Жанна Ласко - Первое свидание
– Вот, полистай это. Великолепные фотографии.
Брижитт: Я не решилась сказать ему о Монреале. И все потому, что сама еще не знаю, как поступить. Король, кажется, договаривается, чтобы тоже поехать. Снова все вместе, это для них такая радость! Но мой тигр просто лопнет от злости. И я его, наверное, пойму. У меня не хватает мужества порвать с ним. Я ни на что не гожусь. Семья или любовник, в любом случае я кого-то раню. Надо ж было так случиться, что Пьер вернулся тогда, когда я встретила Альбера? Собачья жизнь!
– Как тебе это нравится?
– Пахнет очень вкусно.
– Да нет, альбом?
– Я его так и не открыла.
– Ты как-то осунулась. Устала?
– Немного.
– Дома хотя бы отдохнешь?
– Не беспокойся, я только это и делаю. Пьер бдит как цербер. О, прости, я снова заговорила о нем.
РЕПЕТИЦИЯ
– Ты знаешь, Марциал сошелся с Авророй, молоденькой флейтисткой.
Марк: Чертов братец! Вечно его волнуют сплетни. Привык рыться в альковах Истории!..
– Правда? Но какая у них разница в возрасте? Лет тридцать по меньшей мере. А может, и больше.
– И как ему удается обольщать девочек?
– Не знаю. Он дрянь, этот Марциал. И такой истасканный…
Алъбер: Истасканный, истасканный! А выглядит между тем здорово, не в пример брату Пению.
– …но он же шеф. Надо думать, это придает ему неопровержимое очарование.
– Черт побери, знай я это раньше, стал бы шефом.
– В оркестре? Это тебе не грозило.
– Спасибо!
– Ты закончил свою партитуру?
– Почти. Это трудно. И потом у меня не слишком много времени. На этой неделе я дважды приводил к себе Брижитт.
– Ей лучше? Когда ты познакомишь меня с ней?
– Я в прошлый раз рассказывал ей о тебе. Рассказал о наших родителях, которые хотели летать на планёре.
– А это что за история?
– Ты не помнишь? Странно, ведь папа об этом часто говорил.
– Родители летали на планере?
– Да нет, просто папа мечтал об этом, вот и все.
– А ты, историк, записал в карточку «планер» и поставил в картотеку. Невероятная память!
– Если бы я мог записывать свои партитуры так же легко, как наши воспоминания о детстве.
– Твои воспоминания о нашем детстве. Без тебя, мне кажется, я помнил бы только какие-то запахи, два или три случая, когда меня ласкали, варенье тетушки Гранни и больше ничего. Ты моя память.
– Приятно чувствовать себя полезным.
– Прошу вас, такт семьдесят шесть. Скрипки, сначала пьяниссимо. Аврора, увереннее. Флейта на ралантендо звучит превосходно. Нужно, чтобы вас слышали.
– Но мы ее слышим, твою маленькую волынку.
– Не могли бы братья Пеншо помолчать? Идем дальше.
СЧАСТЛИВОЕ РОЖДЕСТВО
– Рада с вами познакомиться, Марк. Счастливого Рождества!
Брижитт: Невероятно! Ни одной общей черточки с братом! Красивый парень, черт возьми!
– А я рад видеть вас на ногах. И вам счастливого Рождества!
Марк: Пухленькая. Чудно, впервые вижу, чтобы Альбер влюбился в толстушку. Да к тому же с матовой кожей. Совсем не в его вкусе, скорее, в моем.
– Альбер вам рассказал обо мне как о бедняге, прикованной к постели?
– Не совсем так все же, но, главное, он скрыл от меня, какие у вас глаза!
– Присаживайтесь, оба.
Альбер: Так и есть, дело пошло, он ее очаровывает. Не может удержаться. Первый раз он нанес мне удар, когда мне было восемь с половиной лет. И он еще удивляется, что я месяцами выжидаю, прежде чем познакомить его со своей возлюбленной. Он даже Даниель пытался увести от меня. Если бы ему это удалось!
– Вы тоже музицируете?
– На трубе. Наши родители обожали музыку. Мама играла на флейте, папа на кларнете…
– А Альбер на саксофоне. Прекрасный ансамбль духовых инструментов!
– У нас не было достаточного музыкального образования для этого, вот почему, когда Даниель вошла в нашу семью, наши родители сразу ее приняли: она играла на фортепьяно и на органе. Это открыло нам горизонт… Да Альбер вам наверняка рассказал об этом.
– Нет, вовсе нет. Что касается его жены, то здесь он очень сдержан.
– Надо сказать, в разговорах на эту тему нет ничего радостного.
– Хватит, Марк, тебя никто об этом не просил.
– Но признайся, что она не была веселой.
– Брижитт все это знает, давай сменим тему, если тебе угодно.
Альбер: Он мне осточертел! Ему всегда нужно поносить все, что я делаю: мой выбор, моих друзей. Почему меня не радует, когда я вижу его на репетиции?
– Видите, Альбер и я, мы постоянно спорим, но не можем жить друг без друга. Как старые супруги. Только он стыдится меня, я часто не могу сдержать себя, он очень редко выходит со мной на публику. Вы заметили, Альбер очень вежлив. Он никогда не скажет ничего, что было бы собеседнику неприятно… А как ваша семья, все в порядке?
– Марк!
Брижитт: Младший брат говорит все прямо, иногда даже бестактно.
– Спасибо, все очень хорошо. Они в Монреале, все вместе.
– Без вас?
– В моем состоянии это было бы трудно.
– Вас это огорчает?
Алъбер: Какое нахальство! Эта его простецкая манера идти напролом! За пять минут, что он расспрашивает Брижитт, я узнал о ней, пожалуй, больше, чем за час наших бесед наедине.
– Мне очень приятно, что в этот вечер я с вами.
– Я не об этом спрашиваю вас…
– Разрешите вам налить?
Брижитт: Как ответить честно? У меня так быстро меняется отношение к этому. Сейчас я чувствую себя легкой, свободной, как в юности, счастливой от мысли, что переживаю настоящую любовь с Алъбером, но завтра, когда надо будет возвращаться в опустевшую квартиру, в которой никто не удосужился даже поставить рождественскую елочку, все будет иначе. Первое Рождество без моих детей. Это не может не огорчать меня.
– У тебя есть лед?
– Сходи на кухню!
– Ничего не поделаешь. Ответьте же, Брижитт. Ответьте так, словно его здесь нет, раз уж он не хочет сходить за льдом для меня.
– Вы чертовски настойчивы. Да, я грущу, вот так! Вы это хотели услышать?
– Не знаю. Возможно, да. Именно поэтому я предпочел бы, чтобы Альбер вышел.
– Ты заблуждаешься, я тоже должен был это услышать, ведь именно я втянул ее в это. Не плачь, Брижитт!
– Вы мне надоели, братья Пеншо! Мы собрались для встречи Рождества, а не для сеанса психодрамы.
Брижитт: Ах, черт, целый час трудилась над макияжем, и все впустую, да и Альбер совсем выведен из себя! Хорошенькое начало вечера!
