Татьяна Алюшина - Любовь без права на ошибку
Ну деваться обоим после такого некуда было – женились!
А в пятьдесят третьем родила Наденька сыночка Костеньку. И жили они с мужем душа в душу, все село поражалось такой любви. Григорий-то Потапович непьющий, рукастый, мастеровой, головастый, такое у них с Надей хозяйство завелось – загляденье! И жену уговорил продолжить обучение и окончить заочно институт. Так и жили.
– Я ведь только потом поняла, – завершила свой рассказ Надежда Ивановна, – как мне сказочно, невероятно повезло, что я тогда за этого Васю не вышла, что бросил он меня! Я своего Гришу-то и не встретила бы, а если б встретила, то мимо прошла! А вот Лиду не могла простить, никак в сердце и разум взять не могла, что она так предала меня, а мужу-то про наш с ней раздор и не рассказывала, стыдилась. А выходит, я счастье-то свое вытянула, а ей лихую жизнь отдала.
– Но она тоже была счастлива, – возразила я горячо. – Они с дедушкой очень хорошо жили, любили друг друга.
– А сколько она с этим Васькой намаялась!
– Ну и что, – пожала я плечами. – Если б не этот Васька, не уехала бы бабушка в Москву никогда, не встретила бы деда Андрея, не родилась бы моя мама. Так что все случилось так, как и должно было быть. Лично я очень довольна результатом.
– Да уж, не было бы счастья, как говорится, – тихо рассмеялась Надежда Ивановна. – Устала я, пойду отдохну. Нелегко вспоминать да исповедоваться.
Она ушла в свою комнату, а мы с Битовым остались сидеть за остывшим самоваром, молча осмысливая рассказ.
– Пойдем по поселку прогуляемся, – предложила я, когда тишина начала давить на мои нежные нервы. – Заодно и расскажешь про то, как и почему ты его строил.
– Пойдем, – согласился он.
Но разговор не клеился: даже когда мы вышли за ворота и двинулись неспешным шагом по дороге – все еще находились под впечатлением от истории двух подруг.
– Знаешь, – нарушила я затянувшуюся паузу, – «покаяние» переводится с греческого как «изменение ума». По-моему, это очень точно. Для того чтобы человек понял и осознал, что делал что-то неправильно, требуются полная перемена ума и новое глубинное понимание своей жизни и поступков.
– Наверное, – согласился Битов. – Только мне непонятно, почему таким двум сильным и красивым духом женщинам понадобилось шестьдесят лет для примирения. И как они вообще могли рассориться смертельно и навсегда из-за какого-то пустого, никчемного мужичишки? Вот в чем трагедия их жизни.
– Это-то как раз понятно, – возразила я, такая умненькая. – Бытийность обыкновенная. Это когда за каждодневными делами и заботами, за краткими выходными, в которые и отдохнуть хочется, и все домашние дела переделать необходимо, можно отложить на потом трудные, неприятные, но не требующие срочного решения проблемы. Они молодые девчонки были, деревенские, никогда с расчетливыми подонками не сталкивались и понятия не имели, что люди могут так поступать. Им бы вместе прийти к тому Васе на очную ставку да морду ему набить. Ладно, сами разберутся. Ты лучше рассказывай про поселок-то. Ты строитель?
– Да, по образованию и по призванию.
– А ферма, ресторан и, как я поняла из разговоров вчера, туристический бизнес?
– Это одно из направлений бизнеса, от отца осталось. А строительство было мне интересно еще в младенческом возрасте.
Это все дед Григорий Потапович. Когда маленькому Владу лет пять было, дед, натура увлекающаяся и глубокая, которого интересовали всякие технические шедевры и знания, показал внуку книгу «Особенности и тайны древнегреческого строительства». И так захватывающе принялся рассказывать, что любопытный мальчонка заслушался и все то лето донимал деда вопросами и уговорами что-то немедленно построить во дворе. Они и строили из досок и остатков битого кирпича.
Потом последовали книги о египетских строителях, русских зодчих, о средневековых замках и городах Европы. Дед умер, когда Владу было десять лет, и он очень тяжело переживал эту потерю. С дедом они были лучшими друзьями, заговорщиками и единомышленниками. А интерес к зодчеству остался у Влада на всю жизнь.
Он провалился в институт, поступая после школы, недобрал баллов, но по причине банальной и понятной – увлекся девушкой, первым сексом и приобщением к его разнообразию. Знал бы он, к каким последствиям это постижение сексуального разнообразия приведет, и девушку ту послал бы подальше, и походил бы еще в несильно образованных какое-то время.
Армия светила однозначно несостоявшемуся студенту. Только кто же мог знать, какая это получится служба! На призывном пункте мнением Битова никто не интересовался, и, оценив прекрасные физические данные, а также увлечение спортом, записали его в ВДВ да и отправили. По тем временам служба такая считалась почетной – вроде и ничего, можно и послужить Родине.
Да только Родина решила повоевать в Чечне, восстанавливая конституционный порядок на стратегически важной территории, и бросила мальчишек, недавно окончивших учебку, в эту кровавую мясорубку под грядущий, девяносто пятый год.
Про это вспоминать и рассказывать не будем – хватает рассказчиков, в основном из числа тех, кто там не был и ничего не видел, а кто прошел и выжил, скупы на рассказы и воспоминания, да и мало их осталось, тех, кто участвовал в том первом штурме Грозного.
А Битов не только участвовал, но и в составе переформированной части провел в Чечне все последующие полтора года до дембеля. Ему, как и деду Григорию Потаповичу, посчастливилось отделаться несколькими некалечащими ранениями и парочкой контузий. Видать, сильный у них в роду ангел-хранитель, ведь Влад никогда за спинами других не отсиживался и не берегся трусливо, а лез в самое пекло в составе взвода разведки, и на такое приходилось не раз нарываться… По самое не балуй! А может, сам дед за ним оттуда присматривал, кто может знать? И на этом все! Нечего тревожить и ворошить смертельное!
После дембеля, когда Влад вернулся домой, отец его за руку отвел в институт, вместе с сыном подав его документы, и водил так на каждый экзамен, и списки поступивших проверять вместе с ним пошел. Не очень адекватен сынок был в то время, вот и спасал батя, вытаскивал его как мог из мути, заполонившей сознание.
Первые года два трудными очень выдались для Влада, но он смог справиться, и специалисты помогли, и родные, да все лето проходил в экстремальные туристические походы с группами, чтобы голову дурную занять.
Отец к тому времени фирмочку свою имел. Небольшую, по личным интересам его самого и друзей близких. Дело в том, что Константин Григорьевич был заядлым туристом-экстремалом – на байдарках по порогам повышенной сложности, с рюкзаком по диким местам да горам, автопробеги туда, где люди не ходили. Сколько себя помнил Влад, отец с группой столь же увлеченных друзей, да и мама иногда с ними, вечно пропадал в таких вот походах. А как пришли новые времена дикого капитализма, отцу перепали три «газика» по цене металлолома, уж откуда, Влад не знал. Но батя договорился с умельцами, «газоны» ему восстановили, и даже лучше, чем были прежде, сделали. Тогда он оформил документы, открыл свое дело и с помощью друзей и в основном для них же стал организовывать пробеги по Карелии да ближайшим к Питеру местам, а позже и в Финляндию.
