Юлия Туманова - Семь верст до небес
В считанные секунды ему вспомнилось все — и встречи с девицей, и собственная безрассудная смелость вперемешку с приступами головокружительного страха, и кабинет шефа, и свет фонаря, и триумфальное шествие по парку Белинского с пачкой баксов в кармане.
— Возвращайтесь домой, господин Балашов, — напомнили о себе цепные псы его нанимателей.
Домой, вашу мать?!
Да в гробу и в белых тапочках он видел этот дом! Теперь, после того как попробовал совершенно другую жизнь — беззаботную, сладкую, на роскошной перине номера люкс, с утренним кофе в постель, с морской водой в бассейне, с серебряными вилками и фарфоровой супницей за обедом, — как он может вернуться в прежнюю?!
Туда, где ничего такого в помине нет!
Чтоб вы провалились, гады!
— Конечно, — сказал он вслух, — я понимаю.
Он прикинул, можно ли уйти от слежки. Вряд ли ему угрожает слава Джеймса Бонда, стало быть, надо брать не сноровкой и силой, а хитростью. Стоп, а вообще кто сказал, что они караулят его день и ночь?! Надо всего-навсего дождаться темноты и потихоньку ускользнуть из дома.
Навсегда!
И плевал он на эту чертову работу! Распоряжаться собственной жизнью он не позволит. Пошли они к дьяволу, эти уголовники!
Он еще не совсем понимал, что значит вся эта бодяга. Им пока руководило только оскорбленное самолюбие, которое не могло стерпеть подобного обращения.
И ясно было одно — жить по указке он не согласен. Пусть даже за деньги! Какая от них радость, если он даже не может потратить их по собственному усмотрению? Так что — спасибо, и адью!
Осталось только придумать, как и куда свалить из города.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Утро еще не окрепло, но, отодвинув накрахмаленную белоснежную занавеску, Ольга увидела осень, едва поспевавшую за поездом. Лысый ветреный ноябрь мелькал в окне, рассвет за забором худых деревьев казался узником, навсегда лишенным возможности стать новым днем. Но день этот настал, и с удовольствием выпив кофе — в вагоне СВ его готовили вполне прилично, — Ольга достала мобильный.
— Кирилл, ты еще дрыхнешь? Мы подъезжаем.
— Мы?! У тебя с этим Мишей все так серьезно?
— Не с Мишей, а с Митей! — обиженно засопела сестра. — И одна я еду, не волнуйся ты так!
— Я наоборот… обрадовался.
Ага, обрадовался он. Просто не поверил, вот и все. Оба они — что Кирилл, что Ольга — длительных отношений с противоположным полом не признавали. Не хотели или не могли, она еще не поняла до конца. Так получалось.
С тех пор как умерла бабушка и обнаружилось вдруг, что никому на свете они не нужны, началась бешеная гонка. Финиш в ней был невиден, приз — неведом.
Но движение было обязательным, все время казалось: стоит остановиться — и случится непоправимое. Хотя что-то непоправимей бабушкиной смерти представить было нельзя.
Дом в Русском Ишиме, где они выросли — грязь по колено, леса дремучие, поляны клубники, одна-единственная лавка с горами слипшихся леденцов и батареей кильки в томате, наглухо заколоченный клуб, покосившиеся избы и пара шведских домиков местных богатеев дяди Гриши и бывшего председателя бывшего колхоза Семена Карпыча — пришлось продать.
Корову Белочку — тоже.
Гусей и поросят сдали на ферму.
Полкана — вихрастого задиру с вечными репьями на хвосте и надорванным ухом — доверили соседке тете Глаше.
А что еще оставалось?!
Ольга понимала, что — ничего. Всю жизнь в Пензу из села не наездишься. С этюдником вообще в автобус не влезешь. А когда она решила снять квартиру в городе, оставив на брата хозяйство, он взбунтовался.
— Ты в художку поступила, чтобы потом в деревню вернуться, что ли? С Карпыча портреты писать? Вот и я говорю, что нет. Значит, ты сюда не вернешься. А мне одному с тоски, что ли, вешаться?
Пожалуй, он мог бы. В доме, где каждая половица скрипела, будто вздыхая о бабушке, оставаться было невыносимо. Но бросить все это?!
Год они промаялись кое-как, а следующей осенью Кир должен был пойти в армию. Ольга втайне надеялась, что убедит его не продавать дом — надо же будет ему, молодому и неприкаянному, где-то жить. Она чувствовала себя собакой на сене, не желая расставаться с домом и одновременно не представляя себе жизни в нем. Вот если бы Кирилл остался, обзавелся бы семейством… А она бы приезжала на выходные и в праздники, нянчилась с племянниками, гуляла в лесу…
Это были настолько эгоистичные мечты, что ей становилось стыдно. Но от своего она не отступала, ненавязчиво, но упрямо внушая Киру, что продажа дома — это просто предательство.
Кирилл в ответ на дипломатичные и тонкие намеки орал, негодующе размахивал руками и хлопал дверью, сбегая от разговора. А осенью вместо повестки в военкомат предъявил сестре студенческий билет. Ему удалось поступить на исторический в пединститут.
— Молодец, — вздохнула тогда Ольга, — только ездить-то далеко… я вот вся прямо измучилась за этот год!
— Измучилась она! — фыркнул Кирилл. — Давай объявление, и хватит уже друг друга мурыжить. В город нам надо перебираться.
Дальше тянуть не имело смысла. Оки сняли «двушку» в Кривозерье у самой железной дороги, и с тех пор Ольга научилась засыпать, даже если бы рядом шли подрывные работы.
Продажей дома занимался Кирилл, и так увлекся этим делом, что чуть было не завалил первую сессию. Зато нашел себе хобби помимо истории.
Кто мог тогда предположить, во что это хобби выльется? Он просто играл в важного дядьку, осматривал дома, беседовал с соседями, помогал землякам находить нужные варианты обмена или купли-продажи. Безвозмездно, как выражался герой одного старого мультика.
Вот и доигрался. Ни единого дня Кирилл не работал по специальности, хотя к пятому курсу у него было столько связей, что он мог бы легко устроиться в теплое и престижное местечко. Например, на местное ТВ, и передачу не мудрствуя лукаво назвали бы, допустим, «Тайны истории». Все равно каждую вторую программу провинциальные телевизионщики слизывали с ОРТ или с НТВ.
На экране Кир смотрелся бы великолепно. Смуглый высоченный красавец с яркими синими глазами — настоящий мачо, да и только. Язык у него, опять же, подвешен.
Только вот что-то не тянуло его в эту кухню.
Мог бы навострить лыжи в только что отстроенную школу для ребятишек пензенской элиты. Поговаривали, что учителям там платят очень даже пристойно. Вот и преподавал бы себе историю. Сейчас так вообще школу лицеем назвали, забор вокруг поставили и педагогов на стажировку в Москву отправляют.
Однако, и школьные будни Кирилла не привлекали. Связи свои он использовал исключительно для создания «Русского дома». И вместо телеведущего, учителя истории или профессора — чем черт не шутит?! — стал называться загадочным словом риэлтор. А потом уселся в кресло и начал руководить.
