Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна
«Джугели, хэй! Смотрю твои фотографии во Френдапе»
«Зачётная у теннисисток форма (смайл с потёкшими слюнями)»
«Ещё эти меня прикололи»
Фото. Фото.
«Поставлю себе на заставку»
«Чем занята, (картинка дятла)?»
Придурок.
Типа отсылка к тому, что я — стукачка?
«Сохрани мой номер. Он тебе понадобится»
Да уж конечно! Жди.
Музыкальный аудиофайл.
Нажимаю на воспроизведение.
Это песня. Совершенно точно новая. Потому что все остальные песни его группы я прослушала ещё в тот вечер.
«Что скажешь, Джугели?»
Прилетает, едва успеваю прогнать трек второй раз.
Кучерявый хулиган тоже в сети. Вышел проверить, ответила ли я? Или просто совпадение?
«???»
«Отстой» — печатаю и незамедлительно отправляю.
«Скептический смайл»
Самоуверенный донельзя.
На самом деле, мне очень понравилась песня. Музыка, голос. Сочетание речетатива и мелодии. Барабаны.
Цепляет. Но он, естественно, об этом не узнает.
Захожу во Френдап. Вижу, что и правда был в гостях, понаставил лайков под моими фотографиями, а где-то даже оставил комментарии.
Удаляю. Заношу его в блэк лист.
Не знаю, что за игру ведёт Марсель, но мне она точно не по душе.
«Накинув плащ», перехожу к нему на страницу. Смотрю новые снимки, которые выложила ему на стену сестра.
Какая-то студия. Его друзья. Ромасенко с одурелыми глазами долбит по барабанной установке. Горький стоит за клавишами, карандаш в зубах. Сам Марсель с сосредоточенным выражением лица читает текст с листка. Жестикулирует поднятой вверх рукой. Погружён в процесс полностью.
«Уже скоро парни дадут жару. На подходе новый хит». Подписано внизу.
Листаю. Там есть и другие свежие фотографии. Одна из них с пожилым мужчиной презентабельного вида.
«Лучший в мире адвокат. Лучший в мире дед»
А, ну теперь мне всё предельно ясно. Он его и отмазал от тюрьмы. Вот вам весь секрет того, как решились созданные им проблемы.
Следующая фотка с собакой и смеющейся младшей сестрой, повисшей на его крепкой шее.
Рубашка расстёгнута. Шевелюра растрёпана. Недовольно хмурится, но уголок губы подёрнут вверх.
Долго и внимательно рассматриваю снимок. Опять испытываю странный диссонанс. Этот парень и тот, которого видела на пляже, — будто бы два абсолютно разных человека.
Чувствую, что машина останавливается. Сбрасываю страницы. Вытаскиваю наушники.
— Это здесь, — бабушка Алиса улыбается, и конкретно сейчас это очень сильно раздражает.
— Прекрасно, — даже не пытаюсь скрыть сарказм.
— Тебе понравится, вот увидишь, — смотрит в окно на толпу собравшихся.
— Мне не нужен этот поход.
— А Матильда Германовна считает, что нужен.
Закатываю глаза.
— Если весь коллектив туда идёт, то и ты должна. Она говорит, что это поможет тебе сблизиться с ребятами.
— Ни с кем из них сближаться я не собираюсь.
— Ну брось, Тата! Тебе целый год учиться в этом коллективе. Надо потихонечку обзаводиться друзьями.
— Может, я как-нибудь сама решу?
— Обижаешься? — вздыхает и кладёт свою ладонь поверх моей.
— Нет. Просто терпеть не могу, когда мне что-то навязывают.
Вытаскиваю руку и, едва Пётр Ильич открывает дверь, выхожу.
— Ваши вещи и вода.
— Спасибо, — забираю у него бутылку и пухлый рюкзак. Закидываю на плечо.
— Хороших выходных, милая, — доносится в спину.
Да она, блин, издевается…
Иду ближе к толпе. Там Шац отмечает присутствующих.
— А вот и наша модница прикатила, — фыркает Зайцева.
Ковалёва, смерив меня презрительным взором, кривится.
Дуры, ну и вырядились. Кто надевает юбку в поход?
— Тише, ребята! Мешаете! У нас перекличка! — осаживает Матильда небезызвестную мужскую компанию.
Парни, как обычно, громко смеются и общаются.
— Ромасенко, притушись! Никого не слышу! — ругается она. — Ковалёва. Ковалёва?
— Да здесь я! Чё орать?
— Мало каши на завтрак съела?
— Какая каша! Я в пять-то еле встала, чтобы успеть к семи накраситься.
— Хоспаде. Котов?
— Здесь.
— Лиговская?
— Тут.
Останавливаюсь возле классного руководителя. Натыкаюсь глазами на Абрамова.
Он жуёт жвачку. Резко поворачивает голову, перехватывая мой взгляд.
Отворачиваюсь.
— Чё, соседка, тоже не в восторге от происходящего? — рядом со мной материализуется чернокнижница Илона. Именно так окрестил её вчера Ромасенко.
— Опять ты.
— Я взяла с собой таро.
— А мне к чему эта информация?
— Могу сделать расклад на тебя и Марселя. Хочешь?
— Хочу, чтобы ты от меня отстала.
— Фу, как недружелюбно. Не будь я законченным интровертом-одиночкой непременно обиделась бы.
— Я не расстроюсь.
— Привет, девочки!
Ещё одна.
— Как настроение? Надеюсь, хорошее? — бодрым голосом интересуется Филатова.
— Настроение перманентно-дерьмовое, Поль, — зевая, отвечает ей Илона.
— Фух… А я чуть не опоздала! Представляете, у меня батарейки на будильнике сели. Хорошо хоть организм в пол седьмого дал команду встать. Ужас. Подвела бы вас всех.
— Филь, не хочу тебя расстраивать, но семеро одного не ждут. Это не твоя бабуленция сюда топает?
— Аполлинария! — зовёт её та. — Ты забыла пирожки!
— Ой…
Девчонка быстрым шагом спешит к ней. Забирает пакет. Целует старушку в щёку и возвращается.
— Угощение для ребят, — изъясняется, запыхавшись.
— АПОЛЛИНАРИЯ! Эй! — ржут с неё Ковалёва и Зайцева. — Звездец прост. Чего мы ещё о тебе не знаем?
Филатова густо краснеет.
— С чем запрещёнка? — интересуется Свободный.
— Картошка, капуста, печень.
— О май гад. Тренер, прости.
— Вот, — она раскрывает пакет, когда Денис подходит к нам.
— Хера се, твоя бабка напекла. Целую кастрюлю, — присвистывает.
— Вообще-то, я сама пекла. По бабушкиному рецепту конечно, но…
— Реально сама? — удивляется он.
— Ну да, — она заливается краской пуще прежнего.
— Дэн, ты несёшь жратву или нет? — орёт Ромасенко.
— Койотам моим возьму тоже? — спрашивает он, складывая в целлофан пирожки.
— Бери сколько нужно.
— Так! А теперь стали все в колонну по двое! — командует физрук, которого я заметила только сейчас.
— Александр Георгиевич, мы чур первая пара. Сразу за вами.
— Становитесь.
— Гля на Зайцеву. Не зря наряжалась в этот раз, — хмыкает Вебер.
— Женя безответно влюблена в младшего сына Шац, — шёпотом поясняет мне Филатова. — В прошлый Александр Георгиевич не смог пойти с нами. Ногу сломал. Она так рыдала… Расстроилась очень.
— Одиннадцатый «А»! Рты закрыли! По двое распределились! Вспомнили игру в ручеёк! Быстро!
Начинается возня. Одноклассники, шумно переговариваясь, занимают места друг за другом.
Оставляю Илону с Полиной. Встаю за ними.
— Считаю, — объявляет Шац. — Два, четыре, шесть, восемь, семнадцать… Джугели без пары.
— Она со мной, — заявляет нарисовавшийся по правую руку Абрамов.
— Нет. У меня есть пара! — возмущённо протестую. — Мозгалин.
— А где он, Боже?
— Вон он. Херню опять складывает из бумаги, — кричит кто-то из толпы.
— Мозгалин! Немедленно иди сюда!
— Иду.
Плетётся к нам.
— Абрамов назад.
Успеваю краем глаза заметить недовольное лицо Кучерявого.
— Матильда Германовна, Джугели — девчонка, нелогично ставить её в пару с Мозгалиным. Пусть он встанет с Ромасенко. Максим поможет ему в случае чего.
— Ну тоже верно. Да, давайте так, — соглашается она.
Какого…
— Чё-чё? Максим поможет? А Максима никто спросить не хочет? — Ромасенко толкает Абрамова в плечо, но тот, довольный собой, лишь улыбается.
— Свободный, Горький — двадцать один, двадцать два. Петросян — двадцать три. Мы с тобой замыкаем колонну.
— Радость-то какая…