Мелани Рокс - Снова твоя
Коул вопреки своим обещаниям даже не пытался найти работу. Зачем? Ради денег? Но у них и так денег более чем достаточно. Работа не позволила бы ему жить так, как он привык. «Дороти, разве ты не понимаешь? Я не желаю насиловать свою натуру. Я люблю свободу, — твердил Коул вновь и вновь, когда она доставала его вопросами. — Некоторые извращенцы находят удовольствие в труде. Я, слава богу, не из их числа. Давай жить и наслаждаться жизнью». Так Коул и поступал: жил и наслаждался жизнью. В отличие от Дороти, которая страдала день ото дня все сильнее.
Редкая ночь обходилась теперь без воспоминаний о Фрэнке. О тех счастливых днях, что выпали на их долю. Теперь даже рутинная домашняя работа, на которую она жаловалась прежде, начала представляться Дороти интересной и полезной. Она ведь заботилась о любимых людях! Кто теперь готовит для ее мужчин, Стэнли и Фрэнка? Наверняка они испортили себе желудки, перебиваясь заказными пиццами и полуфабрикатами. А дом? Боже, страшно подумать, во что они превратили ее цветочную клумбу у парадного входа!
Коул ковырялся в дверном замке. В том, что это именно он, а не вор, Дороти не сомневалась ни секунды. Коул снова пьян, вот и не может попасть в замочную скважину. Однако, прислушавшись, Дороти услышала неприятный женский смех. Этакое кокетливое хихиканье уличной девицы.
Что за черт?.. Дороти поднялась с дивана в тот самый момент, когда Коулу все же удалось проделать нехитрую операцию по открыванию входной двери.
Дороти не верила собственным глазам: на плече пьяного и еле державшегося на ногах Коула буквально висела размалеванная девица в сетчатых колготках невообразимого малинового цвета.
— Привет, Д-дороти! — Коул икнул.
— Коул, что все это значит? Кто эта… девушка? — Дороти смерила гостью презрительно-брезгливым взглядом. Господи, в каком грязном переулке он подцепил ее?
— Это… это Мириам. Так ведь, крошка? — заплетающимся языком представил свою новую знакомую Коул.
— Какого черта ты приволок эту девку в мой дом?!
— Во-первых, дорогая, это наш дом, — неожиданно протрезвевшим голосом ответил Коул.
У него была поразительная способность концентрироваться в стрессовых ситуациях. Словно полезная функция организма, выработанная в ходе естественного отбора и необходимая для сохранения жизни в трудных условиях.
— Нет, это мой дом, — упрямо ответила Дороти.
— Милый, кто эта женщина? Твоя мать или старшая сестра? — Девица мерзко хихикнула.
Дороти едва сдержалась, чтобы не залепить нахалке пощечину. Впрочем, в последнее время она так устала от скандалов и выходок Коула, так мало и тревожно спала, что и впрямь стала походить на женщину в годах.
— Детка, сходи искупайся в бассейне, — обратился Коул к своей подружке.
— Bay! У тебя есть бассейн? — Она надула губки. — Но у меня нет с собой купальника.
— Уверяю, тебя, «детка», — язвительно заметила разгневанная Дороти, — ни вам, ни Коулу это не помешает. Он мастер устраивать ночные купания при луне.
— Ты душка, Коул. Я тебя жду, — кокетливо сказала девица. Затем посмотрела сверху вниз на Дороти и добавила: — Поговори пока со своей няней. Видимо, она до сих пор считает тебя ребенком.
— Я так больше не могу! — с надрывом воскликнула Дороти, когда дерзкая девица скрылась за дверью, ведущей из гостиной во внутренний дворик, где располагался большой бассейн, окруженный садом.
— Я тоже. — Коул плюхнулся в мягкое кресло и с видом победителя откинулся на спинку. — Что ты предлагаешь?
— Оставь меня. Возвращайся на Гавайи. Я могу даже оплатить тебе билет на самолет или…
Дороти не договорила, потому что гостиную потряс гомерический хохот. Коул смеялся. Над ней. Над ее наивностью и простодушием.
— Если тебе что-то не нравится, не устраивает во мне… Что ж, я готов исчезнуть из твоей жизни. Двести тысяч долларов. Возможно, я послушаюсь твоего совета и вернусь на острова. Впрочем, мне приглянулся и этот домик. Так что я не стану возражать, если ты решишь оставить мне его в качестве прощального подарка.
— Что? Коул, какие еще деньги?
— В противном случае мне придется поговорить с журналистами. Знаешь, этих ребят хлебом не корми, а дай разгрести какую-нибудь грязную и дурно пахнущую историю. Как считаешь, положение семейных дел Эбигейлов их заинтересует? Можешь не отвечать. Полагаю, они накинутся на вас как стервятники. Мне тут дружок нашептал, что Фрэнк Эбигейл — важная шишка, который страсть как боится скандалов. — Коул самодовольно ухмыльнулся.
— Ты… ты подонок. Я терпела три месяца!
— Ну, насколько я помню, ты получила сполна.
— Сполна? О чем ты?
— Думаешь, мне доставляло особое удовольствие спать с тобой? Ублажать, изображать величайшее счастье?
— Мерзавец!
— Конечно, Дороти, ты была не самой худшей из моих любовниц. Порой мне приходилось буквально затыкать нос, чтобы не чувствовать запаха разложения, который шел от богатых старух. Таких, как ты.
Дороти бессильно опустилась на диван. Господи, когда же закончатся эти унижения и оскорбления? Коул уже не в первый раз называл ее старухой. Куда подевался влюбленный парень с горевшими от восхищения и страсти карими глазами? Где тот Коул, который покорил ее на
Гавайях? Куда все исчезло? Что же ей теперь делать? Неужели ей придется всю жизнь содержать паразита? Впрочем, где она возьмет двести тысяч долларов и где гарантии, что через год-другой Коул снова не напомнит о себе, запросив очередную порцию денег?
Отдать ему загородный дом? Где же тогда станет жить она сама? На улице? Под мостом, пополнив ряды бездомных бродяжек? Вернуться к Фрэнку она не посмеет. Не решится посмотреть в глаза мужу, сказать, как она раскаялась. Не осмелится признаться, что осознала свою ошибку, что она по-прежнему любит его.
— Что ж, подумай над моим предложением. По-моему, я довольно гуманен с тобой, дорогая. Нельзя же оставлять стариков без единого цента. Старших полагается почитать и уважать. — Коул снова рассмеялся.
У Дороти даже не нашлось сил, чтобы расплакаться. Только не сейчас, не в присутствии этого наглеца. Она не даст ему почувствовать собственную слабость.
— Кстати, будь повежливее с Мириам. Мне по секрету сообщили, что в постели она творит настоящие чудеса. Если это так, то… может так случиться, что она станет жить с нами. Не беспокойся, кастрюли тебе делить с ней не придется. Ты останешься единственной хозяйкой кухонных владений. — Коул ухмыльнулся. — Мы найдем занятие поинтереснее.
— Я… я тебя ненавижу, Коул!
— Какая жалость! — насмешливо отозвался он. — Неужели ты предполагаешь, что я сгораю от страсти к тебе? Опомнись, дорогая. Единственное твое достоинство — деньги твоего мужа. Вот если бы ты овдовела… Я бы с радостью женился на столь богатой вдовушке. — И Коул мечтательно присвистнул.
