Ирина Лазарева - Звезды над озером
Полина казалась озабоченной. Она подошла к Насте и попросила:
— Замолви за меня словечко командиру, если меня хватятся. Пойду посмотрю, почему Клава опаздывает.
— Вы же вместе живете, — удивилась Настя. — Почему она не пришла с тобой?
— Да в том-то и дело, что она отправила меня ночевать к девчатам. Хотела затащить к себе вашего друга Смурова. Что-то у меня на душе неспокойно: она не рискнула бы прогуливать.
— Я пойду с тобой. Командир на трассе, вряд ли скоро вернется. Успеем сбегать туда и обратно.
Они накинули полушубки и побежали к лесу в земляночный городок.
Клава лежала на кровати, свернувшись клубком, и безудержно рыдала.
— Клава, что случилось? — Полина попробовала оторвать подругу от подушки, но та только дернула плечом и заголосила пуще прежнего.
— Клава, тебя кто-то обидел? — спросила Настя. — Неужели Кирилл?
Клава внезапно выпрямилась и села на постели, открыв лицо. Девушки ахнули: на правой щеке у нее багровел огромный кровоподтек.
— Какой он Кирилл?! — истерично закричала Клава. — Он изверг, садист! Ночью был мужик как мужик, а утром…
— Да что же стряслось утром? Почему он тебя ударил?! — в ужасе вскричала Настя.
Клава вдруг перестала плакать и застыла, глядя на Настю с открытым ртом.
— А тебе-то что? — сказала она, шмыгнув носом. — Так я все и рассказала. Я в твои постельные дела не лезу и в сочувствии твоем не нуждаюсь.
— Ну, как знаешь, — обиделась Настя. — Я пойду, Поля. Вы уж тут сами разбирайтесь.
Вечером она рассказала о происшествии мужу.
— Холера его возьми, — пробормотал Вазген. — Я в растерянности. Клаву будем считать больной. Пусть лечит свой синяк. А с Кириллом я завтра поговорю. Нет, пусть лучше Алеша. Посмотрим, как тот объяснит свое поведение.
Корабли стояли на ремонте в Морье, одновременно производилось перевооружение и усиление их средствами связи. Старые рации заменялись более совершенными радиостанциями. Катера и мелкие суда заблаговременно вытащили на берег, так что скалывать лед, как в прошлую зиму, не пришлось.
Вазген шел к другу с жалобой на Смурова, а злоумышленник преспокойно завтракал в компании Алексея в каюте «морского охотника», где на зиму поставили чугунную печурку.
— Хороши голубчики, — сказал Вазген. — Греетесь, заправляетесь, всем довольны. Отличная картина! А знаешь ли, Алеша, кого ты незаслуженно угощаешь завтраком?
— Садись, и тебя угощу, — благодушно предложил Алексей. — Можем даже пропустить по одной.
— Нет, не сяду! Пусть Кирилл сначала объяснит, по какому праву он распускает руки и бьет девушку. Разукрасил Клаве личико так, что страшно смотреть. Скажешь, не ты это сделал?
— Я, — равнодушно отозвался Смуров.
Алексей обжегся чаем и неловко грохнул кружкой об стол.
— За что ты ударил девушку, мил-человек? — изумленно спросил он.
Смуров неторопливо запустил руку в карман и вытащил два сложенных листка бумаги.
— Вот за это. — Он развернул листки и положил их на стол краями один к другому.
Вазген и Алексей, сойдясь головами, склонились и разглядывали листки несколько минут. Один был им знаком — донос на Ариадну из папки Смурова, другой — частное письмо, начинающееся словами «Дорогая мамочка, Светик, тетя Люся…». Было очевидно, что оба письма писал один человек, словно второй текст был продолжением первого.
— Едрена вошь! — с чувством высказался Вазген. — Как ты это обнаружил?
— Утром стал одеваться, взял с ящика шинель, а под ней письмо лежит. Она его накануне, видно, писала родственникам, да не дописала, так и оставила.
— Почерк один и тот же, сомнений быть не может, — заключил Алексей. — Не пойму только, зачем Клаве понадобилось писать донос на Ариадну. Откуда она знает о профессоре Лежнёве? Она с Ариадной раньше не была знакома.
— Зато Полина ее очень хорошо знает. Они жили в Ленинграде в одном дворе. Клава просто оказала подруге услугу. Та попросила, а эта дурочка написала.
— Полина?! Да не может быть! Полина не пошла бы на такую низость.
— Точно она, Алеша. Можешь не сомневаться. Клава мне во всем созналась.
— У тебя кто угодно сознается! Девчонка, конечно, дура, но это не повод бить женщину по лицу.
— Пусть бы не артачилась. Она меня здорово разозлила. Зато в другой раз неповадно будет. А с Полиной я разберусь отдельно.
Алексей возмутился: Кирилла к женщинам близко подпускать нельзя, вот до чего он докатился, а ведь Алексей предупреждал. Нет, он не позволит Смурову разбираться с Полиной, лучше сам с ней поговорит. Только не знает, как это сделать. Вазген предложил обратиться к Насте за помощью, они с Полиной подруги, а у Насти дар убеждать людей.
По дороге в Осиновец Алексей употребил все свое красноречие, пытаясь втолковать Кириллу, что бить женщину недостойно мужчины и офицера, что это распущенность и проявление бессмысленной жестокости, и так далее и тому подобное, но суровая отповедь явно не достигла цели — Смуров слушал не перебивая, но с обидным безразличием и даже со скукой, глаза его словно выцвели, на лице не было и тени раскаяния. Лишь на подходе к гидроучастку он замедлил шаг, затем совсем остановился и нерешительно произнес:
— Идите к Насте без меня. Мое присутствие не обязательно, а у меня много дел.
— Добро хоть Насти стесняется, — сказал Вазген, глядя ему в спину. — Придется за ним присматривать. Того и гляди пришибет кого-нибудь в знак особого к тебе дружеского расположения. Ты не в курсе, благополучно ли добрался до места эвакуации муж Ариадны?
— Ничего не слышал о нем. А почему ты спрашиваешь? — насторожился Алексей.
— Простое любопытство. Хотя ничуть не огорчусь, если одним негодяем станет меньше.
— Только не высказывай своих пожеланий Кириллу…
— Упаси бог! С ним и без того хлопот не оберешься.
Настя клевала носом над служебными бумагами. Солнце покрасовалось один день и, закатившись вечером огненно-багровым сгустком за озеро, на следующее утро не показалось. Оно и лучше — солнечные дни ассоциировались с бомбежками. С ночи повалил густой снег из низкой и плотной пелены облаков; белая тишина поглотила все в округе и навевала дремоту. Не слышно было урчания автомашин, которые продолжали подвозить грузы по ледовой трассе. В узкой полосе прорыва вдоль южного берега уже кипела работа по созданию новой железнодорожной ветки, всего в восьми километрах от линии фронта. Строители работали под вражеским обстрелом, но отголоски канонады скрадывал непроницаемый снегопад.
С Насти сон как рукой сняло, когда перед ней предстали разгневанные мужчины и принялись возбужденно, перебивая друг друга, рассказывать об открытии Смурова. Настя обомлела:
