Кэтрин Манн - Танец лунного света
— Почему у тебя нет детей?
Ее улыбка моментально растаяла.
— А почему ты так плохо воспитан?
Проклятье. Рейф не собирался портить этот вечер, но вопрос сам сорвался с языка. Может, ему просто надо было знать, что есть какая-то серьезная причина помимо того, что она ждет подходящего времени. Ему не хотелось, чтобы она любила Доббса так же, как его.
Он был противен сам себе из-за таких мыслей.
— Если не хочешь отвечать, не надо.
Она остановилась, вырвалась из его рук и отошла к перилам балкона.
— Мы с Квентином постоянно пытались завести детей, но я с трудом беременела, а когда получалось, у меня случались выкидыши на раннем сроке.
Господи. Он был еще большей скотиной, чем думал. Такой вариант даже в голову ему не пришел, когда он так бездумно затеял этот разговор. По ее напряженной спине он понял, как сильно ранил ее своим вопросом.
Рейф подошел к Саре и встал рядом с ней, глядя на каменистый обрыв внизу.
— Прости. Я очень жалею, что поднял эту тему, и мне невыносимо думать о том, что ты перенесла. У тебя должен быть полный дом детей с твоими огненными волосами и чудесной улыбкой.
— Да, должен. — Она сжала губы, а потом вдруг выпалила: — А еще мой муж должен быть жив, но я не могу изменить ни то ни другое. Жалею ли я? Разумеется. Три года я только и делаю, что жалею. Мне кажется, эта боль никогда полностью не отпустит меня, но надо как-то жить дальше.
Шмыгнув носом, она резким движением вытерла глаза, по-прежнему не глядя на Рейфа. Он оперся о перила, всматриваясь в раскинувшийся перед ним пейзаж, который он выбрал несколько лет назад, не осознавая, что выбирает, думая о Саре.
— Я как-то приезжал повидаться с тобой.
— Когда? — Она наконец посмотрела на него; взгляд ее был холоден. — Почему не дал о себе знать?
— Через два года после того, как я уехал. — Он вспомнил тот день, показавший ему, как сильно он скучает по ней, сильнее, чем вообще был способен скучать по кому-то, как он думал раньше. — Мне представилась возможность переехать в Нью-Йорк. Я знал, для тебя что Лос-Анджелес, что Нью-Йорк — ты все равно не согласишься поехать со мной, но подумал, ничего страшного не случится, если я все-таки предложу тебе поехать со мной.
— Через два года… Я тогда только-только вышла за Квентина или даже лишь собиралась.
— Только собиралась, я приехал прямо перед вашей свадьбой. — Он слышал, что они обручились, и это сводило его с ума. — У меня была безумная идея поговорить с тобой непосредственно перед тем, как ты сожжешь мосты. Я бы постарался убедить тебя не выходить за него. Я заметил тебя на празднике, посвященном Дню независимости. Все было организовано очень просто, и ты наслаждалась каждой минутой, проведенной там.
Теперь Сара не отрывала от него широко раскрытых изумрудных глаз, в которых отражался лунный свет.
Рейф коснулся пальцами ее губ:
— У тебя на губах были остатки какой-то красной сладости, и меня пронзила мысль, что Квентин Доббс имеет право сцеловать их. Он, а не я. Я больше не мог этого сделать. Ты приняла решение, выбрала человека, который даст тебе все, о чем ты мечтала.
— Я мечтала о тебе, — прошептала она и потерлась щекой о его руку. — Я хотела уехать с тобой, Бобом и Пенни в Лос-Анджелес.
— Ты так говорила, но в последнюю минуту отказалась, сказав, что это не то, чего я на самом деле хочу. Ты осталась бы со мной, если бы я согласился не уезжать и обречь нас обоих на нищенское существование в этом крошечном городишке?
Сара грустно кивнула:
— Рейф, я знаю, смерть твоей матери больно ударила по тебе, но люди как-то устраивают свою жизнь и в маленьких городках и живут счастливо. — Она сжала в горсти его рубашку. — Мне кажется, ты пользуешься своим горем как оправданием для всех своих действий. Если бы ты действительно любил меня, ты позволил бы нам не гнать лошадей и прийти к компромиссу. Тебе совсем не обязательно было ехать в Лос-Анджелес только потому, что Боб и Пенни уезжали.
Рейф вспыхнул от гнева. И зачем он распинается перед ней, обнажает свою душу, рассказывает ей вещи, которыми ни с кем никогда не делился?
— Ты можешь обвинять меня во многом — в эгоизме, в непорядочности… — Он крепко сжал ее руки, не давая ни малейшей возможности вырваться. — Но не смей сомневаться, что я любил тебя.
Он отвернулся, чтобы не сорваться на нее окончательно, но она поймала его за плечо:
— Прости.
Рейф оглянулся:
— За что конкретно?
— За всю боль, которую мы причинили друг другу.
По ее щекам текли слезы, но голос был тверд, и плечи не дрожали. Чувства, владевшие Рейфом в прошлом и настоящем, смешались в один безумный вихрь. Желание быть рядом с ней, в ней, пронзило его, как клинок. Сара шагнула к нему — всего один маленький шаг, но его оказалось достаточно. Рейф впился поцелуем в ее губы, словно ставя на ней свое клеймо. Сара вцепилась в его рубашку; пуговицы с дробным стуком посыпались на пол. Ночной воздух охладил его грудь, но прохлада быстро сменилась жаром ее губ, заскользившим по его коже со страстью ничуть не меньшей, чем его собственная. Рейф сгреб подол ее платья и потянул вверх, снял его и бросил на пол. Она ахнула, но он прижал палец к ее губам:
— Не волнуйся, нас никто не увидит. — Рейф сделал шаг назад, любуясь Сарой в желтом шелковом белье. — Думаешь, я позволю кому-то еще смотреть на тебя?
Одним движением он привлек ее к себе и снял с нее бюстгальтер без бретелек. Музыка пробуждала все больше воспоминаний, и Рейф медленно повел Сару к скамье. Ее грудь касалась его с каждым шагом, и скоро он уже не понимал, кто из них стонет от удовольствия.
Сбросив остатки одежды, Рейф уложил Сару на скамью. Наверху их ждала огромная мягкая постель, но они столько раз в прошлом мечтали заняться любовью под звездами, что не воплотить эту мечту в их идеальном доме было просто невозможно. Сара откинулась на скамью в томительном ожидании. Рейф вытащил презерватив из бумажника, и скорбь мелькнула в глазах Сары. Рейф прижался губами к ее векам; он постарается залечить ее раны, он сделает для этого все.
Сейчас, однако, все, что он мог дать ей, был он сам, и он вошел в нее. Влажный жар, сжавший его, чуть было не перекинул его через край, но он сдержался, желая как можно дольше растянуть эти блаженные минуты. Подростком он постоянно думал о том, как и где он хотел бы заняться любовью с Сарой, и вот такая обстановка была его любимой мечтой. Он перекатился на спину, не разрывая идеального соединения их тел, входя в нее глубже. Теперь он мог еще и смотреть на нее столько, сколько захочет.
Рейф сжал ее молочно-белые груди, и стон сорвался с ее влажных губ. Ее руки беспорядочно шарили по его телу, ногти оставляли красные дорожки на коже. Ее грудь поднималась и опадала в ритме его движений, щеки окрашивал все более густой румянец, и она двигалась все быстрее, быстрее, быстрее…
