Энн Мэйджер - Одна судьба на двоих
— А что же было потом?
— Потом я в этой стране не потерял ни одного человека.
Лицо Каттера потемнело. Черные глаза сверкали.
За его твердостью чувствовалась непередаваемая словами боль. Чейенн тут же захотелось утешить его, успокоить, забыть о своих обидах, но она поборола это желание.
— Почему же ты не сказал мне правду? — только и спросила она.
— Потому что я предполагал, что ты запаникуешь. Как это и произошло сейчас.
— Не разговаривай со мной так, будто я первоклашка. Я, естественно, испугалась. Какой-то незнакомец посылает мне фотографии трупа моего охранника...
— «Моего охранника»! — вскипел Каттер. — Счастье твое, что он не перерезал тебе глотку, пока ты спала. Нам, считай, повезло, что Хосе предпочел его убрать.
— Повезло... Ты сам виноват, что подставил нас.
Каттер сжал губы.
— Послушай, дорогая, вы с Мартином брали в долг деньги у очень опасного человека. И не возвращали их. Теперь я пожинаю плоды ваших деяний. И стараюсь вас спасти.
— Да, но у тебя не очень-то получается.
— Джереми еще жив, ты тоже! — взорвался Каттер. — Где бы ты была сейчас, не примчись я той ночью, когда ты позвонила?
— Какое это имеет значение, если мы вынуждены скрываться? Если Хосе все равно собирается нас убить?
— Проклятие, Чейенн! — Каттер вскочил с кресла, опрокинув при этом шаткую прикроватную тумбочку. Его пистолет, лампа под большим абажуром и журнал, который он читал, полетели на пол. — Неужели ты не в состоянии хоть раз в жизни поверить в меня? Ну самую чуточку?
Он вдруг сел на кровать рядом с ней, да с такой стремительностью, что она не успела отодвинуться. Длинными пальцами он схватил ее руки и притянул к себе как можно ближе.
— Я хочу поставить точки над «i», моя дорогая, — выговорил он наконец. — Похищение Джереми, смерть Курта и вообще все, что с этим связано, никоим образом не является моей виной.
— Ты делаешь мне больно, — прошептала она.
Каттер молча отбросил ее руки, словно они вызывали у него отвращение, и устало выпрямился. Затем наклонился и поднял пистолет. Он старался сдерживать свои эмоции, но все его длинное мускулистое тело было напряжено. Со знанием дела он осмотрел и проверил пистолет, смахнул с него пыль и, не глядя на Чейенн, положил обратно на тумбочку. При этом, как она заметила, его рука дрожала не меньше, чем ее. Но ему удалось овладеть собой и хотя бы внешне успокоиться.
— Может быть, в одном вы с Мартином все же сходитесь, — уже спокойным голосом сказал он. — Со стороны моего семейства, особенно от Мартина, я всегда был вправе ожидать одного — осуждения. Все мои родные были обо мне наихудшего мнения. Я вырос, сознавая это. Мартин был для наших родителей желанным сыном, которого они обожали, светом в окошке, на меня же они обращали крайне мало внимания. Я увлекался книгами, математикой, бизнесом, работал очень много и упорно, желая доказать, что чего-нибудь да стою. И научился во всем всегда быть первым. Но родителям это было безразлично. Лишь бы я помогал Мартину, заботился о нем. Мартин же относился к моим способностям весьма скептически. Ни один из родителей не знал, к чему я стремлюсь, да и не пытался узнать. Они утверждали, что я вылитый дедушка. Он был эдаким денежным мешком, который вывел нас в люди, но сам при этом остался вульгарным, грубым человеком.
Первая моя жена в этом отношении походила на них. Прошло совсем немного времени, и я понял, что в ее представлении я годен лишь для того, чтобы делать деньги. Рассудив, что, возможно, она и права, я заплатил ей отступные и избавился от нее. Любовь после этого перестала меня интересовать, я весь ушел в бизнес. Пока не встретил тебя.
Он не отрывал от ее лица взора, в котором стояла мука.
— Каттер...
— Я старался позабыть тебя, но, вот дьявольщина, все те годы, что ты жила с Мартином, не переставал о тебе думать. Мне часто приходилось видеть проезжающие в машинах или сидящие в ресторанах семьи. Мужчину и женщину с двумя маленькими детьми — мальчиком и девочкой. Сын и дочь. Семейство. Я умирал от желания иметь такое же. А как я завидовал Мартину — ведь он жил с тобой! Прямо не понимаю, как это я не сошел с ума. — Он помолчал. — Узнав после смерти Мартина, что Хосе собирается тебя убить, я понял, что потерять тебя вторично — выше моих сил. Даже если нет ни малейшей надежды на то, что ты станешь... — Он осекся. — Но, клянусь, если бы не Джереми, я бы вот сию секунду вышел из этой комнаты, чтобы никогда больше не возвращаться.
Любовь перестала его интересовать. Пока он не встретил ее... Он понял, что потерять ее вторично выше его сил... Ему хотелось иметь семью. Нормальную семью...
Сердце ее бешено стучало. В горле пересохло.
И все же Чейенн сопротивлялась тому, чтобы поверить в это.
Он молча смотрел на нее, тяжело дыша. Между ними плотной завесой висела напряженность.
— Ты считаешь меня чудовищем наподобие Хосе, — сказал он с металлом в голосе.
— Нет, нет, я...
Она не успела опровергнуть его обвинение, как дверь отворилась и в комнату вбежал явно подслушивавший у двери Джереми.
— Мамочка, — бросился он к Чейенн, — как я рад, что па... что дядя Каттер спас меня. Он застрелит Лысого и Хосе, и все будет в порядке. Вот увидишь.
— Точно, сынок, — холодно произнес Каттер.
Джереми засиял.
— Вы, видно уже обсуждали между собой этот вопрос, — прошептала Чейенн и повернулась к Каттеру. — Так каким образом ты намерен свершить это чудо? Мне бы хотелось знать подробности. Что именно вы собираетесь предпринять?
— То, что нужно будет, — отрезал Каттер ледяным тоном.
То есть нечто чудовищное, внушающее неописуемый ужас.
— О Боже! — Чейенн отвернулась.
— Не будь так несправедлива, мамочка! Дядя Каттер вовсе не плохой человек.
Джереми соскочил с кровати, приблизился к Каттеру и взял его руку в свою.
Чейенн была поражена. Мальчик, переживший похищение бандитами, способен так спокойно судить об этом! Не иначе как Каттер совсем задурил мальчика.
Сейчас, когда они стояли рядом, в глаза опять бросилось разительное сходство. Оба мужчины — и маленький, и большой — взирали на нее совершенно одинаковыми черными глазами с совершенно одинаковым выражением упрека. Сумрачные улыбки почти одновременно сползли с их лиц. И отвернулись они от нее и кивнули друг другу тоже синхронно, словно между ними существовало чисто мужское, чисто генетическое взаимопонимание.
На секунду ей показалось, что они не слышат ее. Как если бы она посылала им сигналы на одной волне, а они принимали на другой.
— О Боже! — Чейенн спрятала лицо в ладони. — И зачем только я вышла за тебя замуж! Я не хочу, чтобы Джереми вырос таким же безжалостным и холодным, как ты.
