Патрик Бессон - Невеста моего брата
— О нас?
— О том, что от нас осталось.
— Ничего.
— Нет, кое-что осталось.
Я подумал, что это кое-что может быть или СПИДом, или ребенком.
— Я тебя заразил болезнью? Смертельной?
— Я жду ребенка.
— От меня?
— Я не спала с другим мужчиной уже полтора года.
Она предложила поговорить о своем интересном положении у нее дома, перед ассортиментом ее продукции. Чтобы позабыть печаль, в которую я ее вверг, сказала она, тогда как эта печаль была связана не со мной, а с тем, что ей не удалось удержать Фабьена, она много работала в эти последние недели, особенно над корсиканским сыром, специалистом по которому она вот-вот станет.
— Уверена, тебе понравится «фиюморбо». Это овечий сыр, который можно есть только до конца июня. Поторопись.
На улице Аббата Гру я снова занял свое место за столом, затем в постели. Я был пленен чувством интимной близости, которое испытывал к своей торговке. С Аннабель я был как у себя, с Софи — как у нее. Для ребенка Софи ничего не просила, она хотела его сохранить, но ей не надо было об этом меня просить. Я мог его признать или не признать, как мне угодно. То же самое по поводу общения с ним. Я мог изредка заниматься с ним, мог не заниматься вовсе. Остаться с ней или оставить ее. Денег она не хотела, у нее их больше, чем у меня. Если я ее оставлю, то смогу вернуться, когда захочу. Она никого никогда не любила, кроме меня. Сегодня я знаю, что означало это только одно: она никогда никого не любила, кроме моего брата. Мой брат, тем не менее, это немножко я. Был. Софи никогда не заговаривала со мной о браке и казалась удивленной, когда о нем заговорил я. Много людей женится по плохим соображениям, я выбрал самое худшее: чтобы раздражать женщину, которую я любил. Которая над этим посмеялась. Мой читатель догадается, что мне ответила Аннабель, когда я сообщил ей по телефону на следующий день о моей свадьбе с Софи, беременной от меня.
* * *
Украсив внутренний мир Фабьена, Аннабель показала свой собственный: тяга к люксу и комфорту, мания порядка и чистоты. В квартире на Пюви де Шаван все было организовано так, чтобы владелец дома чувствовал себя владельцем мира. В зале мы величаво перемещались от кресла Людовика XV к комоду стиля ампир. Маленькая ширма «короля-солнца» в спальне отделяла моего брата и его жену, спящих на двуспальной кровати самого большого размера, от их случайных придворных.
— Как тебе? — спросил Фабьен.
— Хорошо.
— Сегодня это уже не фильм, а моя новая квартира.
— Красиво.
Я не знал, каково истинное значение «сrémaillère», французского слова, означающего «праздник новоселья», до того, как открыл старый толковый словарь своего отца, который раскрывал его после ужина, как другие разворачивают газеты или включают телевизор, и нашел: «Плоское железное изделие, зубчатое, изогнутое к низу, подвешиваемое в камине для поддержки котелка над огнем». У Фабьена не было камина, и Аннабель об этом сожалела. Она обожала огонь, и я видел, что в Мароле она проявила себя экспертом в зажигании огня в камине, что позволило моему брату прозвать ее Зажигалка.
На новоселье у Фабьена было несколько известных актеров и актрис, и я чувствовал, как сдерживается Софи, чтобы не попросить у них автографы. Я начал с того, что держался подальше от Аннабель. Когда я понял, что она делала то же самое по отношению ко мне, меня это взбесило, и я начал искать с ней уединенной беседы. В конце концов я ее поймал, когда она выходила из кухни с подносом суши.
— Может, ты оставишь эту работу прислуге? — предложил я.
— Может, тебе заняться своей будущей женой? Напоминаю тебе, она беременна.
Этот злой, вульгарный, мрачный голос был для меня синонимом прошлого счастья.
— А ты нет? — спросил я.
— Что?
— Ты не ждешь ребенка?
— Кто тебе об этом сказал?
Сначала я подумал, что она шутит, но ее мутный, тревожный взгляд говорил об обратном.
— Ты ждешь ребенка? — спросил я.
— Да. Как и Софи. Прикольно.
Она протянула поднос прислуге и вернулась на кухню, куда последовал и я.
— Какой беспорядок! — пожаловалась она.
Она не могла удержаться, чтобы не собрать в ряд пустые бутылки, сложить салфетки, сполоснуть грязные стаканы и вытряхнуть переполненные пепельницы.
— Все эти люди, курящие здесь, меня раздражают. Надо было отпраздновать новоселье во время ремонта.
— От кого этот ребенок?
— От Фабьена или от тебя. По датам, скорее от Фабьена. Но я не могу сказать точно.
— Ты его сохранишь?
— Издеваешься? Я столько месяцев пытаюсь забеременеть. Я не собираюсь делать аборт.
— А если он от меня?
— Тем хуже. Вы же братья. Одна и та же кровь. Перестань, он не от тебя. Мы почти не трахались.
— Как это так?
— Я не помню, чтобы мы много трахались.
— У тебя дырка в голове.
— Как ты разговариваешь? Ты что, возомнил себя рэпером? Ты не в том возрасте, папаша. Тут еще Фабьен решил объявить всем, что скоро он станет папой! Я не знаю, что мне делать.
Она улыбнулась. Детской улыбкой, за которую я отдал бы жизнь. Я ее редко видел: раз десять. Такая улыбка была бы у Аннабель каждый день, если бы она меня любила, что и мне позволило бы спуститься на землю, а не нависать над миром, до самой смерти, как птица несчастья.
Фабьен ворвался на кухню как ветер. К счастью, его невеста и я не целовались.
— Анна, пойдем, я сделаю объявление.
Все называли Аннабель Анной, кроме меня.
— Ты уверен, что это надо?
— Все здесь. Так практичнее.
— Отправь им завтра SMS. Я стесняюсь. Я чувствую себя коровой на сельскохозяйственной выставке.
— Все будет хорошо. Они с ума сойдут от радости.
— Почему это все сойдут с ума от радости? Все девушки будут дуться на меня.
— Какой же ты можешь быть капитулянткой!
Я молча грыз чипсы с беконом и ждал предпосылки новой ссоры — нового разрыва? — между Аннабель и моим братом.
— Что это за слово, капитулянтка?
— Сейчас не время для уроков грамматики.
— Это не грамматика, это лексика. Спроси у Жиля, если мне не веришь.
— Я знаю разницу между грамматикой и лексикой.
— Не скажешь.
— Ты решила меня достать?
— Успокойся! Мы сделаем твое объявление. Но сначала поцелуй.
Раздраженный Фабьен поцеловал невесту в щеку.
— Не так.
— Я вас оставлю, — сказал я.
— Нет, — сказала Аннабель. — Останься. Будешь знать, как поступать с Софи.
По ее приказу я смотрел, как они обменивались долгим поцелуем как в кино, но это и было кино. Потом я присоединился к Саверио и Катрин, Вместе с четой Баррозо они были единственными присутствующими там стариками. Каким образом годы делают людей бесцветными? Господин Баррозо был, однако, изобретателем одной из составляющих микроволновой печи, что и легло в основу семейного состояния. Моя мать, стирающая как ластиком свою красоту, слишком часто думала, что она уже не молода. Саверио с длинными белыми волосами мертвого хиппи. Госпожа Баррозо — Аннабель, опрокинутая грузовиком с косметической продукцией и пролежавшая под ним 25 лет.
