Маргарет Пембертон - Такая разная любовь
— Что-нибудь случилось? — спросила она, пока Ева Лейн с чемоданом в руках преодолевала последние ступеньки.
— Я разговаривала с Примми.
— Слава Богу! — воскликнула Дженни, шагая к Еве. — Я подумала, что слышу голос Кики. — И тут, к изумлению Примми, она обняла Еву Лейн за талию, прижалась к ней всем телом и страстно поцеловала в губы. Потрясение Примми было так велико, что у нее подкосились ноги. Не желая верить увиденному, она тяжело осела на верхнюю ступеньку лестницы, а Дженни Рис подняла голову, улыбнулась, глядя в глаза миссис Лейн, и хрипло прошептала: — Пойдем, любимая. Нам пора.
Мгновение спустя дверь за ними захлопнулась, и шум отъезжающей машины был единственным звуком, нарушившим тишину.
Совершенно ошеломленная, Примми сидела на ступеньках, не в силах сдвинуться с места. Конечно, ей приходилось слышать о лесбийской любви, но все ее представления — довольно, впрочем, расплывчатые — не имели ничего общего с увиденным. Две женщины, у нее на глазах сжимавшие друг друга в объятиях, несомненно, страстно любили друг друга.
Примми долго еще сидела на лестнице. Наконец-то многое из того, что всегда ставило ее в тупик, открылось вдруг с неожиданной ясностью. Если мама Кики могла так самозабвенно любить другую женщину, неудивительно, что ее отношения с мужем казались напряженными и вымученными.
Примми с трудом поднялась, ноги по-прежнему ее не слушались. Ей и прежде приходилось оставаться одной в пустом доме, но никогда еще жилище Лейнов не казалось ей таким пустынным и заброшенным, как сейчас.
Она медленно вернулась в комнату и присела на край постели. Кики явно ничего не подозревала об истинных отношениях матери с Дженни Рис, и Примми вовсе не собиралась просвещать ее на этот счет. Пусть это делает сама миссис Лейн или в крайнем случае доктор Лейн.
Хорошо понимая, как глубоко несчастен был отец Кики, она почти не сомневалась: мистер Лейн все знал.
Хотя в комнату по-прежнему вливались потоки солнца, жара уже спала. Примми взглянула на часы. Пятнадцать минут восьмого. С тяжелым сердцем она ожидала возвращения доктора Лейна.
Было уже без четверти восемь, когда Примми услышала шуршание шин по гравию. Руки ее непроизвольно сжались, пальцы вцепились в колени. Машина остановилась, громко хлопнула дверца. Послышался знакомый звук приближающихся шагов. Примми не двинулась с места.
Открылась тяжелая дубовая дверь, и мистер Лейн вошел в холл. Наступила тишина, и Примми поняла, что отец Кики читает письмо, оставленное на столике в холле. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем снова раздался звук шагов: мистер Лейн медленно направился к кухне.
Примми встала с кровати и на ватных ногах двинулась к двери. Нужно было дать знать мистеру Лейну, что она все еще в доме, что она уже упаковала вещи и собирается уезжать. Примми боязливо спустилась по лестнице и вошла в кухню.
Саймон Лейн стоял у окна, спиной к двери, ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы. Его горе казалось таким осязаемым, что у Примми мучительно сжалось сердце.
Она негромко кашлянула, и отец Кики резко обернулся.
— Больше в доме никого нет, — робко проговорила Примми. — Только я. Я была здесь, когда… когда уехала миссис Лейн.
— Она сказала тебе, что уезжает навсегда? — В лучах солнца волосы доктора Лейна казались золотыми.
Примми кивнула.
— Она была с подругой?
— Да, — подтвердила Примми. Она вовсе не собиралась причинять боль мистеру Лейну, передавая все, что ей довелось увидеть. — Не хотите чашку чаю? — предложила она, прибегнув к испытанному средству, которым всегда пользовалась ее мать, когда кто-то нуждался в утешении.
Саймон Лейн кивнул.
— Очень мило с твоей стороны, Примми. Спасибо.
В воздухе повисла непривычная тишина. Примми подошла к раковине и наполнила чайник, с горечью думая о том, что доктор Лейн останется совершенно один в этом огромном доме, когда Кики переедет в Кенсингтон.
Ожидая, пока закипит чайник, Саймон снова повернулся к окну, ссутулился и сунул руки в карманы. Глубоко несчастный, погруженный в себя, он казался значительно моложе своих тридцати девяти.
— Хотите печенье? — неестественно бодро спросила Примми, испытывая мучительную неловкость.
Он не ответил, но сам задал вопрос:
— А ты тоже уезжаешь навсегда, Примми?
— Да. Мне давно следовало забрать свои вещи, еще в последний день занятий.
— Я буду скучать по тебе, — безжизненным голосом произнес отец Кики. Примми подошла к нему и встала рядом. Хотя июль уже заканчивался, сад поражал обилием цветущих роз. Грушевое дерево, усыпанное молочно-белыми цветками розы сорта «кифтсгейт», казалось, утопало в облаках: гибкие побеги обвивали ствол и ветви пышными гирляндами. По краям газона бледно-розовые розы мешались с люпинами и дельфиниумами. Повсюду цвела лаванда, и сквозь ее тонкий аромат пробивался сладкий запах тимьяна.
— Мне тоже будет вас не хватать, — отозвалась Примми. Если бы он только знал, как сильно она станет тосковать!
— Но ты ведь будешь здесь иногда появляться, правда, Примми?
— Да. — Голос ее дрогнул. — Конечно.
— Вот и хорошо, — тихо ответил он, и его напряженные, точно сведенные судорогой плечи немного распрямились.
Чайник закипел, и Примми отошла от окна, чтобы заварить чай. За несколько минут, проведенных на кухне в опустелом доме наедине с мистером Лейном, что-то неуловимо изменилось. Примми не смогла бы сказать, что именно произошло, но теперь она точно знала, что с этого момента их отношения с отцом Кики станут совсем иными. Совершенно особенными.
Глава 9
В приподнятом настроении Кики легкой пружинящей походкой шагала по Кингс-роуд. Темные очки придавали ей сходство с американской суперзвездой. Наконец-то школа Бикли осталась в прошлом. Последние два года она выдерживала эту пытку только потому, что Артемис, Джералдин и Примми отбывали каторгу вместе с ней. Кики уступила дорогу двум ревностным последователям учения Кришны в оранжевых балахонах, увешанных колокольчиками, и мысленно поправила себя. Примми не считала мучением свое пребывание в школе. Она была совершенно счастлива и училась на совесть.
По иронии судьбы Примми оказалась единственной из всей четверки, кто хотел учиться в университете, и единственной, для чьей семьи это стало бы непосильным бременем в финансовом отношении.
Конечно, вовсе не плохо, что Примми поступит в Дарем лишь на следующий год, а пока ей придется жить в Лондоне, работать и копить деньги. Ведь это означает, что четверка сможет держаться вместе еще по меньшей мере год.
