолжить мне сумму, больше двадцати долларов. Не открыла мне своих тугих закромов. Потому что, очевидно, была убеждена, что имеешь больше прав на эти деньги, чем я. Может, ты вообще считала, что я все это заслужила. Ведь сидела же я все эти годы в теплом обеспеченном доме, пока ты корячилась в поисках клиентов.
— Именно.
— И я, — добавила Юлька.
— Ну и что вы тогда мне сейчас лопотамию делаете?
— А что ты от нас хочешь? — вдруг как-то спокойно и по-доброму спросила Динка.
— Да чтобы вы сейчас сюда притащили водки, она наверняка есть у банщика. Выпьем, попоем песен, пожаримся в сауне. А потом я пойду домой, высплюсь и буду решать свои проблемы сама.
— Окей. Нажраться — это тоже вариант, — кивнула подруга. Что мы и сделали, не мудрствуя лукаво. В конце концов, в сауне надо расслабляться. Конечно, правильнее обойтись без спиртного, но что поделаешь, если душа просит. Однако выходные закончились, и в понедельник я получила на руки распоряжение опекунского совета. То есть, все, что было нужно к сделке, уже было готово, а я не приняла никакого решения. Я томилась и мучилась, мечтая, чтобы все решилось как-нибудь само. Но… Лукин бил копытом и торопил меня.
— Ты отдала документы нотариусу? Число назначила?
— Нет.
— Почему?
— Саша!
— Что?
— Может не будем, — выдавила я наконец из себя.
— Что? Ты чего несешь?
— Понимаешь, Ирина очень несчастная женщина, у нее большие проблемы с дочерью.
— И что? — навис надо мной он.
— Она очень нуждается в деньгах.
— Я тоже. Я тоже нуждаюсь в деньгах. И ты, между прочим, если я ничего не путаю.
— Да, но это несправедливо!
— Что? Откуда ты вытащила свои представления о справедливости? Вспомнила дедушку Ленина. Так он устарел и валяется на мраморной помойке.
— Не кричи! — испугалась я.
— Это ты перестань нести ерунду. Сделку задумала сорвать. Так я не позволю. А про справедливость запомни — мы живем в волчье время и справедливость у нас тоже волчья. Каждый берет то, до чего дотянется. И каждый имеет право защищаться.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что твоя жалостливая Ирина имела все шансы защищаться. Но не стала. Она могла звонить и проверять, как идут продажи, что мы отвечаем. Могла потребовать личной встречи с покупателем. Могла потребовать копии договоров с покупателем. И они тоже могли.
— Но не потребовали, потому что очень порядочные и доверчивые люди.
— Так именно в этом их проблема. А я выигрываю, потому что умею предугадывать их реакцию. И раз я это умею, почему бы мне не получить за это деньги.
— Это твоя справедливость.
— Да. И Ирина твоя в следующий раз умнее будет. Не станет слепо доверять людям только потому, что они выглядят порядочно.
— Ты прав, конечно. Но именно Ирина пережила такое, что имеет право на чуточку удачи.
— Послушай, детка!
— Не зови меня деткой!
— Послушай, я понимаю, ты вымоталась. Устала, готовя столько договоров сразу. И тебе страшно, что тебя поймают за руку. Давай сделаем так. Я закончу этот договор сам. Ты поедешь домой и заболеешь. Заболеешь очень сильно. И как минимум на неделю.
— Я не хочу.
— Придется. Сорвать сделку я тебе не позволю.
— Мне придется помочь Ирине, даже если ты мне не позволишь.
— Ты мне угрожаешь? Ты?!
— Я просто тебя информирую. Эти деньги не достанутся тебе. Они принадлежат Ирине. Или Оксане.
— Ах ты дрянь. Ты уволена. С этого момента. И все твои договора я изымаю. Пошла вон.
— Ты сам пошел вон. Я доложу начальству, что ты тут затеял!
— Иди, хоть бегом, хоть вприпрыжку! Или ты думаешь, что такие вещи делаются без ведома начальства. Ты просто дура, и очень правильно тебя бросил твой муж. Из-за таких как ты в мире одни только проблемы.
— Так не может быть, чтобы таким как ты было позволено все, — я плакала, и судорожно собирала вещи. Оказывается, за уже почти год работы я натащила сюда кучу всякой ерунды. Не хочется ничего здесь оставлять, а возможно, что я здесь сегодня в последний раз. Все-таки я дура набитая. Реву, теряю все — место, интересную работу, зарплату. Меня увольняют со скандалом, а все ради женщины, которой мой порыв, может быть и не нужен. И, скорее всего, никак не поможет. Лукин все равно своего добьется, даже если я открою правду. Такова Ирина. Стоит на нее надавить, и она пойдет на попятный. Отдаст эти десять штук, лишь бы переехать. Какая же все-таки я дурында.
